— Нет. Но жадность — это плохо. — Раз ты не собираешься нас подставлять и легализовываться каким-то другим способом, нахрена тебе камень? — Свалю отсюда в один из Центральносибирских сити, — самодовольно заверяет она и тут же отвечает на незаданный мной вопрос, поднимая ладонь в упреждающем знаке: — Есть каналы. За такую цацку меня не только переправят в сити, но и чип справят вполне официальный и денег на счет накинут. Вы в курсе, что там наличку уже несколько лет как отменили? Она смотрит на нас с таким выражением лица, будто ожидает бурного удивления или ещё какой-то эмоциональной реакции. Но, не дождавшись, продолжает: — Э! Привет! Кто из нас люф, лишенный коммуникаций? — ехидно спрашивает она. — Ввели обязательный базовый доход и отменили наличку. Понимаете? Нет? Там уже давным-давно машины работают вместо людей и государству насрать, чем ты занят. Ты получаешь необходимый минимум, жильё, возможность заниматься тем, чем тебе хочется заниматься, а не тем, что приказали вышестоящие товарищи, — она делает характерный жест партийного приветствия: левую руку к груди и кивок. — И ты не просишь треть, как это мог бы попросить гипотетический кто-то, если бы оказался на твоем месте? — Один камешек, пусть и самый большой, не так много, чтобы меня из-за него убивать, но в качестве подачки, затыкающей мне рот, более чем достаточно. Тем более, я вам открыто говорю: единственное, что интересует меня — возможность свалить, — она достает флакон, вытряхивает на ладонь две бледно-розовые капсулы и картинным движением закидывает их в рот. — Коммунизм, который планировалось здесь построить, мутировал в рабовладельческий строй с кнутом и пряниками. Пряников, конечно, больше, но если по тебе пройдется кнут, то возвращение к нормальной жизни становится проблемой. Она начинает мне нравиться, несмотря на тревожный звоночек с капсулами. * * * Тай устроилась в музей. Её обязанности сводятся к тому, чтобы чистить мусорные контейнеры роботов-уборщиков, наполнять их резервуары моющими средствами, менять изношенные щетки, следить за уровнем заряда, вовремя менять батареи. Примитивная работа. Но люфам выбирать не приходится. Они, в большинстве своём, рады и такой. Проблема в том, что долго люфов на одном месте не держат, чтобы не забывали о том, как однажды решили отказаться от правил системы, в которой жили — тот самый кнут, о котором разглагольствовала Тай. Поэтому я всё свободное время провожу в убежище, в сотый раз проверяя механизм паука-трансформера, а также дописывая и отлаживая программу для киберпаразита, которого Тай посадит в корпус уборщика, чтобы перехватить управление. — Ты тут как? — спрашивает Нилинь, входя. — Вроде бы укладываюсь. — Помощь нужна? — Да, — киваю на стол, туда где лежит киберпаразит, — перезалей прошивку прямо с десктопа. Сам возвращаюсь к роботу, ещё раз проверяя все узлы механизма и обрабатывая его жидкостью, растворяющей жир. И, в конце концов, понимая, что оттягивать дальше некуда, гружу «чичжу» в сумку. — Тяжелый, — говорю Нилинь, — как бы она не попалась с этой сумкой. — Ну, дурой она себя ни разу не показала, — отзывается та, надевая перчатки. — Если не считать наркоты, которой она закидывается как не в себя. — У каждого свои недостатки, — пожимаю я плечами. — А с другой стороны, у нас нет выбора. Третий, как ни крути, был нужен. Согласись, что человеку с документами устроиться уборщиком — это подписать себе приговор. Люф вызовет меньше подозрений. — Хм, — выдыхает Нилинь через нос и возвращается к прошивке киберпаразита. Мне не очень нравится её отношение к Тай, но я думаю, что это объяснимо — женщины всегда что-то чувствуют, особенно, такие как Нилинь. * * * — Ни сегодня на смене? — спрашивает Тай, заходя в убежище. В какой-то момент она сократила имя Нилинь до Ни. Но называет её так только тогда, когда самой Нилинь рядом нет. Потому что Нилинь это, мягко говоря, бесит. И теперь «Ни» я слышу только тогда, когда мы вдвоём с Тай. — Да. У неё пятичасовая сегодня, — отвечаю ей, не отрывая взгляда от доски. — Работает на благо фармакологической отрасли. — Прекрасно, — я слышу, как щёлкает крышка флакона и гремят капсулы, а мысленным взором отчетливо вижу Тай, вытряхивающую две розоватых пилюли и закидывающую их себе в рот. — Успеем пару раз. — Что успеем? Я только собираюсь удивиться и оторвать взгляд от десктопа, а Тай уже прижимается ко мне сзади