— Воняешь, как помойка, — легонько отталкивает меня девушка, когда полисы удаляются. — Так ты меня из неё и достала. — Нам сюда, — командует она, пересекая дорогу и отгибая лист ржавого металла в заборе. — Здесь пищевая фабрика, охраны почти нет, в основном железяки вдоль цехов. Следующие полчаса мы пересекаем фабрику, огибая здания и стараясь не попадаться на глаза немногочисленным людям, суетящимся на территории. В конце концов, Лилит подводит меня к очередной дыре в заборе и, когда мы пролезаем через неё, говорит: — Лицо у тебя знакомое, но я спрашивать не буду, кто ты и настоящее ли имя мне назвал. А вот, за ускорителями надумаешь обратиться — Спрашивай Лилит. Я обычно по клубам, но для тебя сделаю исключение. Я киваю и мы расстаёмся. Короткая память на ненужные события — это нормально. Ещё год назад моё лицо мелькало практически в каждой рекламе киберигровых турниров. А потом я завалил один из них. У меня, конечно, была причина. Но тех, кто делал ставки, это абсолютно не волнует. В таких случаях забвение приходит раньше, чем популярность успевает иссякнуть. 06. DLC: Пока не закончатся капсулы (почти сейчас) «Кусака» — любимое оружие садистов. Тонко настраиваемая сила разряда даёт возможность выбирать уровень дискомфорта для жертвы из широкого диапазона: от простой встряски до отключения сознания. — Где растворитель? — повторяет свой вопрос парень с татуировкой вычурного дракона, расползающейся по предплечью, и снова приставляет шокер к моему животу. — Я же сказала, у меня его нет. Он жмет на кнопку и очередной цветок болезненной судороги, опоясывающий тело, вгрызается в кожу. — Я могу поднять мощность, — угрожает он. — И тогда никто не даст гарантии, что твои внутренности выдержат. Знаешь, что происходит с легкими, когда сквозь них проходит разряд? Я молчу. Не потому что знаю или хочу, чтобы он рассказал. Я думаю о том, как буду выпутываться из сложившейся ситуации. Первая раздача и сразу такое… Интересно, если подобное будет случаться со мной регулярно, я привыкну? * * * Регулярность формирует сознание. Так говорит Лис, с которым мы фасуем кристаллы. Он не раз предлагал мне не только фасовать, но и раздавать. Но я не решалась. — Ты, Лилит, всё равно в клубах с сумерек до зари. Делов-то, в визитницу записать три десятка фраз. Тебе озвучили — отдала — стёрла. Озвучили — отдала — стёрла. — А если попадусь? — Да кому ты нужна? Народ на раздачах годами. Для тех, кто не в теме, ты просто тусуешься. Для тех, кто в теме, ты существуешь только в момент получения капсулы. — Так ловят иногда. При мне было пару раз, выводили в зип-локе из клуба. — Это жадных ловят, кто сразу миксует, чтобы получить больше с каждой дозы. А у меня ты всего лишь часть сделки. И носить с собой можешь хоть мешок этого добра, — он кивает на горку полупрозрачных фиолетовых кристаллов, из которой я пинцетом беру по два и закладываю в желатиновые капсулы. — Это всего лишь составляющая, которая сама по себе безобидна. Как печенька. Максимум, что может случиться — ты закашляешься, поперхнувшись. * * * — Ты станешь кашлять кровью, потому что сосуды внутри твоих лёгких полопаются, — объясняет татуированный. — А в лёгких мно-о-го сосудов. Но самое прикольное не в этом. В заполненные кровью лёгкие перестанет поступать кислород. А если в них перестанет поступать кислород… Он делает паузу, позволяя мне самой додумать, что я почувствую. Но я не позволяю фантазии разыграться. Я думаю о том, что в рукавном замке косухи, образовывающем карман, лежит декоративный вибронож. Глупый атрибут, претендующий максимум на звание безделушки для дурочек, типа меня. Проблема заключается в том, что мои руки за спиной скручены пластиковым зипом-локом. А он так устроен, что от любой попытки пошевелить связанными конечностями, только сильнее затягивается. — Где растворитель? — ещё раз спрашивает придурок, поднося «кусаку» к моему лицу. — Ты понимаешь, что я не остановлюсь? Ты же умная девочка? * * * Лис очень умный, но очень странный. Среди тех, кого я знаю лично, наверное, самый странный. Ходят слухи, что его приглашали консультантом в «Биотеч», на полный пакет. Но он отказался. Легенда. Байка. Трёп. Никто не отказывается от работы на корпу. Работа на корпу, это нормальная квартира на втором ярусе сити вместо бокса в человейнике, оплата труда в разы больше безусловки. А если ты ценный сотрудник, то и безусловку будут компенсировать и водный лимит поднимут. Да много чего. — Лис, а