— Как вы попали в территориальные воды Китая? — раздаётся из динамика устройства. Вот так, ни здравствуйте, ни как вас зовут. Сразу к делу. Хотя, чему я удивляюсь… Как я сюда попал? Очень странно попал. Что там говорила Бета-версия? Рассказывать всё как есть? Ну, что ж… Рассказываю. Точнее, отвечаю на вопросы. Откуда я, как попал в лабораторию «Кристалис», об экспериментах, о побеге. Как я думаю, максимум, который мне светит — удаление напичканных в меня новшеств для подробного изучения. Меня ведь наверняка просканировали с головы до пят и давным-давно составили список имеющихся «улучшений». — Вы уверены, что вам вживляли бионейроимпланты? — Не знаю, — пожимаю я плечами. — Очень долгое время я находился в камере депривации. А следующее, что помню — условия, на которых мне было предложено остаться в живых. Они пообещали, что вернут Ржавой возможность ходить в виртуалье… Рассказывая, я делаю паузы, ожидая, пока коробочка озвучит предыдущую фразу. — Кто такая Ржавая? — Девушка, с которой я жил, вместе с которой меня похитили. Маша. — За что вас похитили? — Не знаю, — вру я. — Чем занималась ваша… — мужчина в халате медлит, видимо, подбирая правильное слово, — сожительница? — Доставала информацию из сети на заказ. — Законными методами? — Нет конечно. — А вы? — А я геймер. Хотя, мне тоже довелось поучаствовать в подобных мероприятиях. Но в целом я старался не совать нос в её дела. Каждый занимался своим. Но у нас была совместная база: лимиты на воду, возможность оплачивать ячейку человейника напополам. — Человейника? — не понимает человек в белом халате. — Многоэтажные здания для бедных. Это сленг тех мест, где я жил. Мужчина кивает. И задаёт следующий вопрос. За ним ещё один. А потом опять. Мы разговариваем более двух часов, за которые выясняется, что моё тело не содержит вообще никаких апгрейдов. — Даже подкожных наушников? — удивляюсь я. — Даже подкожных наушников, — кивает мужчина. Я запоздало смотрю на кисть правой руки, и до меня доходит, чего на ней не хватает — социального чипа. — Мы проверили вас всеми доступными методами. Досмотр организма проводили даже с помощью нанитов. Но и они ничего не нашли, — говорит не представившийся мужчина. — Однако, вернемся к нашему разговору… Он очень долго расспрашивает меня о подробностях всего, что происходило на базе «Кристалис» и, в конце концов, выносит вердикт: — В целом данные совпадают. — С чем? — не понимаю я. — С той информацией, которую мы получали от своих людей. Корпоративный шпионаж. Куда ж без него. Улыбаясь друг другу в лицо во время официальных переговоров, главы корпораций подсчитывают в уме, какой процент прибыли пойдет на подкуп служащих, сколько выделить на разработку всяко-разных маячков, мини-роботов и прочей аппаратуры, позволяющей выведать секреты корпорации-партнёра. Наверняка в эту цифру включены и сетевые спецы всех мастей, способные как извлечь, так и защитить, если не любую, то почти всю информацию с серверных узлов партнера. И гораздо больше уходит на защиту от дружеских действий таких же партнёров. А уж если взять в расчет, что агломерация сити и Китай — это разные государства, то и подавно. Мой собеседник, также как и я, делает паузы, чтобы переводчик успевал озвучить очередную фразу. — Данные, предоставленные нашими людьми в сити, совпадают с тем, что рассказываете вы. — А чипы? — Самоуничтожающиеся аугментации давно не новость, тем более, в анализах, сделанных сразу после того, как вас доставили на берег, были обнаружены продукты распада кремния и прочих химических элементов, которые используются при создании имплантов. — Да ну не могли же они так быстро раствориться сами по себе. Доктор смотрит на меня изучающим взглядом, возможно, определяя, действительно ли я настолько несведущ или притворяюсь. А затем подходит к настенной доске и в три жеста разворачивает какую-то схему, попутно объясняя: — Чипы такого рода оснащены отдельным блоком с наноботами, запрограммированными на разборку при получении определенного сигнала, — его палец обводит часть рисунка, — получив который они, как муравьи, начинают растаскивать чип на молекулы, после чего самоуничтожаются. Мы предполагаем, что в вашем