и сначала облизывает, а затем прикусывает мочку моего правого уха. — Потрахаться. Быстро, без прелюдий, — шепчет она таким голосом, который не оставляет шансов. Секс действительно быстрый и без прелюдий. — Ну и нахрена? — спрашиваю я, когда всё заканчивается. — Давно хотела это сделать, — буднично отвечает Тай, натягивая свои узкие джинсы. — Твою мать, ну вот кто их шьёт? Слетают в миг, а напяливать потом заманаешься. * * * Мысленно я раз за разом проигрываю в голове действия Тай, пошагово представляя, как она вынимает емкость для мусора из робота мусорщика и запихивает внутрь «чичжу» — медленного робота-шагохода, как крепит и активирует киберпаразита, перехватывающего управление на себя. Представляю, как после закрытия музея, уборщик едет по его залам и комнатам в алмазный зал, останавливается между двумя кадками с пальмами — единственном месте, не простреливаемом видеосенсорами. Представляю, как активируется «чичжу», выбираясь из нутра уборщика, и как уборщик едет дальше. После того, как уборщик покидает алмазную комнату, видеосенсоры начинают фиксировать данные, непрерывно сравнивая картинку с тремя тысячами предыдущих кадров относительно текущего, а шагоход-«чичжу» начинает своё движение к лотку с драгоценными камнями, в центре которого расположилось «Небесное Око». Я мысленно проигрываю то, как манипуляторы хватаются за лоток, то, как вместе с лотком шагоход возвращается на исходную позицию между кадками и, съёжившись, замирает в ожидании робота-уборщика, который, как и положено по расписанию, вернется в алмазную комнату перед открытием, чтобы ещё раз отполировать и без того до блеска начищенный пол. Он остановится между цветочными кадками, «чичжу» заберется внутрь и робот-уборщик, ведомый киберпаразитом, как ни в чём не бывало, вернется на исходную позицию — в подсобное помещение, где его встретит Тай. Мы с Нилинь лежим в кровати, в ожидании вестей. Но они будут только утром, а время тянется, провисая, словно выплюнутая кем-то жвачка, на которую ты наступил в жаркий день. И вдруг ночное шоу на настенном десктопе прерывается выпуском новостей. Точнее, всего одной новости. Такой новости, от которой в районе желудка образуется ледяной комок. Люфанчже, принятая в качестве обслуживающего персонала в национальный музей, обнаружена мертвой на рабочем месте. При ней обнаружена сумка, в которой находился электронный рекодер и трансформируемый робот-шагоход. По предварительным данным, снятым с рекодера, выяснилось, что он должен был перекодировать маршрут одного из роботов-уборщиков. С какой целью — пока неизвестно. Предназначение робота-шагохода выясняется. Предполагается, что люфанчже планировали террористический акт, но взрывчатка пока нигде не обнаружена. Музей временно закрывается для посетителей до тех пор, пока специалисты не убедятся в том, что посетителям ничего не угрожает. Причиной смерти изгоя стало отравление миксом фармацевтических веществ. Диктор обещает телезрителям держать их в курсе событий и шоу, как ни в чём не бывало, продолжается. — Я подменила ей капсулы, — буднично говорит Нилинь. В моей голове ещё бушует вихрь из обрывков новостных фраз, поэтому я не сразу понимаю, о чем она. — Какие какпсулы? Кому подменила? — Я заменила капсулы в её флаконе, — безэмоционально объясняет Нилинь. Мне нужно несколько секунд, чтобы сопоставить то, что говорилось в экстренном выпуске новостей, с её словами. А потом я спрашиваю, стараясь говорить так, чтобы голос не дрожал: — Зачем? — От тебя пахло чужой любовью, — пожимает плечами Нилинь. Спустя пару часов, когда кричать друг на друга не остаётся сил ни у меня, ни у неё, когда слезы выплаканы, а успокоительное выпито, некоторые «i», наконец, обзаводятся точками. — Нам нужен был третий. И это должен был быть люф, — объясняет Нилинь отрешенно. — Но не привлекать же на такое серьёзное дело человека со стороны. И поэтому я договорилась с Тай. — Так ты её знала? — изумляюсь я. Нилинь усмехается. — Давно. Поэтому и позвала, — говорит она. — Нашла в коллекторах и позвала. Тай не всегда была люфанчже. Её лишили статуса гражданина после того, как она попалась на воровстве капсул. Я просила её прекратить или хотя бы вести себя осмотрительнее, но Тай только смеялась и говорила, что всем насрать и никто не ведет учет веществ. Я оказалась права и в один прекрасный день она попалась. — Неожиданный поворот, — говорю