Остановилась. Развернулась. Снова представила его с этой бабой. И снова захныкала. Ну, почему? Почему такие как он, сильные, волевые, упрямые, вечно выбирают себе роль мучеников? То женятся по залёту, то на кострах пылают. Ну вот что теперь делать? Он мне так откровенно снился, что я решила: да к чёрту Макса. Если спать, то с Русланом. Что Макс! Хи-хи, ха-ха, хвостом покрутить, галочку поставить напротив пункта «переспать с красавчиком». Если любиться, то только с таким мужиком, как Руслан. Внешне суровые, молчаливые, могучие — вот кому в постели нет равных. И этот, уверена, дьявольски горяч. Тем более, мы с ним, похоже, уже… Вот такая я непостоянная. Но у меня есть оправдание. Макс мне нравился глазами, мозгами, а Руслан… Руслан — всей душой, каждой клеточкой. До мурашек. — Девочка моя, — говорила Диана со страниц дневника мягким голосом в моей голове. — Если у мужика от тебя мурашки, он твой. Делай с ним что хочешь. — А потом, смеясь, добавляла: — А вот если у тебя от него — беги подальше. С ним ты ни черта не заработаешь, только душу истреплешь. Замуж он тебя не позовёт, и золотых гор не будет, не обманывай себя. Даже если позовёт, никогда не забудет, что ты шалава, рано или поздно он… — она тяжело вздыхала и замолкала на полуслове. — Выбирать надо этим, — стучала себя по виску. — А не этим, — тыкала в левую часть груди. — Но ты же выбираешь вот этим, — показывала на сердце та, к кому она обращалась. — И они с ума по тебе сходят. — Потому что мне не нужны деньги, замуж и горы. Всё, чего я хочу — истрепать себе душу в клочья, — отвечала Диана и равнодушно закуривала тонкую ментоловую сигарету… «И я хочу истрепать», — думала я, стоя в очереди на почте. Может, поэтому я десять лет любила одного мужика, плохого и неправильного, а потом сбежала и тут же выбрала другого — хорошего, но женатого. И, наверное, мне надо было встретить сегодня его жену, чтобы понять: я хочу его. Во всех смыслах этого слова. Хочу его себе. Наверное, мне надо было найти чужой дневник, поговорить с отцом и переспать с этим, чтобы сегодня броситься защищать того, кто мне совсем не подходил. Чтобы открыть чистый молескин и написать на первой странице: Может, я и дура, пап, и любила конченого ублюдка, но это моя любовь, чёрт побери! Какой бы она ни была, идите все в жопу! Кого хочу — того и люблю! Как могу — так за неё и борюсь! Я не хочу, чтобы по моей любви топтались. И я тебе соврала — я хочу знать. Кем бы он ни был, каким бы он ни был, он был тем, после которого другие не имели шансов. Но мне его дали — второй шанс. И я хочу найти свою любовь. Найти. Надышаться, напиться, наполниться ей до краёв. Ничего не боясь. Ни боли, ни разочарований. Ни прошлого, ни будущего. Когда знаешь, что такое «охуенно», «нормально» уже не вариант. И я хочу его встретить. Именно сейчас, когда ничего не помню. Заглянуть в глаза — и узнать. Пройти мимо, но оглянуться. Открыть эту дверь заново или открыть новую, держа его за руку. И потом только вспомнить. Или не вспоминать никогда… — Девушка, — постучали меня по плечу. — Ваша очередь. Я очнулась и протянула в окошко квитанцию. 48 48 «Зима. Четверг (продолжение) Вблизи он выглядит старше. Есть такие молодые мужчины, что выглядят совсем мальчиками и лишь всмотревшись замечаешь морщинки у рта, хмурую складку между бровей и густую щетину, что уже проступает сквозь совсем недавно выбритую гладкую кожу. У него серые глаза. Совсем как у мальчишки с пятого этажа. Не такие пронзительные, скорее в зелень, чем в сталь, скорее в пепел, чем в свинец, но тоже красивые. — Зачем? — повторила я, потому что он так и не ответил. — Зачем я тебе? — Чтобы в этой грёбаной жизни был смысл, — ответил он, сверля меня глазами. Ох уж эти высокопарные речи возвышенных юношей, любящих глубокомысленные фразы. В этой жизни нет смысла, мой мальчик. Она и есть смысл. — Если будешь долго смотреть, влюбишься, — улыбнулась я. Он не ответил. Но и глаза не отвёл. — Может, поднимешься? Чудесно проведём вечер. Там тепло, весело. Музыка. Я спою, — переступила я по снегу голыми ногами в туфлях. — Если нет денег, не надо. — У меня есть деньги. Много денег. Я не хочу тебя на вечер, Диана. Я хочу тебя навсегда. — Дурачок. Я хороша только там, где мне место. Розе хорошо среди роз. Рыбе хорошо среди рыб. Я надоем тебе быстрее, чем закончатся твои деньги. Брось рыбу в розовый куст. И розы будут вонять рыбой. А я просто цветок на ветру, малыш. Иди сюда, — поманила я его пальцем. Он нагнулся, и я коснулась его губ своими. Сначала нежно. Потом впилась как оса. Он терпел сколько мог, а потом дрогнул. Ответил. Подхватил меня за шею. Получил в благодарность вожделенный стон. — Пойдём, — поманила я его за собой. Не отрываясь друг от друга, мы вломились в подъезд. Громыхнули почтовые ящики, когда я шарахнулась о них спиной. Он нервничал, слишком долго возился с ширинкой. Взметнулись мягкие полы шубы. Я обхватила его ногами. Глухие мощные толчки. Его тяжёлое дыхание. А потом он дёрнулся и кончил. — Твои деньги, — сунул он купюры в мой только что поправленный лифчик. Я их вернула, сунув ему за пазуху.