«Неужели свинтил? На него не похоже», — скорее расстраиваюсь, чем радуюсь я. Сука, сказал бы сразу, какого лешего надо. Нет же! — Это важно! Выслушай меня! Поговорим? — передразниваю. Думай теперь, чего хотел. Объяснить, почему пропал, не написал, не позвонил, не пришёл утром с кофе, не прислал грёбаные цветы? Так это и так понятно: потому что самоуверенная скотина. Может, решил грехи искупить? Так я не священник. Помириться? Так поздно, поезд ушёл. Предложить начать сначала? Открыть мне ещё на что-нибудь глаза? Я же наивная — всему верю, а у него этих секретов — как у дурака фантиков. Вот почему у каждой красивой, успешной женщины всегда есть куча офигенных поклонников и обязательно один лживый кусок дерьма, которого она любит и который, сука, этим пользуется? — Никогда тебя не прощу! Никогда слышишь! — запоздало заявляю я. — И не проси, чёртов ты врун! Или лгун? Или враль? Или лжец? Короче, не прощу и всё! — выкрикиваю в запертой машине, где она меня, конечно, не слышит. Слава богу, мы развелись! Слава богу, чего бы он ни хотел — это теперь не мои проблемы. С трудом проехав мимо огромного хищного джипа, припаркованного прямо на клумбе (и куда только смотрят сердобольные старушки, когда их чахлые герани рискуют жизнью), я кручу башкой по сторонам, убедиться, что Дымов не подкарауливает меня где-нибудь за мусорными баками или впереди в узкой подворотне. С него станется и под колёса броситься. Чёртов Воин. Рыцарь без страха и упрёка. Руслан Да-или-Нет, мать его! Немногословный (больше двух слов подряд для него уже речь, пять — выступление, десять — доклад), лаконичный, категоричный. Сдержанный. Выдержанный, как хороший коньяк. Чёртов засранец, что и в кожаной куртке похож на разбойника, и в костюме с белоснежной рубашкой — на разбойника, только благородного, а-ля Дубровский или Робин Гуд. Высокий, сильный, смелый. Отважный, как крейсер. Бесстрашный, как хмельной витязь, что улыбается только по великим праздникам, зато загадочно дёргает уголком губ, будто видел меня голой. Этот видел. И точно знаю, когда в последний раз. Ой, не надо этих всезнающих ухмылок, Дымов! Я приличная девушка. Я не прыгаю в койку с каждым встречным. Не знакомлюсь в барах. Не танцую… 3 3 Чёрт! Я покраснела, вспомнив, где и как танцевала ночью три дня назад. Ну, да, танцевала. Но потому что была с тобой! Опять с тобой. Только с тобой, Руслан. С тобой мне не страшно ничего: прыгать с тарзанкой, пробовать «тухлую» шведскую селёдку, купаться в проруби, ссориться с отцом, танцевать голой. Конечно, после развода я пыталась наладить личную жизнь. Даже сходила на сто бесполезных первых свиданий, ни одно из которых так и не стало вторым, а уж тем более третьим, которое можно было бы с чистой совестью закончить утренним кофе в постель. Имею право! В конце концов, я живая. Мне всего двадцать восемь. Я в разводе. Я хочу нравиться. Хочу отношений. Хочу секса. «Да что с тобой не так?» — заявил один из неудавшихся кавалеров, что, увы, не прошёл кастинг на звание следующего. Бросил на стол смятую салфетку, которой стирал с белых брюк красное вино. Честное слово, вышло случайно. Сама не знаю, как я сначала смахнула со стола его дорогущий телефон, а потом облила бедолагу вином. Нормальный вроде был мужик. Не душный, не страшный, не жадный. За ресторан заплатил. Такси вызвал (даже премиум, не пожопился). Номер телефона оставил. — Что с тобой не так? — удивилась психолог, когда я побежала ей жаловаться после очередной неудачи. — Может, ещё слишком рано, Альбина? Ты не готова к новым отношениям. А как я могу быть к ним готова, если у меня, кроме Дымова, даже в мыслях никого