я, чтобы хоть что-то сказать. Нилинь молчит какое-то время. А потом всё-таки продолжает: — Возможно, я повела себя с ней не так, как следовало бы. Возможно, стоило ей как-то помогать, поддерживать. Но ты же знаешь, как общество относится к тем, кто водит дружбу с люфами. — На тебя косятся, — киваю я. — Тебя сторонятся. — Да, именно так, — соглашается Нилинь. — Общаясь с изгоем, ты и сам становишься немного изгоем. Почему-то считается, что связавшиеся с люфанчже, сами на полпути к их статусу. Как будто это заразно. Тай тоже понимала это и приложила все усилия к тому, чтобы порвать со мной. Ты же знаешь, для люфа это не такая уж и проблема — затеряться в коллекторах. — Зачем было убивать? Да, так сложились обстоятельства, да, ты не могла помочь ей, потому что боялась. Но ведь сейчас появился шанс всё исправить. Она ведь была когда-то твоей подругой. — Не просто подругой, — поправляет Нилинь. — Она потому и согласилась, когда я нашла её. Это была та самая ночь, когда мы с тобой пришли к выводу, что для реализации плана нам понадобится кто-то третий, кого возьмут на обслуживание роботов-уборщиков. Мы с тобой всю ночь трахались, а утром я побежала не на работу. Я побежала искать её и нашла. Понимаешь, всё совпало. Тай сказала, что не держит на меня зла, что прекрасно всё понимает и сама не знает, как поступила бы, если бы люфанчже стала я. Она согласилась на роль третьего участника нашей аферы. Сказала, ради того, что было между нами раньше, сделает всё, и не будет подавать вида, что мы с ней знакомы, несмотря на то, что от меня теперь пахнет чужой любовью. Вопросительный знак вместо точки в этой истории ставит еще один срочный выпуск новостей. Диктор, как и обещал, продолжает держать телезрителей в курсе событий. Он сообщает, что из национального музея похищен бриллиант «Небесное Око». 14. БЕТА-ВЕРСИЯ, stage 6 Случайные мысли — как занозы. Стоит загнать такую себе в мозг, и спустя совсем небольшой промежуток времени ты почувствуешь дискомфорт от её наличия. Тебе захочется расковырять то место, куда она попала, чтобы избавиться от этого дискомфорта. И пока не сделаешь этого, будешь возвращаться к мысли вновь и вновь. Но, странное дело, даже расковыряв её, не всегда можно вспомнить, где ты её подцепил. Моя случайная мысль, она же первая, после того, как я пришел в себя, о том, что нет у меня в голове никакой копии искусственного интеллекта и всё, что произошло — произошло в симуляции, как часть эксперимента Леймар Саринца. Я открываю глаза, уверенный в том, что увижу привычные очертания палаты и облаченного в белый халат Андрея, или доктора Леймара, или их обоих. Но перед глазами появляется маленькая комнатушка, максимум два на три метра. И почти без аппаратуры, если не брать в расчет десктоп на стене, с выведенными на него данными. Прежде чем встать с кровати, верчу головой, разглядывая помещение детальнее. Ничего похожего раньше я не видел. Минимализмом пропитано всё. От скромных размеров настенного десктопа, до едва выступающих полок под ним, на которых аккуратными рядами лежат пневмошприцы, флаконы, какие-то незнакомые не то металлические, не то пластиковые инструменты, назначение которых мне совершенно не понятно. В левом верхнем углу площади обзора нет успевших стать привычными часов, нет датчиков артериального давления, пульса… нет никаких схем, светившихся возле устройств, которые раньше автоматически определялись вживленными в меня чипами. Приглядываюсь к десктопу, и заноза-мысль начинает доставлять дискомфорт. Данные на стенном мониторе отображаются в виде время от времени меняющихся иероглифов. Это может значить и то, что всё произошедшее со мной правда, и то, что эксперимент надо мной продолжается. Если это не эксперимент, а я на самом деле сбежал, то был ли ИскИн в моей голове? Или это моё сознание придумало мне такого виртуального помощника? А если он действительно был и не соврал о том, что я — инструмент для побега, то получается, что я помог ему сбежать? Кусок серой стены отъезжает в сторону, и в палату входит пожилой мужчина в белом халате. Он садится на стоящий рядом с кроватью пластиковый стул и жестом показывает, что мне нужно присесть на кровать. Я сажусь. Мужчина достаёт из нагрудного кармана небольшую коробочку, сантиметра три по диагонали, с динамиком на верхней панели, кладёт её рядом со мной и довольно нейтральным тоном что-то спрашивает.