Действительно, хватает. Она только ухудшала ситуацию, но с этим ничего не поделаешь. Она должна найти для полиции хоть что-нибудь. И даже если ради этого придется самой проверять каждое алиби у отца Робби, у матери Нейла, у посетителей в любимом пабе Джека… Она готова. И способна на это. И не боится. Она сделает это, потому что на кону стоит столько… – Ульрика! Что случилось? Мы же договорись: через пять минут. В приемной появился Грифф. Он выглядел растерянным, что и понятно, ведь раньше Ульрика, как подвластный силам гравитации спутник, возникала на его орбите – орбите звезды! – ровно в назначенный им миг. – Мне нужно поговорить с тобой, – сказала она. – У тебя есть время? – Найдется. Моя группа сейчас работает над «кругом доверия». А что случилось? В разговор встрял Джек: – Ульрика вообразила себя полицейским. – Тебя не спрашивают, Джек, – отрезала Ульрика, а Гриффу коротко велела: – Пойдем. Она привела его в кабинет и плотно закрыла дверь. Ни обходные маневры, ни прямой вопрос не помогли избежать обид со стороны сотрудников, потому Ульрика не беспокоилась, какой избрать метод для разговора с Гриффом. Однако она не успела заговорить – Грифф опередил ее. – Хорошо, что ты попросила о встрече, Рика, – сказал он, проводя пальцами по густой шевелюре. – Я и сам хотел поговорить с тобой. – О чем? – спросила Ульрика, хотя уже через миг поняла, что он имеет в виду. Рика. Он шептал это ей на ушко. Имя слетало с его губ вместе со стоном оргазма: Рика, Рика. – Я скучал по тебе. Мне не нравится, как все между нами закончилось. Мне не нравится, что между нами все закончилось. Твои слова… что со мной здорово трахаться. Они больно меня задели. Я никогда не думал так, когда был с тобой. Это все не ради секса, Рика. – Правда? Тогда ради чего? Гриффин стоял возле двери, а она – у стола. Он двинулся, но не к ней, а к книжной полке, и как будто углубился в изучение корешков и фотографий. Наконец взял в руки снимок Нельсона Манделы, стоящего между Ульрикой – гораздо более юной и питающей множество иллюзий – и ее отцом. – Ради этого, – сказал Грифф. – Ради этой девочки и всего того, во что она верила тогда и во что верит до сих пор. Ради ее страсти. Ради бьющей в ней жизни. Я надеялся прикоснуться и к одному и к другому: к страсти и к жизни, вот почему и ради чего все это было. – Он поставил снимок на место и обернулся к Ульрике: – В тебе они до сих пор есть, страсть и жизнь. Это и привлекло меня к тебе с самого начала. И влечет сейчас. Он сунул руки в задние карманы синих джинсов. Джинсы, как обычно, были узкими и плотно обтягивали бедра. Она увидела холмик – там, где находится пенис. И отвела взгляд. – Дома творится что-то несусветное, – продолжал Грифф. – Из-за этого я был сам не свой, прости. У Арабеллы бушуют гормоны, у малышки колики. Наша мастерская почти без заказов, дела идут неважно. Так что видишь, у меня забот полон рот, и я начал думать о тебе как еще об одной проблеме, которую приходится решать. Поэтому я и вел себя не самым лучшим образом. – Да. Это так. – Но это не означало… не означает, будто ты мне больше не нужна. Просто все эти сложности… – Жизнь не должна быть сложной, – перебила она. – Это ты сделал ее такой. – Рика, я же не могу уйти от нее. Пока не могу. У нас только что родился ребенок. Если бы я поступил так, то доказал бы, что не достоин ни Арабеллы, ни тебя. Разве ты этого не понимаешь? – Тебя никто и не просил уходить. – Все шло именно к тому, ты знаешь не хуже меня. Ульрика замолчала. Она понимала, что давно уже пора задавать те вопросы, ради которых она и затеяла разговор, но темные глаза Гриффа отвлекали. Не только отвлекали, но и тянули обратно в прошлое. Туда, где он рядом с ней. Где его тело пышет жаром. Где он входит в нее – о, этот головокружительный момент! То было не просто соединение плоти с плотью. То соединялись души. Она отгородилась от наплыва воспоминаний. – Да. Наверное, так и было, – сказала она. – Ты знаешь, что мы шли к этому. Ты видела, что я чувствовал. Что я чувствую… Он приблизился к ней. В горле у нее что-то быстро и легко запульсировало. В теле образовался жар, сконцентрировался в низу живота. Между ног стало влажно – совершенно против воли. – Это все плотское, – попробовала Ульрика остановить происходящее. – Только дурак мог принять это за настоящее чувство. Грифф был уже так близко к ней, что она уловила запах. Не запах лосьона. Не одеколона и не