— А надо мной? — показала я на пятый этаж. — Жил академик Лаврентьев, профессор, преподаватель истории и генеалогии. А вместо кафе на первом этаже раньше была булочная. Моими любимыми у них были сочни с вишней. А дед любил Бородинский хлеб с тмином, кардамоном и ещё какой-то вонючей гадостью, — слегка скривился он. — Ты жил с дедом? — догадалась я. — Да. Отец погиб в горячей точке, он был военным. — А мама? — С мамой всё сложно. Когда после смерти отца, мы переехали сюда к деду, она была с нами. Но потом стала отдаляться всё дальше и дальше. Замкнулась. Ушла в себя. Я был слишком мал, чтобы понимать, что происходит. А дед дал ей время пережить смерть мужа. Каждый ведь по-разному проживает горе, кто-то быстрее, кто-то дольше. Каждому нужно своё время. Увы, дед слишком поздно понял, насколько всё серьёзно, — Руслан развёл руками. — Когда уже ничего нельзя было изменить. — Прости, что я спросила. — Ничего, — вздохнул он. — Это было давно. Я даже рад, что ты спросила. Иногда полезно вспомнить. Например, что когда-то я хотел пойти по стопам отца, — поправил он часы на запястье. Неожиданно старые армейские часы, видимо, память об отце. — Тоже хотел стать военным? — Я и стал. В шестнадцать лет поступил в кадетскую школу, потом военное училище, военная карьера и в итоге… охранное агентство. — Ты работаешь в охранном агентстве? — Я им владею. Садись, пока всё горячее, — положил он на салфетку нож, вилку и посмотрел на меня с видом: «Что-нибудь ещё хочешь знать, или допрос окончен?» 38 38 — Ты же не думаешь, что я съем всё это одна? — уставилась я на единственную тарелку. — Не думаю, — слегка отстранила меня его рука, когда он потянулся за чем-то позади. Легла на талию, бережно и едва касаясь, но… ко мне словно приложили раскалённый утюг. Я выгнула спину, задержала дыхание. Я не знала, кто он мне. Не понимала, что нас связывает, но, твою мать, меня от него качало. Как шлюпку в шторм. Как верхушки сосен на ветру. Как пустую колыбель. Скрипуче. Маетно. Сиротливо. Словно мне его не хватало. «Что, блядь, происходит?» — рухнула я на стул, когда он меня отпустил. И вздохнула, словно резко поднялась с глубины. Вот что такое кессонная болезнь: головокружение, потливость, тошнота, декомпрессия, эмболия — я помнила. А кто этот мужик, от которого у меня в жилах закипала кровь — нет. Как поймавшую глюк программу, меня сбоило. Но память упрямо молчала. — Составишь мне компанию? — пригласила я его к столу без всяких выебонов. — Аль, я, — посмотрел Руслан на часы, как бы давая понять, что не располагает таким количеством времени. Но я точно знала, что дело не в этом. По какой-то неизвестной мне причине он не хочет (боится, что я буду задавать неудобные вопросы?) оставаться со мной наедине. Но по той же причине я хотела прямо противоположного: чтобы он не уходил. И уже решила слёзно умолять его об этом, даже слегка скривилась, как ребёнок, что собирается заплакать, когда он предупреждающе покачал пальцем: — Только не бровки домиком. Но именно домиком бровки и сложились. «Ах ты кошачья морда!» — словно сказал кто-то внутри меня его голосом. — Только если ты настаиваешь, — он тяжело вздохнул, упёрся руками в стол. Салаты, мясо, какие-то потрясающие закуски, логотип ресторана на фирменных салфетках, — обвела я взглядом стол. — Конечно, я настаиваю, Руслан. Во-первых, я одна столько не съем. Во-вторых, не хочу есть одна. А в-третьих… садись уже, — показала я на стул. — Пить что-нибудь будешь? Там в холодильнике есть шампанское. — Не сегодня, — не глядя на меня, поставил он себе тарелку. — Но тебе могу налить. — Мне воды. Но она тоже в холодильнике, — ответила я. «Не сегодня» прозвучало оптимистично и мне понравилось. Руслан принёс бутылку. Снял пиджак и остался в одной рубашке. Наконец-то сел. Его лоб покрылся испариной. Рубашка прилипла к спине. Несмотря на то что выглядел он по-прежнему невозмутимым, на самом деле словно пробежал марафон — с таким трудом ему давалась эта невозмутимость. «Нас явно связывала какая-то большая тайна. Очень большая», — скользила я взглядом по его плечам, шее, груди. Впрочем, я и так знала какая. Он приносил мне цветы в больницу, сдал в ремонт мою разбитую машину, подумал о том, что у меня нет денег или они мне недоступны, и дал свою карту, привёз еды, купил продукты. Он. Меня. Любит. Блядь! Я отложила вилку. — Руслан, мы… — Ешь, — поднял он глаза и словно накрыл мой рот ладонью. — Всё остальное потом. — Могу предложить пиццу, — улыбнулась я, видя, что моему гостю кусок в горло не лезет. — Правда, кулинарка из меня та ещё. — Пиццу мы оставим на десерт, — едва заметно улыбнулся он, а потом вдруг подмигнул. Меня словно окатило водой. Я только не поняла, кипятком или ледяной. Но почему-то подумалось: он меня любит. А я? Отвечаю ему взаимностью? Или у нас один из тех романов, где он серьёзный, надёжный, порядочный и безумно влюблён, но женат и верен жене (возможно, она даже больна, поэтому он не может её бросить), а я… я ему совсем не пара. Ветреная кокетка. Беспечная, легкомысленная, непостоянная. Поэтому всё так натянуто. Он хороший парень (явно небедный, верный, заботливый), а у меня тяга к плохим и склонность влипать в неприятности, — фантазировала я, поглощая что-то безумно вкусное с трюфельным кремом. — Возможно, мы даже переспали, и мне даже понравилось (не зря же меня от него так откровенно штормит), но теперь он чувствует себя виноватым… Я набрала в грудь воздуха, чтобы спросить: «Ты женат?», но не успела. — Мне кажется, или где-то течёт вода? — прислушался Руслан. Я удивилась и… подскочила, едва не перевернув тарелку. — Чёрт! Я же собиралась… — пулей вылетела из кухни и рванула в ванную. Там был потоп. Плавали коврики, в распахнутую дверь выплеснулось целое море. — Твою мать! Шлёпая по воде, я закрыла кран. Выдернула пробку. Ну какой дурак делает ванны без перелива? — Идиоты! — выругалась я и стала бросать на пол все полотенца, какие видела. — Соседи меня убьют, — тяжело дыша, я привалилась к стене, сидя прямо на мокром полу. Минут двадцать мы устраняли потоп, без остановки елозя по полу неподъёмными полотенцами. Я совершенно выбилась из сил. Руслан выглядел не лучше. — Не убьют, — выжал он последнее полотенце, бросил его на бортик ванны и рухнул рядом со мной. — Я об этом позабочусь.