Он потратил некоторое время, чтобы ослабить эту боль. Он уехал на болота, где можно было побродить по тропам вдоль реки Ли. «Здесь Я смогу найти облегчение», – думал Он. Они всегда паниковали, когда приходили в сознание и понимали, что привязаны за руки и за ноги и что их рты залеплены скотчем. Управляя фургоном в ночи, Он слышал, как они ерзают за спиной, кто-то в ужасе, кто-то в гневе. Однако к тому моменту, когда Он прибывал на место, стадия первичной, инстинктивной реакции у всех у них миновала, и они готовы были договариваться. Я сделаю все, что ты хочешь. Только не убивай меня. Дословно они так не говорили. Но это было написано в их обезумевших глазах: я все сделаю, я стану чем угодно, скажу что угодно, буду думать так, как ты мне скажешь. Только не убивай меня. Он всегда останавливался в одном и том же безопасном месте: в боковом закутке парковки при хоккейном катке. Густые заросли кустарника прикрывали Его со стороны улицы; фонарь над парковкой давно уже не горел. Он выключал фары и свет в салоне автомобиля и перебирался с переднего сиденья назад. Он присаживался на корточках рядом с обездвиженной фигурой и ждал, пока Его глаза не привыкнут к темноте. Начинал Он всегда с одних и тех же слов, и голос Его был полон нежности и сочувствия: «Ты поступал плохо». И потом: «Я уберу это, – касаясь пальцами полоски скотча, – но только молчание обеспечит тебе жизнь и освобождение. Ты обещаешь молчать?» И они кивали, все без исключения, горя желанием говорить. Убеждать, признаваться, иногда угрожать или требовать. Но какой бы путь они ни избирали и что бы ни чувствовали при этом, все заканчивали мольбами. Они ощущали Его власть. Они улавливали ее сильный аромат в запахе масла, которым Он умащивал Свое тело. Они видели ее в мерцании ножа, который Он клал перед ними. Они чувствовали Его власть в жаре, идущем от плиты. Они слышали ее в потрескивании раскаленной сковороды. «Я не хочу причинять тебе боль, – говорил Он. – Мы должны поговорить, и если разговор состоится, то в результате ты получишь свободу». И они говорили. Соловьями заливались. Он перечислял их преступления, и в ответ слышал одно: мгновенное признание. Да, я сделал это. Да, я раскаиваюсь. Да, я клянусь… во всем, в чем ты хочешь, во всем клянусь, только отпусти меня. Но мысленно они добавляли к этому еще кое-что, и Он читал их мысли без труда: «Ты грязная скотина. За то, что ты сделал со мной, я пошлю тебя в ад». Поэтому, само собой, Он не мог освободить их. По крайней мере, освободить в том смысле, который подразумевали они. И все же Он держал данное им слово. Сначала шло сожжение. Сожжение всего лишь ладоней, чтобы показать Его гнев и вместе с тем Его милосердие. Провозглашение вины открывало перед ними дверь к искуплению, но, чтобы очиститься, нужно пройти через страдание. Поэтому Он вновь заклеивал рты скотчем и держал их руки на раскаленной добела сковороде, пока не начинало пахнуть горелым мясом. Они выгибали спину, стремясь вырваться, их мочевой пузырь и кишечник изливали свое содержимое; некоторые из них теряли сознание и не чувствовали, как удавка касается их шеи и затем сжимается. Другие были крепче, и вот с ними-то Он и испытывал наивысший восторг, в тот миг, когда жизнь покидала их телесные оболочки. А потом Он обязательно освобождал души, при помощи ножа вскрывал их навечно привязанные к земле тела. Ведь Он же обещал. Им нужно было всего лишь признать свою вину и выразить искреннее желание ее искупить. Но большинство из них выполняли только первое условие. Большинство из них даже не думали об искуплении. Последний же не сделал ни того ни другого. В конце он все отрицал. «Я ничего не сделал, ты, урод больной, я ничего плохого не сделал, ты можешь это понять? Пошел к черту, козел, отпусти меня!» И значит, ему не суждено было получить освобождение. Свобода, искупление, все, что предлагал ему Фу, – он на все это плевал. Он ушел, не очистившись, не отпустив душу. Он стал ошибкой Священного Существа. Хотя бесконечное удовольствие от самого процесса… Оно никуда не делось. И Он снова