геля после бритья. Это был его запах, созданный из запахов волос, кожи и секса. Он протянул руку и прикоснулся к ней. Пальцы скользнули по ее виску, спустились ниже. Задержались на мочке. Провели линию к подбородку. Потом Грифф уронил руку. – Мы ведь по-прежнему вместе, да? – спросил он. – Ничего не изменилось между нами? – Грифф, послушай… – произнесла она. Но в голосе ее не было твердости. И он слышит это не хуже ее. И он понимает, что это означает. Потому что это может означать только одно… О, как он близко, этот запах, эта сила… Он опрокидывает ее, обеими руками прижимает ее ладони к кровати и целует, целует. Ее бедра подхватывают ритмичный танец и вскидываются, вскидываются, потому что все отступило, ничто больше не имеет значения, только желание, обладание и упоение. Да, он чувствует то же самое. Она знала, что если опустит глаза (а она этого ни за что не сделает), то увидит доказательство под тканью узких джинсов. Грифф хриплым голосом спросил: – Что послушать, Рика? Мое сердце? Твое? Послушать, о чем они говорят? Я хочу, чтобы ты вернулась. Это безумие. Это глупо. Я ничего не могу предложить, лишь одно: я хочу тебя. Не знаю, что принесет завтрашний день. Может быть, мы завтра умрем. Я просто хочу, чтобы ты все это знала. И когда он стал целовать ее, она не стала вырываться из объятий. Он нашел ее губы, и они раскрылись, покорные движениям его языка. Она отступила к столу, и он прижался к ней, чтобы в ее живот еще сильней вдавился его твердый и горячий холмик. – Позволь мне вернуться, Рика, – шептал он. Она обвила руками его шею и жадно поцеловала его. Со всех сторон подстерегают опасности, но больше ни о чем не нужно беспокоиться. Потому что от любых опасностей заслонит и защитит вот это – сыпучий шелк волос, в который она погружает пальцы, рот, впившийся в шею, ищущие ее грудь руки, жаркие прикосновения тела, ее желание обладать им и полное равнодушие ко всему, даже к тому, что кто-нибудь может в любую минуту заглянуть в кабинет. Они все сделают быстро, говорила она себе. Все равно невозможно будет расстаться, пока не… Молнии, пуговки, все сброшено; оба застонали от наслаждения, когда он посадил ее на стол и вошел в нее. Вновь сомкнулись губы, ее руки скользят по мускулистой спине, а он обхватывает ее бедра и грубо, сильно пронзает ее, но хочется еще сильнее и грубее. И вот уже все внутри сжимается, волны поднимаются и… она летит куда-то… А мгновением позже и он достиг экстаза, прерывисто дыша. Они слились в одно, чувствуя безопасность и покой, хотя не прошло и шестидесяти секунд. Медленно они оторвались друг от друга. Она видела, что Гриффин раскраснелся, и подумала, что ее лицо, должно быть, тоже горит. Он часто дышал и выглядел ошеломленным. – Я не думал, что так случится, – сказал он. – И я. – Это оттого, что мы снова вместе. – Да, я знаю. – Я не могу остановиться. Пробовал уже, не раз. Не получается. Потому что, когда я вижу тебя… – Знаю, – повторила она. – Со мной то же самое. Она стала собирать и натягивать одежду, чувствуя, что его соки уже потекли из нее; она понимала, что вся пропиталась запахом страстного соития. Нужно было что-то с этим делать, но она не могла сейчас ни о чем думать. Должно быть, Грифф чувствовал то же самое, потому что, одевшись, он снова прижал ее к себе и поцеловал. – Я обязательно что-нибудь придумаю, – сказал он. И Ульрика поцеловала его. «Колосс», большой и беспокойный, перестал существовать, не видный за дверью ее кабинета. Наконец он со смехом оторвался от ее губ и прижал к своему плечу ее голову. – Ты ведь всегда будешь со мной, да? – спросил он. – Ты всегда будешь здесь, правда, Рика? Она подняла голову. – Вроде бы я никуда исчезать не собиралась. – Я рад. Теперь мы снова вместе. Навсегда. – Да. Он погладил ее щеку и снова прижал Ульрику к плечу. – Так ты скажешь? – Мм… – Рика! Ты скажешь? Ульрика оторвалась от его плеча и глянула на него. – Что? – спросила она. – Что мы вместе. Мы хотим друг друга; знаем, что это неправильно, но не можем остановиться. Поэтому каждый раз, когда нам выпадает такая возможность, ничто не имеет значения. Ни время суток, ни день недели. Ничто. Мы делаем то, что не можем не делать. Она заглянула в его пытливые глаза – как же они близко! – и вдруг почувствовала холод, разлившийся в воздухе. – О чем ты говоришь? Грифф хохотнул – добродушно, как и подобает нежному и снисходительному любовнику. Она отодвинулась.