— Можешь вставать, — разрешает она, отходя к стеклянным шкафчикам. Разглядываю выпирающий из руки чип. Краснота вокруг него никуда не делась. Но нарывающей пульсации я не чувствую. — Вот, — возвращается ко мне Медуза, протягивая флакон спрея размером с карандаш. — Трижды в день брызгай, пока краснота не спадёт. И две недели никаких валидаторов и коннекторов. Я киваю. — Есть кому за тебя расплачиваться? Киваю ещё раз. — Ну и славно. Прошу — говорит Улле и картинно простирает ладонь к лестнице: — прошу. Когда мы поднимаемся по ступенькам и оказываемся в тату-салоне, Медуза, как бы невзначай, добавляет: — Ещё один контакт с такими вот дэфами и про объёмную сеть можешь забыть. Спроси себя, готова ли ты до конца дней елозить пальцами по доске? Я отрицательно мотаю головой. Парнишка, которого Бакс отрядил в сопровождающие, стоит у входа, подпирая стену, спрятав руки в карманы. Зову его кивком: — Пойдем. Тот отлипает от стены и лениво шагает рядом. — Ты чойсер? — спрашивает он, когда мы подходим к остановке. — Иногда. — Я тоже хочу в чойсеры. Но Бакс говорит, что я молодой ещё, — не то жалуется, не то просто сообщает он. — Вот и тусуюсь с арахнидами. Жду. — Чего ждёшь? — Не знаю. Может, случая подходящего. Некоторое время мы стоим молча, в ожидании воздушки, а когда она подплывает и мы заходим внутрь, я падаю в кресло, пока он расплачивается, а когда садится рядом, говорю ему: — Нехер там делать, в чойсерах. Воздушка пуста, кроме нас в ней никого, поэтому я говорю без опаски. — Почему? — изумляется он. Ещё бы. В его глазах я крутой обитатель паутины. На самого Бакса работаю. А он кто? Арахнид на побегушках. И банда дурная и принципы идиотские. Борьба за чипирование. Говорят, когда-то были кожеголовые, проповедовавшие превосходство белой расы над другими. Арахниды, на свой манер кожеголовые. Только проповедуют не превосходство расы, а превосходство чипированых. Мол, те, кто отказывается от имплантов, тормозят прогресс. Ну дичь же несусветная. И парнишка это понимает. Но, ему хочется подвигов и приключений, а не проедать безусловный доход из недели в неделю. — Потому что нехер там делать. Как ему объяснить, что за красивой вывеской легенды о рыцарях виртуалья, борющихся с корпорациями, скрываются обычные воры? Не поверит же. — Но я способный, — заверяет он. — Мы с парнями уже дважды ломали базу воды в восточной части сити. — Вот и остановись на этом. — Почему? — Потому что, — я собираюсь с мыслями и продолжаю: — Потому что воды по нормам хватает и без ваших взломов. — Но Бакс говорит, что вода должна быть бесплатной. А её вычитают из безусловки. — Сегодня ты ломаешь базу данных распределения водных ресурсов, и жители восточной части сити на радостях моются трижды в день и смывают туалет двумя-тремя бачками за раз, ленясь взмахнуть ёршиком, а завтра «Кристалис», обнаружив сбой, принимает решение разделить перерасход на весь сити. Как думаешь, это справедливо? — Но ведь… — теперь уже парнишка замялся, подбирая слова. — Но они же не имеют права отбирать положенное у других… — Парень, они имеют право на всё. Им принадлежат и очистные сооружения, и все трубы, по которым подается вода. Вся вода. И питьевая и техническая. Они имеют право на всё. До самого пункта назначения мы едем молча. И когда выходим из воздушки у «Бессонницы» — принадлежащего Баксу клуба — парень, буркнув: — Я к своим, — направляется к компании таких же, как он, арахнидов, тусующихся неподалёку от входа. — Чойсеров излишне романтизируют, — бросаю я ему вслед. А сама иду в клуб. В клубе тишина. Днем здесь всегда тишина. Развлечения начнутся позже, когда стемнеет. А пока что здесь некому развлекаться. Бакс сидит за тем же столиком, за которым мы разговаривали с ним пару часов назад. — Ну, как прошло? — спрашивает он. — Медуза сказала, что порядок. — Она тетка умная, — кивает Бакс. — У неё не только руки, но и мозги золотые. — Чего ж такая умная в «Байотех» не пошла? — На всю жизнь? — ухмыляется Бакс. — Ха. Ха. Ха. — Так у них полный пакет и квартиры, а не ячейки. И безусловку не снимают, а к зарплате прибавляют. — А ты бы пошла? — Я в бионейромеханике лом. — А если б и не была ломом, то пошла бы? — Нет. — А почему? — Ты зачем дурные вопросы задаёшь? — Вот и она не пошла бы, — снова ухмыляется Бакс, вытаскивая из пачки очередную палочку сигареты. — Чего Медуза сказала-то? — Сказала, что я с такой проблемой уже четвертая. — Ага, — кивает он. — А ты сделал вид, что впервые такое видишь. — Ага, — кивает он, не меняясь в лице. Я подзываю разносчика и касаюсь привычных кнопок заказа. Разносчик пищит и уезжает к барной стойке. — Знаешь, хоть ты и хитрый мудак, преследующий какие-то свои цели, я на тебя почему-то даже не сержусь. — Потому что я хорошо оплачиваю работу. — И поэтому тоже. Возвращается разносчик с двумя стаканами виски на подносе. Снимаю оба, один протягиваю Баксу. — За что пьем? — спрашивает он. — За мой отпуск. — Двухнедельный, — уточняет Бакс. — Медуза сказала, что на восстановление уйдёт две недели. — Месяц, — называю я свою цену и стучу краем стакана о его стакан. — Две с половиной, — продолжает торговаться Бакс. — Месяц, — выпиваю залпом, ставлю пустой стакан на стол. — Месяц и один день. — Ржавая, а ты наглая! — Я знаю, — улыбаюсь я, вставая из-за стола и направляясь к выходу. — И заплати за виски, — бросаю, не оглядываясь и не останавливаясь. Возле парапета, отделяющего проезжую часть от площадки перед входом в «Бессонницу», всё та же компания малолеток-арахнидов. Но что-то не так. Они не стоят и треплются, разбившись на маленькие группки, а сгрудились вокруг чего-то. И голоса их звучат тревожно и, наверное, даже испуганно.