Взять, например, Бакса. Наверняка ведь он появился здесь, потому что преследовал какие-то свои цели. Вот его не было, а вот он есть. И это случайность, которая не была учтена в расчетах Беты только потому, что Бакса не было в перечне изначальных условий. А когда он появился, ему тут же нашлось место в уравнении. Даже пересчитывать вероятности не стала. Не то, что с мертвой люфанчже. Но откуда Бета знает, что Бакс знает меня? Свет загорается как раз в тот момент, когда я задаю себе этот вопрос. Одновременно со вспыхнувшими под потолком лампами, также бесшумно, как и тогда, когда мы с Пингом входили, начинает отъезжать в сторону дверь. В ещё узкий просвет влетает цилиндр светошумовой гранаты, обжигающей сетчатку, несмотря на то, что я успеваю закрыть глаза. Звуковые асинхронные вибрации мгновенно дезориентирует, и поэтому спецы крутят меня без какого-либо сопротивления. Кретины. Хотя, они ведь не в курсе, что я в любом случае не стал бы сопротивляться. Когда меня рывком ставят на ноги ИскИн говорит: — Предполагаю, что тебя каким-то образом будут тестировать, поэтому лучше исключить вероятность обнаружения меня. Тем более в той форме, в которой я существую сейчас. Когда тебя будут допрашивать, для правдоподобности можешь сказать, что я была, я руководила тобой, но сейчас меня уже нет, — бледно-зеленый контур состоящего из ноликов и единичек лица появляется на фоне белого пятна, оставшегося после вспышки гранаты, чтобы добавить: ~ Ври красиво. Я в тебя верю. И цифровой метелью уносится за край поля зрения. Вывернув руки за спину и зафиксировав их зип-локом, меня куда-то ведут. Понимаю, что по канализационным коллекторам, но из-за белых пятен, мельтешащих перед глазами, совсем не вижу ничего перед собой. Отрывистые фразы на китайском, которыми обмениваются люди в форме, не отображаются привычными мультяшными облачками в моём поле зрения — Бета затихла. Даже ставшие привычными часы не светятся в углу поля зрения. Мне кажется странным такое поведение, но с другой стороны, что я знаю об искусственном интеллекте, чтобы делать выводы о его поведении? Меня грузят в кузов воздушки и та, взвизгнув, отрывается от земли. Постепенно белые пятна растворяются и я, наконец, могу разглядеть сидящих напротив и по бокам от меня солдат. Они укомплектованы так, словно собирались штурмовать укрепленный бастион, полный каких-нибудь террористов-фанатиков. Видно, как бронестекло на забралах тактических шлемов подсвечивается изнутри, но выражений лиц разобрать невозможно. Почему-то мне кажется, что по ту сторону забрала спеца, сидящего напротив меня, дисплей подсвечивает недоумение. Мы летим молча и долго. Я несколько раз мысленно обращаюсь к Бете, но та молчит, и от этого я чувствую себя дискомфортно. Я, конечно, пару раз пытаюсь спросить у солдат, куда меня везут, но натыкаюсь на гробовое молчание, спрятавшееся за матовый отблеск дисплейного забрала. Не понимают. Или выполняют приказ не вступать в контакт. Или и то и другое. Поди разберись. Воздушка несколько раз закладывает достаточно крутые виражи и, в конце концов, резко опускается до уровня земли, — я понимаю это по тому, как закладывает уши, — а потом и вовсе замедляется. Спустя несколько секунд дверь открывается, и меня достаточно цивилизованно вытаскивают из крытого кузова. Подземный гараж я узнаю сразу, хотя видел его всего единожды. Тот самый медицинский комплекс или лаборатория, — чёрт её разберет, — в которой я пришел в себя после побега. Почему-то я уверен, что совсем скоро увижу доктора Шеня. И я оказываюсь прав. Только в кабинете, в который меня вводят, сняв зип-локер, находится не только доктор. Помимо него я вижу ещё двоих людей в белых халатах и мужчину в военной форме. По ощущениям, для такого количества регалий на груди, военный выглядит немного молодо. Но главное не это. За одним столом с ними вполне свободно сидят Бакс и Лилит. — Ах ты ж ёб же ж! — не сдерживаюсь я, шагая к Баксу. Коробочка-переводчик, лежащая на столе, подбирает ругательство и сидящие за столом китайцы кривятся в презрительных гримасах. Бакс успевает встать, прежде чем я обнимаю его. Кто бы сказал, что я буду ему так рад? Никто не пытается разнять нас, те бойцы, которые привели меня, стоят спокойно, не реагируя на выплеск эмоций, не пытаясь оттянуть нас друг от друга. В конце концов, Шень делает знак рукой и они ретируются. — Как ты тут очутился? — спрашиваю я. — Это всё потом, — говорит Бакс, отстраняя меня от себя и кивая на докторов и военного, — мы тут слегка по другому поводу. Стоящая на столе коробка реагирует на каждое произнесенное слово. Бакс довольно скалится. — Так а почему вот это всё? — обвожу я комнату рукой. — Как так произошло, что ты здесь? А эта молодая чего с тобой? — Ты попросил — я сделал, — кивает Бакс в сторону стола. И только тут до меня доходит, что там лежат два знакомых мне предмета: десктоп, который мы с Бетой украли из прачечной и крупный бриллиант поверх него. — Я попросил? 