хотел его. Хотел этого сладкого наркотика – высшей власти. Ее не могла заменить прогулка вдоль реки Ли. Не могли заменить воспоминания. Действенна только реальность. Глава 13 Когда Барбара Хейверс наконец добралась до рынка Камден-Лок, она пребывала в отвратительном настроении. Она сердилась на себя за то, что позволила личным проблемам помешать выполнению рабочих обязанностей. Ее измотала адская поездка в Северный Лондон, которую ей пришлось совершить почти сразу же после того, как она с большим трудом покинула этот район, направляясь в центр города. Ко всему прочему правила парковки вынудили ее искать место для машины за тридевять земель от рынка. И Барбара горела праведным негодованием, ведь она бессмысленно тратила время. Все ответы находятся в стенах «Колосса», а не здесь. Барбара считала психологический портрет полной ерундой и всерьез не воспринимала составленный Робсоном отчет, однако определенная часть его выводов все же казалась ей правдоподобной. Эта часть включала описание предполагаемых физических и возрастных характеристик серийного убийцы. Поскольку этому описанию соответствовало уже как минимум четыре человека (все – сотрудники «Колосса»), то Барбара считала, что искать подозреваемых с такими же характеристиками возле прилавков и магазинов Камден-Лок было абсолютно бесперспективно. И уж совершенно не надеялась найти след убийцы в лавке «Облако Венди». Но после утреннего разговора с Линли Барбара острее, чем обычно, осознавала, что нужно хотя бы для видимости выполнять указания начальства. Поэтому она прорвалась сквозь пробки и нашла у черта на куличках место для парковки (такое узкое, что пришлось заталкивать туда «мини» как ногу одной из сестер Золушки в хрустальную туфельку). А после она потопала к рынку Камден-Лок, магазины и прилавки которого растянулись вдоль набережной. Найти «Облако Венди» оказалось трудной задачей, так как эта торговая точка не имела собственной вывески. Изучив поэтажные планы рынка и расспросив местных завсегдатаев, Барбара в конце концов добралась до цели. И это был крохотный закуток, расположенный в другом магазине. Здесь продавались свечи и подсвечники, поздравительные открытки, бижутерия и канцтовары. В «Облаке Венди» покупателям предлагались масла для массажа и ароматерапии, благовония, мыло и пена для ванн. Хозяйка, чьим именем была названа лавочка, сидела в мягком низком кресле, так что из-за прилавка едва виднелась ее макушка. Сначала Барбара подумала, что таким способом Венди следит за ловкими и нечестными покупателями, но, когда на вопрос «Простите, можно с вами поговорить?» ответа не последовало, стало ясно, что хозяйка лавочки дремлет (под воздействием некоего вещества, причем не из числа тех, что можно было найти среди ее товаров). Наконец ее тяжелые веки чуть приподнялись, и она не столько встала, сколько выкарабкалась из кресла, перебирая руками по прилавку. Ей даже пришлось по пути преклонить голову между пакетиками с морской солью. Барбара выругалась про себя. С длинными прядями седых волос, в индейском наряде-простыне, Венди не выглядела многообещающим источником информации. Скорее она была похожа на беженку поколения хиппи. Не хватало только бус братской любви. Тем не менее Барбара представилась, показала удостоверение и попыталась простимулировать мозг стареющей женщины упоминанием Скотленд-Ярда и употреблением слов «серийный» и «убийца» в непосредственной близости друг от друга. Затем она перешла к амбре и с надеждой спросила, не ведет ли Венди учет покупок. Но в ответ – тишина, и это заставило Барбару предположить, что только холодный душ сможет вывести Венди из забытья. Однако как раз в тот миг, когда она прикидывала, где поблизости можно найти воду, женщина заговорила. – Оплата наличными, и до свидания, – сказала она. И добавила: – Извиняюсь. Барбара истолковала это как свидетельство, что учет покупок Венди не ведет. Венди кивнула. И вдруг разговорилась настолько, что сумела поведать Барбаре о системе заказов, существующей в лавке. Новую партию она заказывает, когда у нее остается только одна единица того или иного товара. Если, конечно, она не забудет проверить в конце дня, сколько чего осталось. Но забывает она об этом часто, и только если покупатель попросит что-то, чего не имеется на прилавке, Венди вспоминала, что пора делать очередной заказ. Эти нежданные сведения давали почву для дальнейших расспросов. Барбара спросила, не может ли Венди припомнить, кто в последнее время покупал у нее амбру. Венди нахмурилась. Ее глаза закатились кверху. По-видимому, в поисках ответа Венди углубилась в дальние закоулки своего мозга. – Алло? – проговорила через некоторое время Барбара. – Эй! Венди! Вы еще здесь? – Не тратьте на нее время, милочка, – посоветовал Барбаре женский голос. – Она уже тридцать лет «дурь» курит. На ее чердаке не много мебели осталось, если вы понимаете, о чем я. Барбара оглянулась и увидела, что обратившаяся к ней женщина сидит у кассы большого магазина, в углу которого и пристроилось «Облако Венди». Позволив Венди вновь утонуть в низком кресле за прилавком, Барбара передвинулась к новой собеседнице. Та представилась как многострадальная сестра Венди, Пет. Это сокращение от Петулы, пояснила она. Уже много лет она разрешает Венди держать лавку в своем магазине, но Венди не очень-то горит желанием торговать – никогда не знаешь, придет она сегодня или нет. Барбара спросила, что происходит в те дни, когда Венди не появляется у себя в лавке. Что, если кто-то хочет купить что-нибудь? Барбара надеялась, что в таких случаях Пет идет им навстречу и встает за прилавок вместо Венди. Пет покачала головой – такой же седой, как у Венди, но превращенной в подобие стальной мочалки при помощи перманента. Нет, дорогуша, она уже давно выучила урок, что всякое доброе дело наказуемо. Венди может пользоваться ее магазином до тех пор, пока платит аренду. Но если она хочет заработать денег и уберечь себя от скатывания в нищету, где пребывала полтора десятка лет до того, как сумела открыть «Облако Венди», то пусть соизволит хотя бы проснуться, прийти, открыть лавочку и обслужить клиентов. Ее младшая сестренка не намерена за нее вкалывать. – То есть вы не знаете, покупал ли кто-нибудь амбру в лавке вашей сестры? – подытожила Барбара. Конечно нет, сказала Пет. На рынке Камден-Лок люди приходят и уходят толпами. А на выходных (констебль, вероятно, в курсе) здесь просто сумасшедший дом. Туристы, тинейджеры, романтически настроенные парочки, семейства с маленькими детьми в поисках дешевых увеселений, постоянные клиенты, карманники, жулики… Тут не упомнишь, кто и что покупает в твоем собственном магазине, что уж говорить о посетителях сестриного заведения. Нет, если уж кто-нибудь и сможет сообщить констеблю о покупках, сделанных в «Облаке Венди», то только сама Венди. Но вот беда: почти все время Венди проводит в облаке… если констебль понимает, о чем речь. Барбара понимала. И еще она понимала, что больше ничего уже не выжмет из этой поездки через весь город, с самого начала не имеющей смысла. Она попрощалась с Пет, оставив ей номер своего мобильного телефона на тот маловероятный случай, если Венди вдруг снизойдет на землю на время достаточно долгое, чтобы припомнить что-нибудь имеющее отношение к амбре, и отправилась восвояси. Чтобы время было потрачено не совсем уж впустую, Барбара сделала две дополнительные остановки. Первую – у прилавка главной торговой галереи. Ее коллекция футболок с веселыми фразочками на груди или спине всегда нуждалась в пополнении, и ради этого она изучила предложенные компанией «Пиг энд Ко» варианты. Отвергнув «Принцессу-практикантку» и «Папа с мамой ездили на Камден-Лок, а мне купили всего лишь одну отстойную футболку», она остановилась на надписи «Я торможу ради инопланетян», которая шла под карикатурой премьер-министра, застрявшего под колесами лондонского такси. В чем соль шутки, Барбара не очень-то уловила, но все равно сочла ее забавной. Она оплатила покупку и решила, что настала пора перекусить. Вторая краткая остановка – теперь у ларька, торгующего печеным картофелем, – решила эту проблему. Барбара