правда, что тебя приглашали в «Биотеч»? — «Байотех» — поправляет меня Лис. — Правильно произносится «Байотех». — Да чи не пофиг, — отмахиваюсь. — Так, правда? — Было дело, — не отрываясь от сборки уже наполненных мной капсул, соглашается он. — Только не в «Байотех», а в «Фарматикс». Сразу после середухи. Химия мне всегда легко давалась. — А почему ты отказался? — Потому что регулярность формирует сознание. — Ты это постоянно говоришь. Что это вообще означает? Какой в этой фразе смысл? Лис запаковывает очередную капсулу и только потом объясняет: — Если какое-то событие происходит регулярно, то, в конце концов, ты к нему привыкаешь. И даже считаешь нормой. От некоторых таких событий люди могут испытывать неудобство, но всегда настаёт момент, когда отсутствие события, ставшего регулярным, начинает вызывать дискомфорт. — Да ладно! Как можно привыкнуть к чему-то, что тебе не нравится? — Можно. Мы же привыкли к тому, что вода распределяется по боксам человейников, исходя из принятого за необходимый минимум количества? Хочешь больше — плати. — Но так ведь было всегда, — возражаю я. — Так не было до войны, — возражает Лис, — а война закончилась много поколений назад. — Ты б ещё доинформационную эпоху вспомнил. — Но привыкли же и считаем нормой? Даже не пытаемся изменить ситуацию, хотя это и не нравится, правда? — Лис запечатывает очередную капсулу и, видя, что я не отвечаю на его вопрос, продолжает: — Другая грань привычки — безусловный социальный минимум, который ты получаешь. Это то, что происходит регулярно и если у тебя это отнять, ты будешь, скажем так, недовольна тем, что лишена минимального комфорта. — Ну, конечно, я буду недовольна. Минималка — это чтобы жить… Лис перебивает: — И кроме минимума ничего в этой жизни не иметь. — Так это потому, что я больше ничем и не занимаюсь, — киваю на фиолетовую горку на столе. — Кристаллики вот, пакую тебе. Да и то, для имиджа. Потому что иногда могу кому-то знакомому в клубешнике презентовать. — А среди твоих знакомых и друзей есть хоть один, который чем-то занимается не для имиджа? Я молчу. Не потому что вспоминаю, а потому что ответ очевиден. * * * Я молчу. Потому что повторять в десятый раз нет смысла. Если этот обмудок не верит, что у меня нет второй составляющей наркотика, то будет продолжать делать больно до тех пор, пока я не скажу ему где вторая часть. Если понял, что я не вру, и всё равно продолжает, значит, это доставляет ему удовольствие. Татуированный нажимает на кнопку и прямо перед моим носом раздаётся короткий ослепляющий щелчок разряда. Я испуганно дергаю головой и ударяюсь затылком о железный прут забора, к которому прикована. Ору дурниной: — Да нет у меня растворителя! Я одну часть продаю, кто-то — другую. И мы, блядь, не знаем друг друга! Стараясь не обращать внимания на немеющие руки, тянусь пальцами левой к рукавному замку правой, чувствуя, как лента зипа впивается в кожу. Расстегнуть рукавной замок я, конечно же, не смогу. Но если нащупаю сквозь ткань куртки кнопку на рукояти ножа… — Я же в любом случае получу с тебя хоть что-то, — говорит татуированный, не убирая шокер от моего лица. — Если не растворитель… Он замолкает на середине фразы, а я чувствую, как его не занятая рука нахально протискивается между моих бедер и поднимается вверх, упираясь в промежность. — …то кое-что другое. Я закусываю губу, потому что лента зипа слишком сильно впивается в кожу рук. Но татуированный истолковывает это по-своему. — Не криви мордаху. Тебе понравится. Кнопка под пальцами. Нажать — это ещё раз напрячь кисть. И тогда лента оков вопьётся в кожу ещё сильнее. Но я нажимаю, чувствуя, как нож начинает мелко дрожать, разрывая ткань рукава. Сложность в том, что руку нужно будет изогнуть ещё сильнее, чтобы вытащить нож из образовавшейся дыры. * * * — Да, это сложно, заставлять себя делать что-то. Но развитие и подразумевает наличие сложностей, — объясняет Лис. — У китайцев нет базового безусловного дохода. Именно поэтому они впереди планеты всей. Их технологии — то, к чему мы с нашей моделью общества придем не скоро. Или не придем вообще. За то у нас есть выбор, делать что-то или не делать ничего. Но устроен он так, что всячески толкает тебя ко второму варианту. — Да если б у меня была возможность… — У тебя есть возможность. Ты только что сказала, что ничем не занимаешься. А знаешь почему? — Почему? — буркаю я, уже понимая, что он со своими аргументами припер меня к стенке.