— Это как так? — непонимающе округляет глаза Лилит. Времени у нас много. Поэтому я рассказываю, чтобы хоть как-то его скрасить. — Я в своё время играл в коллективные стратегии, на деньги. Ещё до того, как ввели чипирование. Но играл нечестно. Йун поймал меня на жульничестве, хотя он далеко от меня в честности не ушёл. Тут же система какая: если тебя не поймали, то ты играл честно. Но у него была возможность ловить на жульничестве, а у меня — нет. В общем, мне предложили сделку: он оставляет меня в живых, а я приношу ему серверный узел из заброшенной лаборатории. Я согласился и достал то, что от меня требовалось. Но… Я рассказываю девчонке о том, что увидел в лабораторных подвалах, о том, как расстреливал гигантскую колбу, в которой плавала нервная система, освобождённая от тела, о том, как решил, что эти данные не должны доставаться никому. — Но сначала Йун заполучил свой серверный узел, — завершаю я свою историю. — Правда, в качестве дополнительного груза, который помог ему нырнуть в канал. — Помог нырнуть? — Я привязал его к телу. — Обязательно было узел топить? — смотрит на меня как на идиота девчонка. — Данные же можно было продать. Лис говорит, что всегда найдутся люди, готовые платить за данные. — Есть такие данные, которым лучше не попадать в руки тех, кто готов за них платить. Мы летим по занесенным снегом степям, наверное, уже где-то в районе границы между Монголией и Китаем. Может быть, даже пересекли её и сейчас скользим над снежным покрывалом по Внутренней Монголии. Призраки городов встречаются всё реже и по всем ощущениям мне уже давно пора начинать забирать влево. — Гля, пылит что-то, — указывает куда-то вперед Лилит, проводя пальцем за ухом, чтобы приглушить звук подкожных наушников. Облака снежной пыли, вздымающиеся прямо по курсу и движущиеся в нашу сторону, не предвещают ничего хорошего. — Это снежная буря? — спрашивает Лилит, с любопытством разглядывая вздымающиеся клубы снежной пыли. Ухмыляюсь. Чего ожидать от человека, ни разу не выбиравшегося из сити и абсолютно не интересовавшегося ничем, кроме клубных тусовок и торговли наркотой? Хотел бы я, чтобы это была буря. Но буря должна занимать гораздо большую площадь. В нашу сторону несется всего лишь беспилотный бронированный контейнеровоз, везущий в один из сити, может быть, даже в тот, из которого сбежали мы, продукцию китайских фабрик и заводов: нанофермы, бионические протезы, роботы-пылесосы, десктопы, системные узлы, сигареты из водорослей, программные наработки, искусственно выращенное мясо, упакованное в брикеты, запчасти… — Это китайский торговый контейнеровоз, — говорю я, меняя направление воздушки, чтобы не оказаться на пути громадины. — Везет всякое. Может быть, даже в наш сити. — Так здорово же, — восклицает Лилит. — Мы по его следу и доберемся. — Если нам не помешают, — указываю на снежные вихри поменьше, несущиеся наперерез тому, что Лилит приняла за бурю. — Это же воздушки! — восклицает Лилит. До неё, наконец, начинает доходить, что именно она видит. — Это же люди! Они реально тут живут! — Именно, — подтверждаю я, выворачивая джойстик вправо в надежде на то, что мы успеем проскочить под прикрытием поднятого беспилотным товарняком снежного вихря. Не хотелось бы, чтобы нас заметили. Увлеченные своей потенциальной добычей, возможно, не обратят внимания, но, к чему рисковать? Одной рукой продолжаю выкручивать джойстик, второй достаю револьвер из кобуры на боку и кладу между сидениями, понимая, что это так себе аргумент, потому что вижу, как с одного из мелких снежных вихрей, поднимаемых модифицированными аэрокарами, срывается сгусток зеленого пламени и врезается в бок товарняка, не нанося ему какого-либо видимого вреда. В ответ, спустя всего пару секунд, необходимых для развертывания турели, с контейнеровоза