— Садись, — махнул тот рукой. То ли приглашая, то ли, имея в виду «да пошло оно всё!». Руслана дважды просить не пришлось. Он упал в кресло, вытянул ноги. — Ну, рассказывай, Игорёк. — Я знаю, ты меня ненавидишь… — Нет, громких слов не надо, — дёрнул головой Руслан. — Ненавидеть — это слишком сильно, я тебя так, немного недолюбливаю, не более того. — Как же меня всё это заебало, Руслан, — рухнул тот на диван. На журнальном столике между ними вздрогнул заполненный на треть янтарной жидкостью стакан, звякнув о стеклянную поверхность. Руслан сглотнул. Честно говоря, сегодня он бы уже выпил. Но был за рулём, а опять в СИЗО — спасибо! — да и лишиться прав не хотелось. — Вот это всё, — уточнил Игорёк, разведя руками. «Пятизвёздочные гостиницы? Президентский люкс? Что именно?» — усмехнулся Руслан, но перебивать не стал, пусть кается. — Я больше не могу. Честно не могу. Игорь туда. Игорь сюда. Сидеть. Лежать. Фас. Я словно выдрессированный пёс, а не человек. — А тебе очень хочется тяпнуть хозяина за ногу? — Я здесь не по доброй воле, Руслан, — вздохнул Камалов. — Меня послали. Дали чёткие инструкции. И я не могу ослушаться. — Угу, — нагнулся к нему Дымов. — А вот с этого места, пожалуйста, поподробнее. Какие инструкции? Кто послал? Кого ты не можешь ослушаться? Камалов махнул рукой. — У меня девушка есть, понимаешь? Я её люблю. Я хочу быть с ней. А мне велено жениться на Альбине Арбатовой. Я так больше не могу. Не хочу! — Так, плакаться будешь потом. Давай-ка конкретнее, — нахмурился Дымов. — Что значит, велено? Кем? 41 41 — А то ты не знаешь. Её отцом, — схватил Камалов со стола стакан. Дымов кивнул, всем своим видом давая понять, что готов слушать. — Неделю назад он отправил меня сюда якобы по работе, — жаловался Игорёк. — Я, конечно, удивился, потому что не решаю вопросы такого мелкого масштаба, не мотаюсь по регионам переоформлять договора. Я думал, полечу с Арбатовым на экономический форум, но он отправил меня сюда и я, конечно, поехал. — Сюда, где Альбина, — подсказал Руслан. — Рус, что тут Альбина, я понятия не имел, пока вдруг не получил распоряжение присмотреть и за ней заодно. Заодно, понимаешь? — хохотнул он, сделал глоток. — Что это за «заодно» я понял, когда оказалось, что никого тут о моём приезде и не предупредили и никаких контрактов перезаключать не надо. Он начал пространно объяснять сложности своей работы, но Руслан кашлянул, напоминая, что тот отвлёкся, и Игорёк продолжил по делу. — Я целый день прослонялся у её дома, когда наконец «случайно» её встретил. — Но встретил же, — хмыкнул Руслан. — Честно говоря, даже рад был её видеть. Поболтали. Обменялись телефонами. Я даже по доброй воле перезвонил. Об этом меня никто не просил. — Даже не по указанию? — съязвил Руслан, но Камалов не понял. — По собственному желанию. И вроде неплохо поговорили, но потом Альбина вдруг пропала. На звонки отвечать перестала. Я походил под окнами, позвонил в дверь — тишина. Словно она уехала. — Она попала в аварию, — нахмурился Руслан. — Это мне потом уже сказал её отец. И тогда уже начались не якобы «дружеские просьбы», а жёсткие инструкции. Куда поехать, кого найти, что делать, что говорить. Да, что я тебе рассказываю, сейчас, — поставил он стакан мимо стола. Тот упал на ковёр. Содержимое вылилось, но стакан не разбился. — Чёрт! — посмотрел на стакан пьяный Камалов, махнул рукой, вытащил из-за диванной подушки и протянул Руслану листы. — Вот, я распечатал. «Помнишь, как ты пекла для него вишнёвый пирог, а он так и не явился? — прочитал Руслан, и глаза у него полезли на лоб. — Как ждала вечерами, а он не считал нужным даже позвонить. Сколько слёз ты пролила! А как резала его вещи, рвала ваши фотографии, помнишь?» — Это что? — махнул он листами. — Ты дальше читай, — поднял бокал Камалов. Поднялся