выбрала начинку из капусты, креветок и сладкой кукурузы, так как необходимо регулярно потреблять продукты из всех основных групп, напомнила она себе. И, шагая обратно к машине, она при помощи пластиковой вилки приступила к ланчу. Дорога к машине вела по направлению к дому, на северо-запад от Чок-Фарм-роуд. Однако не успела она отойти от Камден-Лок и на сто ярдов, как в глубине ее сумки зазвонил мобильник. Пришлось остановиться, пристроить салфетку с картофелиной на край мусорного бачка и выкопать телефон. Может, Венди упала с облака и сообщила своей сестре полезную информацию, которую Пет, в свою очередь, спешит передать Барбаре? Надежда умирает последней. – Хейверс, – бодро произнесла в телефон Барбара. Краем глаза она заметила, что мимо нее проехал фургон и с нарушением правил припарковался у бокового входа в Стейблз-маркет – старинную конюшню для лошадей артиллерии, которая давно уже используется под торговые помещения. Без особой цели наблюдая за фургоном, она слушала, что говорит Линли: – Где вы, констебль? – На Камден-Лок, как и было велено, – отрапортовала Барбара. – Но, увы, результатов ноль. Из фургона на тротуар выбрался мужчина. Он был странно одет, даже по меркам зимнего времени: красный колпак, солнечные очки, перчатки без пальцев и бесформенное черное пальто, доходящее до щиколоток. Слишком уж оно бесформенное, думала Барбара, с растущим любопытством наблюдая за водителем фургона. Под таким пальто очень удобно прятать взрывчатку. Водитель направился к задним дверцам фургона, а Барбара тем временем внимательнее присмотрелась к самому автомобилю. Он был фиолетового цвета – кому пришло в голову красить его в такой цвет? – и с белой надписью на боку. Барбара передвинулась, чтобы прочитать надпись, и вдруг вспомнила, что ведет беседу с Линли. Тот как раз говорил: – Поэтому отправляйтесь туда немедленно. Возможно, вы были правы насчет «Колосса». – Простите, – поспешно вставила Барбара, – я не расслышала, сэр. Плохой прием. Проклятые мобильники. Можно повторить? Линли повторил, что кто-то из их команды откопал интересную информацию про Гриффина Стронга. Выяснилось, что мистер Стронг был не до конца откровенен, когда упоминал свое расставание с должностью в социальной службе. Погиб ребенок, находящийся под опекой, и его инспектором был Стронг, он как раз служил в Стокуэлле. Настало время заняться Стронгом плотнее. Линли сообщил Барбаре его домашний адрес (жилой массив на Хоуптаун-стрит) и велел начинать оттуда. Это довольно далеко от рынка Камден-Лок, и Линли мог послать кого-нибудь другого, но раз Хейверс так настаивала на версии с «Колоссом»… Не звучит ли в его голосе раскаяние, прислушивалась Барбара. Не пытается ли он таким образом извиниться? Не осознал ли, что его плохой день не должен становиться плохим днем для всех? Но все это неважно. Она не помнит зла. И Барбара ответила Линли, что будет счастлива проделать почти неосуществимый путь к Уайтчепел. Она отправляется немедленно. Она как раз шла к машине, когда он ей позвонил. – Отлично, – сказал Линли. – Тогда удачи. Он отключился прежде, чем Барбара успела рассказать ему о фиолетовом фургоне, за которым наблюдала, и о мужчине, разгружающем в этот момент коробки. Фиолетовый, думала Барбара. Темнота, ближайший уличный фонарь в десятке ярдов, и у окна – полусонная женщина… Она подошла к фургону и осмотрела его. Надпись на боку сообщала, что фургон принадлежит мистеру Фокусу, ниже значился лондонский номер телефона. Ага, вот, значит, кто этот мужчина в пальто, подумала Барбара. Да-а, под таким пальто можно прятать не только взрывчатку, но и все остальное, от голубей до крупных кроликов в шляпе. Пока она прохаживалась с недоеденной картошкой в руке перед фургоном, мужчина выгрузил коробки и, поскольку руки у него были заняты, ногой захлопнул заднюю дверцу. Аварийку он оставил включенной, наивно полагая, что это помешает рьяным дорожным полицейским выписать штраф за парковку в неположенном месте. Он заметил Барбару и обратился к ней: – Простите… Можно вас попросить… Мне надо отойти на