Прежде чем вломиться в ее спальню без приглашения, пишу Хакеру. Не звоню, потому что рядом до сих пор может находиться Багиров. «Удали звук с камер второго этажа за последние пять минут. Поставь камеры на паузу». Стучусь еще раз. Ответа нет. В руке загорается экран телефона, не открывая мессенджер, читаю в всплывающем окне. «Две минуты». Ждать… Я ведь могу вломиться в комнату, но тогда запись придется частично зачищать, охрана Серебрякова может заметить. Делаю вид, что ухожу с этажа. «Готово», — приходит раньше, чем через две минуты. Возвращаюсь к двери. Поворот ручки… открыто. Ты моя хорошая… но запираться надо. Сразу удается удостовериться, что с Юной все в порядке. Залипаю на влажном после душа теле. — Ты… что ты здесь делаешь?! — от напряжения голос ее едва слышен, но глазами она меня уже испепелила. — Сними полотенце, — это не просьба, это жизненная необходимость. Не понял, как озвучил свои мысли, они слишком настойчиво бились в голове, произошел отток крови из мозга, хлынула сразу в пах. Вся разом. Мужики поймут. Это полотенце чуть прикрывало ягодицы и еле держалось на груди. И я вот на что угодно могу поспорить — трусов на ней нет, а это значит, если его немного потянуть… — Убирайся отсюда, — одной рукой указывает на дверь, другой держит край полотенца, будто догадывается о моих мыслях. Хотя я и не пытался их скрывать. Слежу за каплей воды, которая, упав с влажных волос на белую кожу, катится прямо в ложбинку. Готов слизнуть ее языком, попробовать вкус юного тела… Перевожу взгляд на лицо, отмечаю покрасневшие глаза. Плакала. Эта мысль резко отрезвляет. — Надо поговорить, я отвернусь, а ты оденься, — вспоминаю, зачем я здесь. Где-то в этом доме я похерил весь свой профессионализм, думаю не тем местом. Красивая девчонка, да, сексуальная, но она ведь не одна такая. А секс у меня был несколько часов назад, а не год назад, чтобы я себя так вел. — Не о чем нам говорить, — переминается с ноги на ногу, буравит взглядом спину. Наверное, догадывается, что не сдвинусь с места, идет к гардеробу, пропадает за закрытой дверью. Обхожу комнату, мысленно подгоняю Юну поторопиться. Уютно у нее тут, нет нагромождения вещей, нежная гамма цветов. Фотографии в рамках, подружки, мама, снимок с братом. Ни жениха, ни отца. Видимо, не заслужили. — Если ты решила пересидеть в гардеробе — это плохая идея, через минуту вхожу, — прислонившись затылком к стене у самой двери, сложил на груди руки и покосился на ручку. — Я вроде ясно дала понять, что говорить с тобой не собираюсь, — высокомерно из-за двери. Проявляет свой естественный характер только в моем присутствии, рядом со своими мужчинами она закрыта и зажата. Именно об этом я хотел поговорить? А хрен его знает, не извиняться ведь за минет, который мне делала другая. Она и не поймет, что в тот момент я мог сорваться, а под раздачу попала Леська. — Юна, мне твоего жениха с манией величия и комплексом превосходства более чем достаточно, разгребать не успеваю. Давай ты будешь хорошей девочкой и хотя бы сегодня не станешь трахать мой уставший мозг? — совсем не по «фен-шую» я с ней разговариваю, стираю все видимые и невидимые границы между нами. Ну, мы сегодня чуть ли не породнились, она видела мой член и оргазм, причем трахал я не ее. Мне почти стыдно или самую малость неудобно. Я не позволяю себе думать, что у нас что-то может получиться. Эти мысли под жестким запретом, но свое влечение отрицать глупо, но больше всего на свете я хочу качественно выполнить это задание — защитить Юну даже от самого себя. — Говори и уходи, — резко открыв дверь. Скольжу взглядом по ее босым ногам, по лосинам черного цвета, которые так идеально подчеркивают длину и красоту ее ног, свободная футболка тут лишняя, с такой фигурой отлично бы смотрелся короткий спортивный топ. — Осмотр окончен? — не собирался смущать, но, судя по раскрасневшимся щекам, вполне преуспел. — Расскажешь, что между тобой и Гараниным? — я не жду откровений, она очень закрытая девочка, но мне хочется немного ее доверия. — Нет, — сложив на груди руки, отворачивается к окну. Ожидаемо, давить не буду. — Меня бояться не стоит, я не воюю с женщинами. Юна, ты вышла расстроенная из ресторана, и меня это беспокоит, — максимально внимательно подбираю тон голоса. — Миша пришел в себя, — с надрывом, обхватывает плечи руками, будто хочет согреться. — Я хотела поехать в больницу, Игорь не пустил, — опять пропускает через себя негатив. Неспециально я разбередил ее раны. Вон опять едва сдерживает слезы. — Миша… Миша единственный близкий мне человек, — все еще не смотрит мне в глаза. В два шага сокращаю разделяющее нас расстояние, беру за плечи, притягиваю к себе, не сопротивляется. Опускает руки, они плетьми падают вдоль тела. Кутаю ее затылок в своей ладони, зарываюсь