— Очень похоже на брак отца и Марго, — кивнула Алька. — Папа ведь по-хорошему никогда Маргариту не любил. Да и Марго его не особо. У неё была своя Хиросима: человек, которого она любила, оказался банальным аферистом. А мой отец работал на её отца, а когда овдовел, женился на его дочери и стал управляющим его компанией. Это был брак по расчёту, причём по взаимному. У Марго после неудачного аборта не могло быть детей, а у отца была я. Он потерял жену, она — веру в любовь. И у обоих были отношения на стороне. Были. Есть. И будут. — Лишь бы не доходило до развода? — подсказал Руслан. Алька кивнула. И не сказала, что она бы так не хотела. Ни за что. Алька хотела замуж только по любви. Растущий к свету дорастёт до тьмы. Тянущий я дотянется до мы и скажет: мы ебали эту тьму. И я его тогда в мужья возьму. * — Как себя чувствуешь? — заботливо спросил Руслан, когда они вышли из машины у дома художника. — Хорошо, — улыбнулась Алька тепло и загадочно. Именно так просил улыбаться художник, странный человек в длинной холщовой рубахе до пят. — Как Густав Климт, — поразил её замечанием Руслан. И получил ещё сто очков в карму. Алька, конечно, не спросила, а он, конечно, не пояснил, откуда он знает про Климта. Откуда он вообще знает всё то, что знает. Но что он удивит её ещё не раз и своими поступками, и мыслями, и знаниями, Алька даже не сомневалась. Пусть они совсем мало времени провели вместе, не так часто разговаривали, как хотелось бы, и когда-то Алька звала его солдат — дуболомность его была показной, а невозмутимость — профессиональной. Алька точно знала: он бездонный, как космос. — Могу поспорить, у него под рубахой ничего нет, — заговорщицки шепнула Алька в ответ. И в остальном художник тоже был интересным. Совсем не старым, лет тридцати пяти (так сказала Марго), хоть и выглядел сущим дервишем. Волосы всклокочены, словно он только что встал с коровьей подстилки; в нечёсаной бороде будто солома и крошки; руки в многолетних пятнах краски. Но как бы ни выглядел художник, Алька на его портрете выходила красавицей. — Ох, ничего себе! — присвистнул Дымов. — Да, мне тоже нравится, — недолго постояла у картины Алька и заняла своё место, где она как графиня Лопухина на портрете Боровиковского, вальяжно опиралась на какую-то конторку. Сегодня улыбаться тепло и загадочно ей было совсем нетрудно. Сегодня она стала другой. И художник, похоже, действительно был талантлив, раз поспешно схватил свежий лист бумаги, чтобы поймать это её выражение лица и… увековечить. Всё остальное: ни как уложены её волосы, ни в каком она платье для него было неважно. Как и Боровиковский, он набросал лицо и фигуру, и всё остальное будет дописывать в отсутствие модели. Синее платье, что так шло к её глазам, она привезла прошлый раз, и его уже надели на манекен. Атрибуты и фон художник тоже будет создавать в студии по своему вкусу. — Многослойная живопись масляными красками требует времени для высыхания каждого слоя, — пояснила Марго, что приезжала с Алькой для первых набросков. — В общей сложности на портрет потребуется несколько недель. Они с Русланом провели у художника около часа. И где был Руслан, пока она отдавливала локоть о конторку, а художник растирал пальцем карандаш, Алька не заметила. Ходил где-то по студии, видимо. И ходил неслышно, как чёртов кот. — Художники-пастелисты шутят, что у них нет отпечатков пальцев, потому что они стёрты от работы, — сказала Алька, когда сеанс позирования закончился, и они с Русланом вышли на улицу. Руслан удивлённо приподнял бровь. Алька улыбнулась: ей нравилось его удивлять. — А Ван Эйк растирал пальцем каждый мазок кисти, — добавила она. — Так что, если нужны отпечатки пальцев Ван Эйка, их вполне можно снять со знаменитой «Четы Арнольфини». Они заметны на зелёном фоне платья, везде, где свет из окна бликует на ткани. — Восхищаюсь, как много ты всего знаешь, — открыл Руслан для Альки дверь машины. Так привычно, словно и не было между ними тех двух лет. Как будто он всегда был рядом. Ох уж эти мимолётные двухлетние влюблённости! — А я восхищаюсь, как ты мной восхищаешься, — она кокетливо стрельнула глазками и, не успев сесть в машину, удивилась, когда поняла, что Руслан с ней не едет. — А ты? — развернулась она. — У меня дела, — ответил он просто и вздохнул, давая понять, что ему тоже жаль с ней расставаться. — До завтра? — Руслан, я… — она заглянула в его глаза. — Я завтра улетаю. В Италию. До конца лета. Как обычно, ни один мускул не дрогнул на его лице. — Ну что ж, — он пожал плечами. — Тогда до встречи. — Это значит: встретимся, когда я вернусь? — Это значит — мой ход, Огонёк, — ответил он и подмигнул. — Мой ход. —— * стихотворение Веры Павловой 33 33 Давно Алька так безмятежно не спала, как перед этой поездкой. И ничего у неё не болело. И ничто не беспокоило. Она с удовольствием позавтракала. Крепко обняла отца на прощанье. Помахала из машины Марго. Камалов поехал её провожать. Таскал чемоданы. Заплатил за кофе. И в целом вёл себя, как обычно, словно ничего не произошло. — Я знаю, почему твой отец так болезненно отнёсся к тому, что ты решила заказать свой портрет, — неожиданно сказал он, когда они остановились перед очередью в таможенную зону. — Почему? — удивилась Алька, всё ещё наивно высматривая Руслана. Она, конечно, понимала, что он не приедет, но ведь мог же — и глупое сердечко ждало. — Есть подозрение… — слегка прикусил Камалов губу. Мимо проходили две девчонки, и одна так на него засмотрелась, что врезалась в урну. Игорь невольно улыбнулся. Алька усмехнулась. Высокий, красивый блондин с карими глазами. Не реши он зарабатывать мозгами, мог бы пойти в модели или актёры — губу, то игриво, то томно, то задумчиво, он прикусывал профессионально. — В общем, это была одна из рабочих версий следствия, что твоя мама стала жертвой маньяка. Камалов сглотнул. По красивой шее красиво прокатился эстетически безупречный кадык. — Или наёмного убийцы. Я знаю. Зачем ты мне об этом напоминаешь? — разозлилась Алька. — Прости, не хотел тебя расстроить, — поднял руки Камалов, как бы говоря, что действительно не хотел, но это важно. — Я знаю, как тяжело тебе об этом вспоминать и как болезненно ты реагируешь. Но ты знаешь не всё, Аль. И, мне кажется, захочешь знать больше. Особенно сейчас. Она не стала спрашивать почему сейчас, но кивнула, соглашаясь на большее. — Этот маньяк помешан на портретах, — сказал Игорь. Алька удивилась, но заметила, что он сказал «помешан», а не «был помешан».