В его голосе была некая ирония, подразумевавшая скрытый смысл в коротенькой фразе. Барбара взяла это на заметку. – Давно вы тут добровольцем? – спросила она Килфойла. Тот ответил не сразу. – Года два, – произнес он. – Даже чуть больше. Скажем, двадцать девять месяцев. – А что до этого? Килфойл глянул на нее, давая понять, что осознает: это не пустая болтовня с ее стороны. – Раньше я на добровольных началах никогда не работал. – Почему? Он оторвался от своего занятия, с парой сапог в руке. – Как я уже сказал в приемной, я доставляю сюда заказы на сэндвичи. Так я познакомился с ними. Я видел, что им не хватает рук, потому что – только это между нами – платят они работникам гроши. И из-за этого у них большая текучка. И я стал задерживаться здесь, когда заканчивал с доставкой. То одно сделаю, то другое, а потом раз – и я уже считаюсь добровольным помощником. – Как это благородно с вашей стороны. Он пожал плечами: – Ради хорошего дела не трудно. И кроме того, я бы хотел, чтобы меня взяли сюда на постоянную работу. – Даже несмотря на то, что платят здесь гроши? – Мне нравится работать с детьми. Да и своими сэндвичами я зарабатываю еще меньше, чем мог бы получать в «Колоссе», поверьте. – А как вы их доставляете? – В каком смысле? – На чем? – На велосипеде, – ответил он. – Ставлю на багажник контейнер и еду. – Куда? – В основном заказы из Южного Лондона. Иногда в Сити. А что? Что вас интересует? Фургон, мысленно ответила Барбара. Нас интересует фургон, развозящий по городу заказы. Она обратила внимание, что лицо Килфойла окрасилось румянцем, но решила не придавать этому большого значения, как не придала значения и выступившему на верхней губе Гринэма поту или его слишком мягким рукам. А этот парень, Килфойл, от природы весьма краснолиц, как свойственно многим англичанам, и его мясистое лицо, узкий нос и шишковатый подбородок везде и всегда выдадут его британское происхождение, в какой бы части света он ни оказался. Барбара отдавала себе отчет в том, что страстно желает разглядеть за обычной внешностью одного из этих парней серийного убийцу. До сих пор это желание охватывало ее при встрече с каждым новым персонажем из «Колосса», и можно было не сомневаться, что и Гриффин Стронг, когда он наконец соизволит явиться на рабочее место, тоже будет выглядеть в ее глазах типичным серийным убийцей. На этапе сбора информации необходимо проявлять максимум объективности и хладнокровия, говорила себе Барбара. Нужно складывать из деталей истинную картину, а не сваливать их в кучу просто потому, что тебе хочется видеть их в куче, внушала она себе. – Так как же они умудряются сводить концы с концами? – спросила Барбара. – Не говоря уже о крыше над головой? – Кто? – Вы сказали, что платят здесь мало… – А-а. Это. Почти у всех есть приработок на стороне. – Например? Он задумался. – Про всех не скажу. Но вот Джек по выходным работает в пабе, а Грифф вместе с женой держит шелкотрафаретную мастерскую. Думаю, только Ульрика зарабатывает достаточно, чтобы не искать себе вторую работу по выходным или по вечерам. Ну а иначе просто невозможно выжить. – Он посмотрел мимо Барбары, в сторону двери, и сказал: – Эй, приятель. Я как раз собирался высылать за тобой ищеек. Барбара обернулась и увидела мальчика, который ранее, в приемной, играл с Килфойлом в карты, а сейчас, ссутулившись, привалился к косяку, в мешковатых синих джинсах, спущенных так, что из-за пояса виднелись трусы. Он вразвалочку вошел на склад, где Килфойл ему поручил разбирать спутанные в клубок страховочные альпинистские веревки. Подросток стал вытягивать их по одной из прозрачного мешка и аккуратно – насколько это было в его силах – наматывать на согнутую в локте руку. – Вы, случайно, не были знакомы с Шоном Лейвери? – спросила Барбара у Килфойла. Этот вопрос снова заставил Килфойла задуматься. – Он уже прошел адаптацию? – Занимался компьютерами на курсах Нейла Гринэма. – Тогда, скорее всего, я его знал. Если не по имени, то в лицо. Здесь, – он обвел головой помещение склада, – я сталкиваюсь только с теми, кто отправляется в какой-нибудь поход и должен подобрать снаряжение. А иначе они для меня всего лишь лица. Я не всех знаю по именам и не всегда запоминаю тех, с кем познакомился, после того, как они пройдут адаптацию. – Потому что только ребята из адаптационных групп приходят за этим? – спросила его Барбара, кивая на полки со снаряжением. – В общем и целом – да, – подтвердил он. – Нейл Гринэм сказал мне, что существует разделение между руководителями адаптационных групп и всеми остальными работниками, при этом Ульрика относится скорее к первым. Из его слов выходит, что такое разделение вызывает среди персонала определенные трения. – Ну, тут дело в самом Нейле, – сразу же отреагировал Килфойл. Он глянул на своего юного помощника и понизил голос: – Он ненавидит, когда что-то происходит без него. Легко обижается. Он стремится взять на себя как можно больше ответственности, и… – Почему? – Что почему? – Почему он стремится взять на себя как можно больше ответственности? Килфойл