случае, одна из ситуаций, в которых инициируется самоуничтожение чипов — разрыв связи с базой «Кристалис» или нечто похожее, — мужчина даёт коробке-переводчику договорить. Затем продолжает: — Как вы понимаете, в сложившейся ситуации мы не можем отпустить вас прямо сейчас. Мы могли что-то упустить, а вы можете сами, не осознавая того, являться носителем чего-то, еще неизвестного за пределами лаборатории, в которой вас содержали. Например, какой-то сверхновой разработки, при помощи которой над вами проводили эксперименты. И до тех пор, пока мы не убедимся в том, что вы не представляете опасности, вы будете ограничены в свободе перемещений. Мужчина снова даёт переводчику договорить озвученный им текст. Затем молчит еще немного, возможно, давая мне осознать сказанное им и видя, что вопросов у меня пока что нет, спрашивает: — Как вас зовут? — Игант, — представляюсь я, думая, что нормальные люди с этого разговор и начинают. — Меня зовут Шень, — представляется мужчина в халате в ответ. — Доктор Шень Ли. — Игант Мур, — повторяю я своё имя, но уже с фамилией. И спрашиваю: — Я нахожусь под арестом? — Под охраной, — поправляет меня Шень Ли. — Наша система безопасности по праву считается самой лучшей из существующих, но и она не безупречна. К сожалению, мы не располагаем достаточным количеством информации, позволяющей сделать вывод о том, что вы утратили интерес для «Кристалис». Их океаническая лаборатория — очень закрытый объект и все данные, которые мы получаем о ней, идут с материка. Но, предполагается, что процент вашей полезности минимален и им можно пренебречь, однако некоторое время вам придется побыть под надзором. Я киваю. * * * Дни проходят как под копирку. Туалет, душ, завтрак, прогулка по прилегающей к зданию территории, обнесенной забором, лингвистическая программа на локальной доске, не имеющей выхода в сеть. Затем обед и снова десктоп. Иногда я пялюсь в настенный, иногда в переносной. Но с настенным что-то неладно. Время от времени частота обновления экрана сбивается и он начинает неприятно мерцать, а от этого очень быстро устают глаза и начинает болеть голова. Поэтому, чаще я провожу время за выделенной мне мобильной доской. Благо, в ней есть не только обучающие программы, но и во что поиграть. Игры, хоть и примитивные, помогают скрасить череду однообразных дней. Ближе к вечеру прогулка по той же площадке и ужин. Немного свободного времени, которое я провожу пялясь в потолок, или в десктоп. Из людей я вижу только Доктора Шеня, с которым мы беседуем при помощи переводчика. Кто он. Военный? Врач? Военный врач? Психолог? Бионейрофизик? Это единственный человек, которого я вижу. Всё остальное отдано на откуп машинам, глазкам камер и сенсорам, которые даже не замаскированы. Звуковой сигнал, отъезжающая в сторону панель — пора на прогулку. Звуковой сигнал, открывающаяся ниша в стене — набор из двух блюд, пресных на вкус, но калорийных, потому что чувство насыщения приходит быстро и надолго. Доктор Шень настаивает на том, чтобы я учил язык, но этому я уделяю минимум времени, потому что мозг не видит стимула для изучения и слова с фразами усваиваются очень тяжело. Да, я уже могу поздороваться или попрощаться на китайском, односложно отказаться или согласиться. В паре фраз охарактеризовать погоду. Но это всё, на что хватает моего внимания, очень быстро переключающегося на собственные мысли, бегущие по одному и тому же кругу: вылазка, Бакс, захват, камера депривации, база «Кристалис», обещание Саринца вылечить Машу, ИскИн, побег. Я начинаю сомневаться в реальности происходивших событий. Я начинаю сомневаться в существовании сбежавшего из лаборатории искусственного интеллекта. Я начинаю сомневаться в существовании самой базы. А в какой-то момент додумываюсь задать себе вопрос: может быть, это злая шутка сторожевых программ? Может, я не успел завершить набег и сейчас стою на пустом и темном этаже человейника с вытянутой над десктопом рукой и пускаю слюни, невидяще пялясь в этот самый десктоп? И не было никакого побега, никакой базы… Сторожевые программы развиваются, им помогают развиваться люди. Может, одна из них подкинула мне какой-то вирус, играющий с моим