нет? Если всюду он, он и только он? Сделать лоботомию? — А тебе самой сейчас чего хочется? — спросила психолог. — Честно? Вернуться. Простить, обнять его дурака, прижаться к широкой груди и всё забыть — всё, что нас разлучило, всё, что встало каменной стеной: ни обойти, не перелезть, разве что забраться на неё и сигануть вниз головой. — Мне амнезию, пожалуйста, и бокальчик мартини, — ответила я психологу. Прости, моё либидо, что забыть Дымова у меня не получилось! Я посмотрела в зеркало заднего вида. Какой-то мужик поймал мой взгляд. Встал в стойку, как легавая на охоте, улыбнулся. Хм… До чего же самоуверенные эти мужики! Чуть краше обезьяны — и уже мачо. Грудь колесом, волосы назад — словно я жду не когда женщина с коляской перейдёт дорогу, чтобы выехать из чёртовой подворотни, а его, такого улыбчивого. Нехотя признаю, что этот как раз ничего — обезьяны отдыхают. Лет под сорок, высокий, темноволосый, широкоплечий. Только увы, знает, как выглядит, какое впечатление производит, успешно этим пользуется и наверняка убеждён, что любая женщина должна быть счастлива, что он, такой весь из себя великолепный, как турецкий сериал, обратил на неё внимание. — Ну уж нет! К чёрту мачо! — говорю я вслух, поправляя помаду. Психолог сказала записывать свои мысли на диктофон и переслушивать, чтобы не забывать, чего именно я хочу, к тому же позитивные аффирмации создают правильный психологический настрой. Но я пока ограничилась беседами с навигатором и видеорегистратором. Они терпеливые парни. Навигатор иногда даже отвечает впопад. «Поверните налево» — ну чем не рекомендация, когда размышляешь: к магазину и домой, или к бару и во все тяжкие. — В древнем Риме, кстати, — просвещаю я навигатор, — для учёных мужей была построена библиотека Цельсия, рядом с которой был публичный дом. И подземный ход к нему скрывался как раз за дверью слева. Говорят, выражение «пойти налево» пошло именно с этого благородного заведения. «Дорогая, я в библиотеку!» неплохая отмазка для древней римлянки. Да и вопрос: «Как пройти в библиотеку?» в данном случае уместен и в три часа ночи. Не знаю, как навигатору, Дымову бы понравилось история, он любознательный. И умный. И начитанный, зараза. И крутой, как кипяток. — Нет, хватит с меня крутых парней! Все беды от них, презирающих опасность, бесстрашных, волевых, непрошибаемых, одиночек по жизни. Хватит с меня бывшего мужа! Прости, моё либидо! Теперь только хардкор — только нежные, робкие, чувствительные романтики. Чтобы вместе бояться высоты, плакать над одной слезливой мелодрамой и дружно спасать пауков — поймать банкой в ванной и нести на улицу. Да, спасать, а не равнодушно-презрительно прихлопывать голой рукой, Дымов! Заведём с ним собаку. Корги. Нет, лучше двух. Вдвоём собачкам веселее. Потом купим дачу. Заставим все окна рассадой. И чтобы был такой честный, прям охренеть. Конечно, он никогда не сделает мне предложение, как ты: «Вот моё сердце. Вот мой хрен. Вот мои деньги. Выходи за меня». Ты один такой. Но ничего, опущу планочку. — Да когда-нибудь закончатся уже эти пешеходы! — неожиданно для самой себя взрываюсь я. — Идут и идут. Я выеду сегодня с чёртовой подворотни? Старушки, подростки, бабы с колясками. Теперь детишки целой колонной, взявшись за руки, славные, парочками, совсем малыши. Сердце болезненно сжалось. «О малышах не думать! О детях — нельзя!». Воспитательница предупреждающе помахала мне флажком. Да вижу я, вижу, не слепая! Недовольно посмотрела на часы. Нетерпеливо барабанила по рулю. Покосилась в зеркало заднего вида. Может, я знаю этого мачо? Или когда смотришь на человека третий раз, уже любой кажется знакомым?