перешел от резиновых сапог, благополучно занявших предписанные им места на полках, к спасательным жилетам, которые не понадобились для предстоящего сплава по Темзе. – Многие люди хотят этого, разве не так? Те, кто любит власть. – Нейл любит власть? – Я не очень близко знаком с ним, но мне кажется, что он хотел бы в большей степени влиять на то, как и что здесь делается. – А вы? Наверняка у вас на будущее более амбициозные планы, чем наведение порядка на складе, да еще и за бесплатно. – Вы имеете в виду мои планы насчет «Колосса»? – Он опять не торопился с ответом; подумал, потом пожал плечами. – Ну да, я бы хотел здесь работать. Я был бы не против заняться привлечением новых ребят, когда откроется новое отделение «Колосса» на севере Лондона. Но на это место целит Грифф Стронг. А если Грифф хочет чего-то, он это получает. – Почему? Килфойл колебался, взвешивая в руках спасательный жилет – как будто взвешивая свои слова. – Я могу только сказать, – наконец ответил он, – что в одном Нейл прав: в «Колоссе» все про всех знают. Решение о том, кто займется привлечением новых ребят в северном отделении, будет принимать Ульрика, а она некоторых людей знает лучше, чем других. Сев в «бентли», Линли позвонил в полицейский участок в Южном Хэмпстеде и сообщил о теле, найденном этим утром к югу от реки, которое, вероятно, было одним из серии убийств… И не разрешит ли ему руководство участка поговорить с неким преподобным отцом Сэвиджем, который, скорее всего, уже звонил им насчет пропавшего подростка… Пока он пересекал город, были сделаны соответствующие распоряжения. Брама Сэвиджа он нашел в церкви, которая на поверку оказалась бывшим магазином электротоваров. Старое название магазина «Свет» было экономично использовано как часть названия церкви «Свет Бога». В этом бедном районе церковь служила одновременно молельным домом и бесплатной столовой. В момент прибытия Линли она функционировала во втором качестве. Когда он вошел внутрь, то почувствовал себя примерно так же, как чувствует толстый нудист посреди одетых в пальто людей: он был единственный белый во всем заведении, и черные лица, глядевшие на него со всех сторон, дружелюбием не светились. Он попросил позвать преподобного Сэвиджа, пожалуйста, и женщина, выдававшая очереди голодающих миски с ароматной похлебкой, ушла, чтобы найти его. Вскоре в помещении появился Сэвидж – шесть футов пять дюймов исконной Африки, что было неожиданно для Линли. Слушая в кабинете Ульрики Эллис искаженный телефонной связью голос, он представлял невысокого щуплого школьного учителя, но никак не здорового гиганта. Преподобный отец Сэвидж был облачен в балахон из красной, оранжевой и черной ткани и обут в грубые сандалии, которые носил без носков, невзирая на холодное время года. На груди у него лежало деревянное ожерелье тончайшей работы, а на уровне глаз Линли висела сережка, сделанная из раковины, кости и чего-то мумифицированного. Сэвидж выглядел так, будто только что сошел из самолета, совершившего рейс из Найроби, вот только его короткая бородка обрамляла не такое уж темное лицо, как можно было бы ожидать. Если не считать Линли, он был самым светлокожим человеком в помещении. – Вы из полиции? Снова этот акцент, говорящий не только об университетском образовании, но и о воспитании в районе, совсем не похожем на тот, в котором они сейчас находились. Глаза Сэвиджа – орехового цвета, заметил Линли, – оглядели костюм Линли, рубашку, галстук и ботинки. Свое суждение он вынес мгновенно, и оно не было позитивным. Что ж, пусть так, подумал Линли. Он показал удостоверение и спросил, не могут ли они перейти в более тихое место, где можно было бы поговорить без помех. Сэвидж провел его в кабинет, находящийся в глубине здания. По пути им пришлось пробираться мимо длинных столов, расставленных для трапезы. Пищу споро раскладывали женщины, одетые примерно так же, как и сам Сэвидж. За столами сидели дюжины две мужчин и вполовину меньше женщин; они жадно глотали похлебку, пили из картонных упаковок молоко и намазывали на хлеб масло. Трапезу сопровождала тихая музыка – мелодичный речитатив на каком-то африканском наречии. Сэвидж закрыл за собой дверь, отсекая шум и суету столовой. – Почему Скотленд-Ярд? – спросил он. – Я звонил в местный участок. Мне сказали, что пришлют кого-нибудь. И я решил… Что происходит? В чем дело? – Когда вы звонили в «Колосс», я находился в кабинете мисс Эллис. – Что с Шоном? – еще больше насторожился Сэвидж. – Он не ночевал дома. Вы должны что-то знать. Скажите мне. Линли видел, что преподобный отец привык к мгновенному повиновению. Право доминировать он получил уже хотя бы по той причине, что выжил. Линли не припоминал, чтобы хоть раз в жизни видел человека со столь авторитетным видом. Он спросил: – Как я понимаю, Шон Лейвери живет с вами? – Я хотел бы знать… – Преподобный Сэвидж, мне потребуется от вас определенная информация. Так или иначе, но я должен буду ее получить. Некоторое время они поедали друг друга глазами, сойдясь в немом поединке характеров. Наконец Сэвидж произнес: