– Да? – спросила она громко, чтобы перекричать звуки видео, которые доносились из глубины дома. Барбара показала удостоверение и сказала, что хотела бы поговорить с мистером Стронгом, если он дома. – А вы, должно быть, миссис Стронг? – добавила она. – Да, Арабелла Стронг, – представилась женщина. – Пожалуйста, проходите. Я только успокою Татьяну. И она понесла малышку в дом. Барбара недоуменно повторила про себя: «Татьяна?» – и проследовала за хозяйкой. В гостиной Арабелла опустила ребенка на кожаный диван, где были приготовлены крошечное розовое одеяло и еще более крошечная розовая грелка. Она обложила дочку подушками и пристроила грелку ей на животик. – Колики, – пояснила она Барбаре. – Теплое вроде помогает. Так и оказалось: через несколько секунд плач Татьяны сменился слабым хныканьем, так что теперь основным источником шума оставался телевизор. На экране под ритмичную музыку «кабумм-дидди-бумм» невероятно мускулистая женщина выдыхала «нижний пресс раз, нижний пресс два» и вскидывала ноги и бедра вверх из положения лежа. Барбара с изумлением увидела, что женщина одним движением вскочила на ноги и встала перед камерой, явив зрителям свой живот в профиль – плоский, как голландский горизонт, поставленный вертикально. Эта женщина явно не умела радоваться жизни. Такой живот исключал всякое знакомство с мармеладным печеньем, хрустящими вафлями, копченой треской и жареной картошкой с уксусом. Несчастная корова. Арабелла нажала кнопку на пульте, выключая телевизор и видеомагнитофон. – Подозреваю, она занимается этим по шестнадцать часов в сутки, – сказала она. – Рубенс в могиле юлой вертится, вот что я вам скажу. Кто бы намекнул ей, что жить не означает мучиться? Арабелла хмыкнула. Она уселась на диван рядом с дочкой и указала на стул, приглашая Барбару тоже садиться; дотянулась до полотенца и утерла со лба пот. – Гриффа сейчас нет, – сказала она. – Он в мастерской. У нас шелкотрафаретный бизнес. – А где находится ваша мастерская? Барбара села и выудила блокнот из необъятной сумки. Найдя чистую страницу, она приготовилась писать. Арабелла продиктовала адрес – на Квакер-стрит – и спросила, пока Барбара записывала: – Это из-за того мальчика, да? Которого убили? Грифф рассказывал о нем. Киммо Торн, так вроде его звали. И еще один мальчик пропал. Кажется, Шон. – Шон тоже мертв. Его опознал приемный отец. Арабелла глянула на свою малышку, словно опасаясь за нее. – Какой ужас! Грифф был дико расстроен из-за Киммо. И теперь еще Шон. – Это не первый раз, когда погибают доверенные ему дети, как я понимаю. Арабелла с нежностью погладила безволосую головку Татьяны и только после этого ответила: – Я же сказала, что он был дико расстроен. И он никак не был связан со смертью детей. Ни в «Колоссе», ни ранее. – Но все равно впечатление складывается не самое благоприятное. Ну знаете, будто мистер Гриффин недостаточно внимателен. – Нет, не знаю. – Недостаточно внимателен к вверенным ему жизням. Или чертовски невезуч. Арабелла поднялась. Она подошла к металлическому стеллажу в углу комнаты и взяла с полки пачку сигарет. Резко выбила из пачки сигарету, так же резко чиркнула зажигалкой. Ментоловые, отметила про себя Барбара. Глушит нервозность табаком. А нервничать есть из-за чего: нужно возвращаться в форму. Арабелла была достаточно привлекательна – хорошая кожа, красивые глаза, темные блестящие волосы, – но, очевидно, за время беременности набрала дюжину лишних фунтов. Оправдывала себя тем, что «надо есть за двоих», не иначе. – Если вам нужно алиби – вы ведь всегда ищете алиби? – то у Гриффа оно есть. И зовут алиби Ульрика Эллис. Если вы уже были в «Колоссе», то наверняка с ней встречались. А вот это действительно интересный поворот. Не тот факт, что между Ульрикой и Гриффом что-то есть (Барбара не сомневалась в этом), а то, что Арабелла про это знает. И не выглядит сильно огорченной. Что бы это могло значить? Арабелла как будто прочитала мысли Барбары. – Мой муж слаб, – сказала она. – Но все мужчины слабы, не только он. Когда женщина выходит замуж, она должна понимать это и решить для себя заранее, с чем будет мириться, когда эта слабость проявится. В чем именно выразится слабость мужа, женщина обычно не знает, но… жизнь состоит из открытий, так? Будет ли это алкоголь, еда, азартные игры, работа с утра до ночи, другие женщины, порнография, футбольное хулиганство, увлечение спортом, наркотики… Слабость Гриффа – это неумение сказать женщине «нет». Что неудивительно – они ведь проходу ему не дают. – Непросто быть замужем за человеком, который так… Барбара запнулась, подбирая верное слово. – Прекрасен? Подобен ангелу? – подсказала Арабелла. – Аполлон? Нарцисс? Нет, совсем не трудно. Мы с Гриффом собираемся сохранить брак. Мы оба выросли в неполных семьях и не хотим, чтобы то же самое случилось с Татьяной. Я сумела расставить свои приоритеты. Существуют куда более серьезные неприятности, чем любвеобильность мужа. Грифф раньше уже поддавался своей слабости, констебль. Думаю, что и в будущем она никуда не денется. Выслушав эту тираду, Барбара пожелала вытрясти из Арабеллы всю эту надуманную чушь. Узнав об измене супруга, женщины борются за своих мужчин, вынашивают планы мести, причиняют вред себе или другим, – к этому всему Барбара уже привыкла. Но это? Спокойный анализ, принятие измены как нормы жизни? Барбара не могла решить, как назвать Арабеллу Стронг: женщиной зрелой, философски настроенной, отчаявшейся или просто сумасшедшей. – Каким это образом Ульрика может стать алиби вашего мужа? – спросила она Арабеллу. – Каждый раз, когда он не ночует дома, я знаю, что он с ней. Вам достаточно сопоставить даты убийств с его ночным отсутствием. – То есть в те даты он всю ночь проводил у мисс Эллис? – Если и не до утра, то достаточно долго. Как ловко все складывается! Интересно, сколько телефонных звонков им троим потребовалось, чтобы состряпать такую удобную схему, думала Барбара. И еще ей было интересно, в какой степени внешнее спокойствие Арабеллы соответствует ее внутреннему отношению к изменам мужа. И не объясняется ли это спокойствие беззащитным положением женщины с ребенком на руках. Арабелле нужен мужчина-кормилец, если ей самой приходится сидеть дома и растить Татьяну. Барбара захлопнула блокнот и поблагодарила Арабеллу за ее время и согласие откровенно поговорить о муже. Она понимала, что в этом доме она больше не раздобудет ни грамма полезной информации. Вернувшись в «мини», она развернула карту города и отыскала на ней Квакер-стрит. Ну наконец-то ей улыбнулась удача! Оказалось, что мастерская Гриффина Стронга находится к югу от железнодорожной ветки, ведущей к станции Ливерпуль-стрит. До мастерской от Брик-лейн можно добраться за четверть часа и заодно потратить калории, поглощенные за завтраком в виде половинки кекса с джемом. Печеной картофелине, проглоченной на рынке Камден-Лок, придется подождать другого случая. – У нас телефонов не хватает, чтобы принимать все звонки, Томми, – сказал Джон Стюарт. Инспектор расположил аккуратно свернутый документ строго перед собой и, пока говорил, выровнял нижние углы вдоль края стола. Попутно он поправил галстук, проверил состояние ногтей и оглядел комнату в поисках малейших признаков беспорядка. Наблюдая за инспектором, Линли в который раз подумал, что у жены Стюарта имелись уважительные причины для расторжения брака. – Нас атакуют родители со всей страны, – продолжал Стюарт. – На данный момент – двести сообщений о пропавших детях. Нам нужны дополнительные силы, чтобы обработать этот поток. Они сидели в кабинете Линли, пытаясь более эффективно перераспределить имеющиеся в наличии ресурсы. Им отчаянно не хватает людей, Стюарт абсолютно прав. Но Хильер отказался выделять помощь до тех пор, пока не прозвучит волшебное слово «результат». Линли думал, что результат у них есть: удалось опознать еще одно тело – первое в цепи из пяти убийств, найденное в Ганнерсбери-парк. Это был четырнадцатилетний Антон Райд, смешанной расы. В пропавших без вести он числился с восьмого сентября. В его короткой биографии было членство в уличной банде и аресты за хулиганство, вторжение на частную территорию, воровство и нападение. Обо всем этом в Скотленд-Ярд сообщили из полицейского участка на Митчем-роуд, куда обратились встревоженные родители Антона. Однако, признал представитель участка, к этому делу не было проявлено должного внимания. Полицейские объяснили все тем, что подросток попросту сбежал из отчего дома. Из-за этого газеты поднимут такой вой, что мало не покажется, громогласно заявил Хильер в телефонном разговоре с Линли, когда был ознакомлен с подробностями. Так когда же суперинтендант соизволит представить прессе нечто более существенное, чем опознание очередного трупа, черт возьми? – Займитесь делом, – сказал помощник комиссара, перед тем как повесить трубку. – Надеюсь, ваши люди достаточно работоспособны и я не должен лично подтирать им задницы? Или должен? Линли придержал язык и характер. Он вызвал Стюарта, и они засели над отчетами. Из отдела нравов пришло окончательное подтверждение, что никто из опознанных подростков, за исключением Киммо Торна, в их архивах не числится. Ни один из них, за исключением Киммо, не был замечен в занятиях проституцией: жертвы не являлись ни мальчиками по вызову, ни трансвеститами. И несмотря на их более чем пестрые биографии, ни один из них не был связан ни с распространением наркотиков, ни с их употреблением. Беседа с таксистом, который обнаружил в туннеле на Шанд-стрит тело Шона Лейвери, ничего нового не дала. Проверка самого таксиста выявила абсолютно чистое досье. Его даже ни разу не штрафовали за парковку в неположенном месте. Полуобгоревшая «мазда» в туннеле не имела видимой связи ни с одним из фигурантов следствия. Без регистрационного знака и без двигателя не было никакой возможности определить, кому принадлежала эта машина, и не нашлось ни единого свидетеля, который рассказал бы, как она оказалась в туннеле, ну или давно ли она там стоит, хотя бы. – Это тупик, – высказался Стюарт. – Лучше направить людей на что-то другое. Кстати, я думаю, нам нужно сменить ребят, которые сейчас отсматривают записи камер видеонаблюдения. – Там ничего? – Ничего. – Господи, как такое возможно? Неужели никто ничего не видел? Линли не ждал ответа на этот вопрос – он был риторическим. Но ответ все же был: большой город. Люди в метро и на улице избегают встречаться взглядами. Работу полиции усложняет именно эта широко распространившаяся среди городских жителей философия – «ничего не вижу, ничего не слышу». – Ну хоть кто-то мог бы заметить, как машину поджигают! – воскликнул Линли. – Или как она горит! – Зато у нас кое-что есть на двух парней из «Колосса», – сообщил Стюарт, вытаскивая из своей аккуратной стопки бумаг интересующий его лист. – Их зовут Робби Килфойл и Джек Винесс. Мы проверили обоих. Эти сотрудники «Колосса», как выяснилось, в юности имели столкновения с законом. Провинности Килфойла были относительно незначительны. Стюарт зачитал список из школьных прогулов, нескольких случаев вандализма и подглядываний в окна, о чем сообщали бдительные соседи. – Все это мелочи, – подвел итог Стюарт, – если не считать того факта, что его выгнали из армии. – За что? – Самовольные отлучки. – И как это относится к нашему делу? – Если вспомнить психологический портрет убийцы – там тоже фигурируют проблемы с дисциплиной и неумение выполнять приказы. Так что это совпадает. – С натяжкой, – заметил Линли. Прежде чем Стюарт успел обидеться, он добавил: – Что еще по Килфойлу? – В настоящее время работает курьером – развозит на велосипеде сэндвичи. Закусочная называется… – он справился со своими заметками, – «Мистер Сэндвич». Так он и оказался в «Колоссе», кстати. Возил туда заказы, познакомился с ними и стал помогать после того, как его рабочий день заканчивался. Уже несколько лет так продолжается. – А где находится его основная работа? – «Мистер Сэндвич»? Это в Гейбриелс-Варф. – И когда Линли поднял голову, оторвавшись от записей, Стюарт добавил: – Да-да, вы правы. Там же расположена и «Хрустальная луна».