на неверных ногах, налил себе ещё. — Ты помнишь, что потеряла ребёнка, — прочитал Руслан вслух. По спине пополз холодок. — А он засомневался, что это был его ребёнок, что малыш вообще был... Он пил, принимал всякую дрянь. Изменял тебе, врал. Он тебя бил… Что это, блядь, такое? — отшвырнул листы Руслан. — Это я должен был рассказать Альбине о тебе, — снова упал на диван Камалов. Напиток выплеснулся, теперь на него, но он словно не заметил. — Обо мне? — ошарашенно уставился на парня Руслан. — А это дать докторше, — вытерев о себя руку, развернул он скреплённые листы и прочитал: — Если ты сделала неправильный выбор… шанс найти другую работу, полюбить человека, которого однажды отвергла ради другого… Вот это, ну и денег, конечно, — отложил он листы. — Об этом Виктор Геннадьевич лично с врачихой договорился. Мне надо было просто забрать Альбину из больницы и вот это всё про тебя рассказать, желательно слово в слово, потому что сказать именно так почему-то было важно. А ещё дать ей телефон «специалиста», — показал он пальцами кавычки. — Психолога, — подсказал Руслан, но ровно с того момента, как увидел эти кавычки, начал понимать и про какого «специалиста» идёт речь, и что всё это значит. — Но я не сказал, — пьяненько качнул головой Камалов, а потом засмеялся. — Не смог, не послушался, не оправдал. И он снова заливисто заржал. — Нет, правда, бред какой-то… — смеялся он до колик в животе. — Нет, Игорёша, это не бред, — подхватил листы Руслан, свернул, положил в карман. Это называется «реконсолидация». Наводящие вопросы, ложные воспоминания, перезапись памяти и подмена прошлого. — А чего не послушался-то? — Не могу больше, — замотал тот головой. — Не хочу. Девушка у меня, любимая, понимаешь? — Да куда мне, — усмехнулся Руслан. — А теперь меня уволят, — скорчился тот на диване и вдруг зарыдал. — Меня уволят. Вышвырнут на улицу как собаку. Потому что нельзя… нельзя… И всё, что я… столько лет, — всхлипывал он. — И всё зря. Зря… — Ничего не бывает зря, — положил ему на плечо руку Руслан, похлопал, встал. — Тебе зачтётся, Игорёк. Прихватил стоявшую на столе бутылку и вышел из номера… — А в целом ты как? — спросил Дымов самого себя, наступив в лужу, минут сорок спустя. Мужик, идущий по улице пошатываясь и говорящий сам с собой, в любой стране, где алкоголь не харам, не вызывал у прохожих удивления. Но прохожих в такой час и не было. Руслан поставил машину в двух кварталах (ближе мест и не нашлось, а все подворотни на ночь заперли) и, прихлёбывая из бутылки, шёл к дому. — А в целом я как? — переспросил. — А в целом я вдребезги, — сам себе ответил. — И почему я не удивлён? — Посмотрел он на опустевшую бутылку. Бросил её в урну. Её отец сделал это однажды: убедил всех, что его жену убил маньяк. Все эти яркие детали: как она держала дочь за руку, как брызнули капли крови, фотографии девочки с кровью на лице в сети, как от потрясения ребёнок молчал целый год. Он убедил в этом весь мир. Он убедил в этом Альку. Руслан всегда знал, что это ложь. Но у него не было доказательств. — Он сделал это тогда. Что мешало ему сделать это снова — убедить её в том, чего не было, — рассуждал вслух Руслан. — Но как быстро сориентировался-то, — развёл он руками. Какая-то собака шарахнулась в сторону. Дымов галантно извинился, прижав руку к груди. Нет, он был пьян не настолько. Просто ему было так плохо, что его шатало. Его жизнь летела под откос. Его девушке понравился его друг. Её отец наговорил ей про Руслана такого, что она вызовет ментов, если он скажет, что её бывший муж. Ему, по сути, объявили войну. А ещё ему оставил послание маньяк, которое он не понял… или понял? Руслан остановился. Нет, чёрт побери, он понял. Он понял, к чему этот портрет: ему дали ответ на вопрос, что он задал восемь лет назад.