срываются насыщенно-желтые трассеры, и один из снежных бурунов, несущихся за поездом, кувыркаясь, меняет траекторию и зарывается в снег. Я думаю о том, что три патрона, оставшиеся в барабане револьвера — очень мало для того, чтобы перетянуть чашу весов удачи на нашу сторону. Именно в этот момент наша машина, наконец, переваливается правее курса бронированного контейнеровоза, и я ускоряю воздушку до предела, нажимая «acceleration» на передней панели и надеясь, что турели второго борта контейнеровоза не примут нас за мишень. — Ах ты ж… — хрипит Лилит с пассажирского сиденья, придавленная к нему ускорением. — Терпи, — сквозь сжатые зубы приказываю я, чувствуя, как форсаж вжимает моё туловище в кресло пилота. Руки соскальзывают с джойстика, и я не в состоянии вернуть их на место. Хочется надеяться, что «ангел-хранитель» не лез никуда, кроме навигационных систем. В этом случае турбо-режим отключится ровно через тридцать секунд — своеобразная защита от дурака, чтобы двигатель не бабахнул от перегрева. Но этого должно хватить, чтобы мы проскочили, прикрываясь поездом. Поравнявшись с бронированной махиной контейнеровоза, успеваю заметить раскрывающееся жерло турели и, стиснув зубы, хрипло матерюсь, не особо вкладывая смысл в то, что слетает с моих губ. Страх пытается кричать за меня, выталкивая воздух из сжатых ускорением легких и, возможно, моя матерная молитва долетает до бога меткости, веселя его своей несуразностью. Потому что в заднее стекло бьет единственная пуля, превращающая его в дождь осколков, но не задевающая меня или Лилит. В салон врывается свист ветра и отдаленное стрекотание турелей с противоположной стороны поезда. Еще сколько-то секунд мы летим вдоль вагонов, поднимая вихри снега корпусом воздушки, а потом защита от дурака срабатывает и скорость начинает падать. Ещё несколько мгновений вагоны контейнеровоза остаются где-то за спиной, а мы снова можем дышать полной грудью. — Так и обделаться ж недолго, — выдыхает Лилит, имея в виду то ли перегрузку, то ли ситуацию в целом. Голос девчонки дрожит. — Стяни чехлы с задних сидений и укутайся, — командую я. — Без стекла тут будет слегка некомфортно. * * * Грею руки, активируя термоупаковку двух последних сендвичей из тех, которые предусмотрительный Бакс посоветовал купить, когда мы ещё были в сити. Сам он из аэрокара не выходил, а я подчистую выгребла из торгового автомата все, на что хватило остатков недельной безусловки. Срываю упаковку с обоих и протягиваю один Баксу. — Холодно, — говорю с набитым ртом. Я уже сняла чехлы с заднего сиденья и укуталась ими, но температура внутри очень быстро падает, а синтетика, хоть и ворсистая, очень хреново держит тепло. — Долго нам ещё? — спрашиваю Бакса. — Да хрен его знает, — отвечает он, — но по следу теперь точно доберемся куда нужно. В наушниках Synapsyche сменяет AsperX. Его я тоже приобрела у Харпера — хламыдловика, торговавшего оцифрованным старьём. Очень странный малый этот Asper, но образы в его песнях иногда отзываются бегущими по спине мурашками. Никогда не знаешь, какая строчка выстрелит, попав в цель. Он как нейрогадалка, выдающая предсказания на основе одной ей известных параметров, но составляющая их так, чтобы любой из получивших пророчество смог зацепиться за какие-то свои фразы-якорьки и истолковал их так, как удобно. В результате получается похоже на волшебство. Жалко только, что это волшебство не согревает. Очень долго мы едем молча. В воздушке становится всё холоднее. В какой-то момент Бакс фиксирует джойстик, достаёт из внутреннего кармана плоскую флягу, делает глоток сам и протягивает флягу мне. — Не хочу, — мотаю головой я. — Я не спрашиваю, хочешь или нет, — говорит Бакс. — Надо. Беру флягу из его руки, принюхиваюсь к исходящему из тонкого горлышка