минутку. Отнести вот это… – он кивком указал на коробки в руках, – в мой киоск. Вы не присмотрите за фургоном? Здесь такие правила парковки – просто невозможно не нарушить. – Нет проблем, – сказала Барбара. – Вы мистер Фокус? – Вообще-то я Барри Миншолл, – хмыкнул он. – Так я мигом. Спасибо. Миншолл вошел в здание Стейблз-маркета – одного из четырех рынков, разместившихся в округе, а Барбара воспользовалась неожиданным шансом, чтобы обойти его автомобиль. Это был не «форд транзит», хотя это, в общем-то, не имело значения, так как она и не надеялась, что видит перед собой тот самый фургон, который они ищут. Уж она-то знает, насколько мала вероятность, что полицейский, занятый поисками серийного убийцы, совершенно случайно наткнется на него на улице. Но цвет фургона заинтриговал Барбару, и она думала о том, как часто неверная информация считается истинной. Барри Миншолл вернулся и рассыпался в благодарностях. А Барбара в ответ спросила у него, чем он торгует на рынке. Он перечислил товары: наборы для розыгрышей и фокусов, костюмы, видеокассеты… Барбара слушала, но ее внимание было приковано к неуместным в мрачные зимние месяцы солнцезащитным очкам. Однако, вспомнив о недавней беседе с Венди, она решила, что в этом районе нужно быть готовой к любым чудачествам и не нужно ничему не удивляться. К машине она возвращалась, погруженная в задумчивость. Кто-то сказал, что фургон красный, и весь Скотленд-Ярд бросился на поиски красного фургона. Но чистый красный цвет – всего лишь малая часть широкого спектра. А может, в этом красном есть примесь синего? Да, нужно будет как следует это обдумать. Сержант полиции Уинстон Нката отправился в «Свет Бога» подготовленным: перед тем как покинуть здание Скотленд-Ярда, он внимательно изучил биографию преподобного отца Сэвиджа. Полученные сведения позволили ему несколько иначе взглянуть на человека, которому журнал «Санди таймс» и газета «Мейл он санди» посвятили специальные репортажи и которого провозгласили «поборником справедливости». Пресс-конференция была в полном разгаре, когда Нката вошел в церковь, совмещаемую в дневные часы с суповой кухней. Бедные и бездомные, обычно кормившиеся в кухне, сейчас выстроились на тротуаре в унылую очередь. Многие опустились на корточки с выражением покорной безнадежности, которое часто встречается у людей, обитающих на задворках общества. Нкате было неловко пробираться через очередь к входу. Только благодаря стечению обстоятельств, думал он, несгибаемой любви родителей и давнему вмешательству одного неравнодушного копа он не разделил жизнь этих несчастных людей. Ту же неловкость он испытывал, когда приходилось исполнять некоторые обязанности полицейского по отношению к собратьям по цвету кожи. Сможет ли он когда-нибудь преодолеть тягостное чувство, будто он предал свой народ, выбрав путь, малопонятный для большинства из них? Вот и сегодня, когда Нката вошел в захудалую автомастерскую, Сол Оливер посмотрел на него как на предателя. Мастерская приютилась в трущобах на узкой улочке Манро-мьюз, что в Северном Кенсингтоне. Ее стены густо изукрасили уличные художники и покрыл копотью пожар, выпотрошивший соседнее здание. Трущобы тыльной частью выходили на Голберн-стрит, где Нката оставил «эскорт». Там, между разбитыми тротуарами и канавами, заваленными мусором, мимо сомнительных оптовых магазинов одежды и неопрятных киосков с грохотом несся транспортный поток. Сол Оливер трудился над древним «фольксвагеном», когда Нката окликнул его. Механик оторвался от созерцания крохотного двигателя. Он обвел взглядом фигуру Нкаты с головы до пят, после чего изучил удостоверение сержанта. И все, что Сол Оливер думал о Нкате, отразилось на его лице: недоверие к чернокожему полицейскому. Ну да, он уже в курсе, что стряслось с Шоном Лейвери, рассказал Оливер Нкате, хотя эта новость не стала для него такой уж трагедией. Ему позвонил преподобный Сэвидж. Нет, он, Сол, ничего не знает о последних днях жизни Шона. Он уже несколько месяцев не видел сына. – Когда он приезжал к вам в последний раз? – спросил Нката.