Часть 57 из 62 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
60
60
— Почему отобрал?
— Ну как почему! Она ж была шалавой. Зачем ребёнку такая мать?
— А разве шалава не может быть хорошей матерью? — искренне возмутилась я. — Какое право он имел решать, что лучше её ребёнку? Чужая тётка или родная мать — есть разница!
— Ты не кипятись, — погладила меня по руке Таня. — Это ж просто болтовня. Там и другие версии были. А тебя чужая тётка что ли растила?
— Ну, типа того, — вздохнула я. Что-то я и правда, приняла слишком близко к сердцу судьбу этой девочки. — Моя мама умерла. Вернее, её убили. А какие другие версии?
— Говорили, малышка умерла. Ей было лет пять. Она очень её любила и пережить смерть не смогла. Вот потому и мужа бросила, и стала… такой, словно искала беды, — вздохнула Таня.
— А что с ней случилось потом?
— Да кто ж её знает. Вроде сбежала с каким-то нищим художником. Эх, какие мужики за ней бегали, — подлила себе Танька шампанского сама, не дожидаясь нерасторопного официанта. — С какими деньжищами, страшно сказать, — вернула в ведёрко со льдом бутылку. — А она… выбрала! Ходили слухи, что кто-то из них, из отвергнутых, её всё же нашёл. Не смирился. Так не доставайся же ты никому, — изобразила она в руке нож и замахнулась. — Говорят, зарезали её.
— Ясно, — кивнула я, пытаясь вспомнить, откуда фраза «Да не доставайся же ты никому!»
Отелло? Бесприданница?
Кажется, Бесприданница.
Значит, всё же сбежала Диана со своим Четвергом. Был он, правда, не нищим. Но таким же, как она, неприкаянным. Поэтому она, наверное, его и выбрала.
Стало грустно. Так хотелось верить, что она вырвалась. Что всё у них хорошо. И живут они где-то тихо и счастливо.
— Ну, за нас, красивых девчонок! — подняла Таня бокал.
— Скажи, а почему квартира профессора стоит пустой? — спросила я, ковыряя крольчатину.
— Ну так дед умер, — снова принялась она за рыбу.
— А Санька? — спросила я с замиранием сердца.
— А Санька живёт сейчас в моей бывшей квартире, — хмыкнула она. — И зовут его Руслан.
Я едва сдержала улыбку. Ведь знала, что это он.
«Что это всегда был он!» — чуть не вырвалось у меня вслух. Но к Шальной Диане это уже не имело никакого отношения.
— А почему Санька? — спросила я, пока Таня вытаскивала изо рта рыбную кость.
— Да кто ж его знает. Дед его был с придурью. Сказал Санька, значит, Санька. А что родители назвали сына Руслан, ему было по херу.
— А почему Руслан в своей квартире не живёт?
— А вот этого я не знаю. Он же в шестнадцать в училище поступил, потом дальше куда-то в разведку, в Москву, за границу. Вернулся, только когда дед захворал. А как тот помер, дверь закрыл и больше ни разу не появлялся. Пока вот, вдруг квартиру у меня не снял. Что, как, почему, я и не спрашивала. Да у него и не спросишь, — улыбнулась она. Тепло. Загадочно. — Усмехнётся и промолчит… Блядь! Как я его любила, — выдохнула она. Откинулась к спинке. Подула в вырез кофточки. — Аж в жар бросило. До трясучки. Все тетрадки исписала: дым, дым, дым. Даже курить начала. Казалось, так я к нему ближе, он же Дымов.
— А он?
— А что он, — усмехнулась она. — Он птица не моего полёта. Крылья расправил и улетел. Дальше поцелуев у нас так и не зашло. Я, правда, в училище к нему ещё год ездила, а потом встретила там другого парня. И вот с ним у нас всё было. Ладно, что-то разболталась я, — подняла она почти пустую бутылку. — А ты чего переехала? Твои строители говорили, ты вроде из Москвы?
— Из-за работы, — соврала я.
Меньше всего мне хотелось говорить о себе, поэтому я скупо кивнула и засобиралась.
— Ладно, Тань, спасибо тебе, что пришла.
— Да ты обращайся, если что надо. Я баба простая. Живу тоже просто.
— А муж, дети?
— Не сложилось. Одна ращу пацана. В этом году пятнадцать засранцу исполнилось.
— Я заплачу, — поднялась я. — Тебе взять ещё чего-нибудь? Десерт? Шампанское?
— Да брось. Я сама закажу. Не выдумывай. Сына подожду. Он уже едет, — посмотрела она в телефон. — Его чем-нибудь покормлю. Хорошо здесь.
Но я всё же достала карточку. Зря мне Руслан её что ли оставлял.
— А давно, кстати, Дымов квартиру у тебя снял?
— Так, месяца ещё нет. А что? — прищурилась она.
— Нет, ничего, — качнула я головой.
— О, вот и мой! — махнула она рукой мальчишке.
Да ну… Да нет, качнула я головой, всматриваясь в эти знакомые вихры, в эти глаза.
Не может быть!
— Привет! — поздоровался мальчишка.
— Привет! — ответила я, уступая ему место.
Сбоку что-то хлопнуло.
Я вздрогнула.
Оказалось, за соседним столом просто открыли ещё бутылку шампанского.
Я улыбнулась Таниному сыну, машинально подумав, что Самарский в свои пятнадцать, наверное, тоже был худым, дерзким, ершистым забиякой, как Руслан.
И замерла, как вкопанная…
Мой родной. Любимый. Единственный. Сволочь ты моя ненаглядная…
Я вспомнила, как однажды кричала ему: «Если ты уйдёшь, я вырву на хер твоё сердце. Потому что оно принадлежит мне! И я его вырву — а ты живи как хочешь!»
Вспомнила, как держала его за руку, когда его ранили.
Блики солнца на его спине по утрам в спальне.
Запах его тёплой кожи.
И как однажды, когда надежды, что он выкарабкается, почти не осталось, я уже не могла плакать. И не могла просить его держаться. Нельзя заставлять человека так страдать, превозмогая свои силы. Я готова была его отпустить, только бы ему не пришлось больше терпеть. А он вдруг сказал: «Знаешь, о чём я жалею? Что у нас нет детей. Что, когда меня не станет, никто не будет напоминать тебе обо мне. Никто не посмотрит на тебя моими серыми глазами».
«Ты думаешь, мне нужен кто-то или что-то, чтобы о тебе напоминать? — ответила я тогда. — Ничто никогда не заставит меня тебя забыть».
Нет. Даже если однажды я всё забуду, ничто и никогда не заставит меня тебя разлюбить, Руслан, подумала я сейчас.
Чёртова ты грёбаная любовь всей моей жизни.
Руслан Дымов.
И так ли уж важно, помню я тот день, когда мы встретились, и все те ссоры, что нас разлучили, если они нас всё равно не разлучили?
Так ли уж важно, сколько раз мы друг от друга уходили, если мы возвращались?
Так ли уж важно помнить или всё же куда ценнее наша способность забывать?
61