20. DLC: Вся электронная рать (почти параллельно с сейчас) Бакс закрывает крышку капота, возвращается в салон воздушки и поправляет кобуру под мышкой. — Система обогрева была отключена. На кой чёрт она в сити нужна-то, когда там температура климатизаторами поддерживается? — говорит он и успокаивает: — Я включил, сейчас потеплеет. Вместе с ним в салон врываются потоки холодного воздуха — мы уже давно покинули зону климатического контроля и движемся по каким-то степям. Вокруг снег, в котором иногда видны остовы городов, торчащие из земли, словно куча скелетов дохлых животных посреди мусорника. Каждый раз, когда остатки цивилизации попадаются на пути, Бакс правит курс, объезжая их по большой дуге. Потому что где-то внутри этих развалин могут жить люди, для которых мир существует не по тем правилам, к которым привыкли мы. Но всё-таки мне кажется, здесь никто не живет. Сеть, кистевые чипы, электроника, управляющая механикой — визоры, воздушки, средства связи, базы данных, автосчетчики, напоминалки, голосовые помощники, умные выключатели дроны, системы климатического контроля, импланты — вся электронная рать, облегчающая нашу жизнь, сплетенная в одно целое, кто мы без неё? Что способен создать среднестатистический житель сити, если отнять у него те данные, запоминанием и анализом которых он не озабочен? Потому что зачем запоминать то, что в любой момент может подсказать сеть? Не нужно даже придумывать четких формулировок, чтобы узнать о способах разжигания огня. Единственное, что требуется от среднестатистического овоща из сити — написать или сказать слово «огонь» поисковой системе. А дальше завертится карусель ассоциативных ответов. По первому звену первой цепочки линков можно будет узнать, что «огонь является интенсивным процессом окисления, сопровождающимся выделением тепловой энергии и излучения в видимом диапазоне». Каждое из слов формулировки можно развернуть, чтобы получить его значение: что такое «окисление», что такое «энергия», «диапазон», «процесс»… По первому звену второй цепочки — узнать, что необходимо для активации этого процесса окисления. Запоминать информацию давным-давно не нужно, равно как и искать способы её получения. Я делюсь этими мыслями с Баксом, глядя на однообразный пейзаж и чувствуя как теплеет в салоне. Бакс кивает. — Понимаешь, Лилит, проблема даже не в том, чтобы создать что-то, имея знания. При наличии инструкции, пусть и не сразу, приемлемый результат получит даже самый криворукий проедатель безусловки, если, конечно, будет целеустремлен. Проблема заключается в том, что создать каменный топор на основе имеющихся в сети данных — это одно, а самому додуматься объединить палку и камень в единое целое — совершенно другое. — А нахрена топор изобретать, когда можно что-то поднять похожее, не изобретая, — удивляюсь я. — Железку какую-то, например. — Если эта железка есть, — кивает он. — Ты, вот, например, знаешь, из чего состоят капсулы, которые ты раздавала в клубах? — Зачем? Всё до меня посчитано, разложено. Моё дело было только сверяться с визитницей и отдавать. — Ну ты же рассказывала, что сама их паковала, вместе с Лисом. — Ну. — Рассказывала, что он тебе принцип действия объяснял. — Рассказывала. — И ни разу не хотелось более детально вникнуть. Он не спрашивает, он перечисляет. — Меньше знаешь — целее рожа. Мы летим уже четвёртые или пятые сутки. Когда за окном однообразный пейзаж, в котором и день и ночь выглядят одинаково-серо из-за затянутого черными тучами неба, сбиваешься со счета очень быстро. Поначалу путь пролегал по заметенным заброшенным трассам, идущим сквозь ряды огромных деревьев, ветви которых то и дело цеплялись за корпус воздушки. Потом — по дну гигантского котлована с проложенными в нём огромными трубами. Котлован закончился, трубы постепенно ушли куда-то под снег, и теперь мы тащимся по степи, которой нет ни конца, ни края. — Об этом я и говорю, — объясняет Бакс. — Твои ровесники не интересуются ничем, потому что у них есть всё, что необходимо для сносного существования. Учась в середухах, все уже знают, что после их окончания получат чип и еженедельную пайку, которой хватит не только на то, чтобы пожрать, но и на какие-никакие развлечения. Стимула развиваться нет. Человечество становится сродни крысиной стае на богатой помойке, которая регулярно пополняется. Интересно, а он учился в середухе со всеми её правилами, требованиями и отбитыми соседями по койкам? Ему знакомо, когда кто-то демонстрирует свою силу, потому что может? Его заставляли делать не только свою работу, но и чью-то ещё, угрожая не только побоями? Бакса обещали оставить в покое за то, что он будет переполовинивать свой рацион в чью-то пользу? Он знает о том, что способ наказать за отказ найдут всегда, несмотря на растыканные по всему корпусу камеры? Как тут не жить мыслью о том, что весь этот пиздец когда-нибудь закончится и ты, выйдя во взрослую жизнь, получишь свою ячейку и забудешь середуху как страшный сон? — А ты в середухе учился? — спрашиваю. Бакс кивает. — И как, можно там думать о чем-то, кроме как считать дни до окончания учёбы? Он жмет плечами: — У меня получалось. * * * — У меня получалось, — жму плечами. — Это, конечно, стоило усилий, но в жизни всё, что за границей возможностей, предоставляемых безусловкой, стоит усилий. — Лис также говорит. — Правильно говорит. Умный он, Лис твой. Хернёй только занимается. — Каждому своё, — парирует девчонка. — Кому-то ставить точку на истории якудза, а кому-то, как ты говоришь, хернёй заниматься. Ловлю себя на том, что мне нравится её дерзость. Спрашиваю: — Лис и об этом рассказывал? — Ну, он только сказал, что их главарь пропал не без твоей помощи, — девчонка делает пальцами кавычки в воздухе: — Как в воду канул. — Слова Лиса? — Ага. А ты правда того японца кинул? — В каком-то смысле, да. — Кинул, а после этого убил? — Ну, — пожимаю плечами, — сначала я выполнил то, что был ему должен.