запаху, морщусь. — Три глотка, — говорит Бакс. — Вонючая. — Вонючий, — поправляет Бакс. — Но натуральный. С клубной химией не сравнить. Пару раз подношу флягу к губам, но не решаюсь сделать глоток. Тем более три. Кажется, что меня обязательно вывернет, как только жидкость попадет на язык. — Не нюхай. Выдохни, сделай три быстрых глотка и вдохни через нос. Посчитай до трёх и выдохни через рот, — инструктирует Бакс. Делаю как он советует, но жидкость всё равно карябает нёбо и обжигает горло настолько, что на глазах выступают слёзы. Рот наполняется вязкой слюной, вызывая оскомину. — Ещё вдох через нос и выдох через рот, — подсказывает Бакс. Повторяю, чувствуя, как проходит спазм и где-то внутри по организму начинает разливаться тепло. — И не забывай шевелить пальцами, — присасываясь к фляге и пряча её обратно в карман, говорит Бакс. — Теплее не станет, но нужно стимулировать кровообращение. Киваю. И спрашиваю, чувствуя осевший во рту привкус: — Что это за пойло? — Рецепт из двадцатого века. Называется самогон. Я не знаю, что такое самогон. Но кровь он разгоняет знатно. Да и опьяняет похлеще трех порций «вулкана» или «короткого замыкания». Потому что я уже чувствую, как пойло надавило на глаза, расслабило, отодвинуло холод в салоне на второй план. Теплее не стало — стало пофиг. — Хорошая штука по эффекту, — делюсь я, — только противная. Его бы в коктейль какой, чтобы вкус этот перебить. Бакс ухмыляется. — Тогда он перестанет быть хорошей штукой. Мысли в голове приобретают странную витиеватость, и я сама не замечаю, как начинаю растворяться в музыке. Провожу пальцами за ухом, делая звук громче, и отматываю трек на кистевом чипе к началу. Удивительно, но теперь мне кажется, что музыка согревает. Под сердцебиение нейтронных звезд В уютной и теплой своей колыбели… Начинает Asper заново. * * * Уюта и тепла от обогревателей аэрокара хватает только для того, чтобы не мерзли ноги. Но теперь я уверен, что терпеть это придется недолго. Мы скользим над проложенной контейнеровозом колеёй и то, что когда-то называлось Внутренней Монголией, уже за спиной, потому что снега становится меньше, и он не лежит пухлым аморфным покрывалом, а превращается в ледяную корку. Так и должно быть на границе зоны воздействия климатических установок, поддерживающих комфортную температуру и погоду для жителей сити в любое время года. Очень полезная штука, особенно, когда за пределами агломераций зима теперь царит всегда. В салоне становится теплее и Лилит засыпает, укутавшись автомобильными чехлами. Пару городов я всё-таки объезжаю по дуге (ни к чему мелькать на приграничных, напичканных системами защиты территориях) и только потом, выбравшись в теплую зону, выруливаю на двухполосную дорогу, а с неё на трассу пошире. Проскакиваем города один за другим. Расстояние между ними с каждым разом всё меньше и вскоре постройки растягиваются на многие десятки километров, становясь одним целым, а трасса делится на двухуровневую. Всё как в родном сити, только с восточным колоритом. Навигационная система отключена моим неизвестным помощником, которого Лилит окрестила ангелом-хранителем. Но даже если бы она работала, сомневаюсь, что это нам помогло бы. Откуда в аэрокарах Средней Сибири карты Пекина? Девчонка начинает ворочаться и что-то бубнить во сне. Думаю о том, что надо бы разбудить её, как вдруг Лилит сама подскакивает, словно после электрического разряда, сбрасывая с себя автомобильные чехлы, которыми укутывалась. — Кто ты!?! — орет она дурным голосом, застыв в нелепой позе на кресле и пялясь в никуда. — Кто ты! Кто ты!!! Уйди из моей головы! — Лилит, всё нормально, — спокойно говорю я. — Тебе приснился кошмар. Мы уже в Китае. — Кто?! — продолжая незряче пялиться на приборную панель, изумляется она. — Что? — Лилит! — гаркаю я. — Ау!