мозгом, растягивающий время до бесконечности? И числа на экране настенного десктопа, судя по которым проходит три недели моего заточения где-то в Китае, всего лишь часть галлюцинации, созданной моим мозгом, подстегнутым вирусом? Научили же сторожей выжигать чипы? Так почему бы их создателям не научить своих «питомцев» выжигать или циклить мозги? К концу третьей недели, ближе к вечеру, меня начинают преследовать головные боли. Чем больше вопросов я себе задаю, тем сильнее болит голова. Однако, Шень Ли, проведя несколько тестов, уверяет, что с организмом всё в порядке, а головная боль вызвана непрестанным мыслительным процессом, порождаемой им паникой и однообразием обстановки. В конце концов, я принимаю на веру его уверения, смиряясь с существующим положением вещей. И как только я смиряюсь, всё изменяется. Серая панель двери, отъезжая в сторону, являет мне всё того же доктора Шеня и мужчину моих лет рядом с ним. — Это — Ву. Это — Игант, — представляет он нас друг другу. И, уже обращаясь ко мне, сообщает: — Ву будет вашим гидом, наставником и охранником по совместительству. Мы считаем, что вы не представляете интереса для «Кристалис» и не представляете какой-либо угрозы для нас, Игант. — Но? — я понимаю, что после таких вступлений обязательно должно быть «но». — Но мы не приемлем ничем не занятых людей, — говорит Шень Ли. — А трата времени и ресурсов на то, чтобы наблюдать за вами, только отдаляет время вашей социализации. О да. Каждый должен приносить максимальную пользу, чтобы страна процветала. Насколько я знаю, у них даже нет такого понятия, как базовый доход. Приносишь пользу — получаешь все необходимое. Приносишь много пользы — получаешь сверх необходимого. Чем больше пользы, тем больше благ. Но какой у меня выбор? Вернуться домой? Даже если меня отпустят, и я каким-то чудом доберусь до своего сити, то там-то, во владениях «Кристалис», моя персона наверняка не останется незамеченной. — Ву — работник спецслужб? — спрашиваю я, чтобы хоть немного понимать, чего ожидать от нежданного компаньона. — Всякий гражданин, если он патриот своей страны, в той или иной мере работник спецслужб. Вот так вот. Нет, ну я читал о Китае много разного. До сих пор думаю, что большая часть прочитанного — страшилки для безмозглых. Потому что, если судить по их экспорту: программам, доскам, одежде, чайниками и прочей фигне — такие же люди. — Мне не помешал бы переводчик, — киваю я на коробочку в руках пожилого. — Вам нужно социализироваться, учиться говорить по-китайски, — сообщает пожилой и, выключив ставшую привычной в наших диалогах коробочку, прячет её в карман халата. Мы проходим по коридору, направление которого изменилось. Теперь он ведет не прямо и налево, а прямо и вниз. Спускаемся по ступенькам и оказываемся на подземной парковке легкового транспорта. Я не заметил, когда отстал доктор и с удивлением замечаю, что мы остались вдвоём с Ву. Он садится в одну из воздушек и жестом приглашает меня внутрь. Впервые вижу частную, рассчитанную всего на двоих пассажиров машину изнутри — это привилегия работников корп и явно не рядовых сотрудников. Но это у нас. А как здесь, я могу только догадываться. Ву что-то говорит и жестами показывает, что нужно пристегнуться. Протягиваю ленты ремня безопасности к пазу-фиксатору, пока Ву проводит пальцами по приборной панели, состоящей из одного сенсорного экрана, и откидывается на спинку кресла. Ремни мягко обнимают тело, не сковывая движений. Машина приподнимается над землёй и, покинув подземную парковку, становится частью разношёрстного транспортного потока. Город удивляет не только разнообразием воздушек: от огромных грузовых до открытых одноместных, скользящих в обе стороны по отдельной полосе, но и отсутствием высоких зданий с рекламными конструкциями. Минут десять я глазею по сторонам, ловя себя на мысли о том, что у меня начинает болеть голова. Я всё ещё пялюсь в окно воздушки, когда головная боль взвинчивается, словно по крутой спирали и простреливает от левого глаза, через висок, в затылок. В следующий миг прямо по центру поля зрения появляется кислотно-зеленая, полупрозрачная цифра. — 5 Я дергаюсь. И от неожиданности, и от боли.