в волосы. Делюсь с ней своим теплом, пробую успокоить, хотя самого колбасит внутри. Ну что за мудак? Ну какого хрена ты за счет девчонки очки зарабатываешь? Вывозишь свой гребаный авторитет на ее слезах? — Хочешь, сейчас поедем? — я понимаю, что творю дичь. Точка не готова. Меня ждут. И в этом столько личного, что пора меня списывать. Не могу я спокойно реагировать на ее слезы, они меня в бараний рог закручивают! Отстраняется, заглядывает мне в глаза. Застывшие на глазах стеклянные бисерины слез готовы высохнуть. — Нет, — мотает неуверенно головой, но на губах появляется тень улыбки. Ей приятно, что хоть кто-то проявил заботу, а ведь это такая малость. — Миша, наверное, уже спит. Поздно. Завтра утром отвезешь меня? — мне хотелось быть для нее сегодня героем, но где-то глубоко внутри я благодарен Юне, что она отказалась. У меня до хрена проблем, не успеваю разгружать. Новым пока лучше подождать. — Утром отвезу, нет проблем, — будто только осознала, что все это время была в моих объятиях, она отходит на два шага. Между нами повисает неловкая пауза, которую я тут же заполняю: — Завтра я передам тебе телефон с новой симкой, там будет забит мой номер и номера телефонов моих ребят. Можешь звонить и писать в любое время, если почувствуешь необходимость поговорить, пожаловаться, чем-то поделиться или тебе будет страшно, — чтобы окончательно разрядить обстановку, натягиваю улыбку. — Мобильный не свети, чтобы не отобрали. — Спасибо! — вроде закончили на теплой ноте. — Я пойду. — Угу. Стас, — окликает меня у двери. — Да? — Ничего. Спокойной ночи, — отводит глаза. — Спокойной ночи, — ухожу. Мне кажется, я знаю, о чем она хотела спросить. Хорошо, что не спросила, я не знал бы, что ответить. Отношения с Олесей в прошлом, но ей лучше об этом не знать, между нами должна сохраниться дистанция… Глава 17 Юна Как только Стас уходит, бегу в ванную, включаю холодную воду и брызгаю на лицо, шею, грудь. Мое тело сошло с ума? Грязный развратный образ Стаса плотно засел в голове. Там, на закрытой задней террасе ресторанного дворика, где в любой момент мог появиться кто-то из администрации, я лишилась невинности. Мои глаза — так точно! Пялилась на них с Олесей, забывая дышать. Впитала так глубоко этот порочный образ, что в душе представляла себя на ее месте! С ума сошла. Внизу живота невыносимо тянуло. Не помню, чтобы раньше мне так необходимо было получить разрядку. Томление скручивалось в тугой узел. Понимая, что ненормально желать чужого мужчину, к которому не испытываешь ни привязанности, ни любви, я все же потянулась пальцами к нежным складкам. Влага, что ощущалась на кончиках пальцев, была заслугой образа в моей голове. Быстрые легкие касания. Я получаю мощную разрядку и скатываюсь по мраморной стене на пол. Теплая вода еще долго омывает расслабленное тело. Сил нет, чтобы встать. Никогда не думала, что могу быть настолько развратной. Меня возбудил чужой секс. Хорошо, что отец не может читать мои мысли. Иначе увеличили бы дозу той гадости, что по его приказу мне вкалывали несколько раз. Стоит ли удивляться, что его появление в моей спальне в первые секунды я восприняла как галлюцинацию. Чуть полотенце не потеряла. Оно как раз норовило опасть к ногам. Я возмущалась, а у самой голос дрожал. Я только что кончила с его именем на губах! Дрожащими руками надевая одежду, думала о том, что Стас сейчас в моей спальне. Он видел меня практически голой, но вместо того, чтобы смущаться, я наблюдала за тем, как он на меня смотрит. А он смотрел! Практически не мигая, будто пытался вобрать каждую частичку образа. Мне даже показалось, что цвет его глаз стал темнее, насыщеннее… Подняв лицо от крана, взглянула в зеркало. Лицо красное, но теперь благодаря холодной воде. Мне нельзя поддаваться чувствам и эмоциям, нельзя мечтать, нельзя кому-то симпатизировать. Сложно оставаться равнодушной к чужой заботе. Лгу сама себе, сложно не реагировать на заботу Стаса. С первой нашей встречи между нами что-то происходит. Будто невидимая нить связала наши судьбы. Рядом с ним я дышу по-другому, я чувствую вкус жизни, который давно потеряла. Я боюсь этого до болевых спазмов в желудке, но врать себе смысла нет. Свою жизнь я могу доверить только Стасу. Я боюсь его темную сторону характера, но я к ней тянусь. Для меня она привлекательнее благородства. Хотя этого у Юматова не отнять. Я ведь следила за выпусками новостей после бойни в загородном клубе. Видела репортажи с «героями», но герой там был один — Стас. Обидно, когда подвиги совершают одни люди, а награды и лавры собирают другие. Он ведь не пойдет возмущаться, бить себя в грудь и требовать, чтобы признали его заслуги. Стас ведет себя так, словно ему этого не надо. Он подставляется под пули из-за принципов, а не наград. Повесив полотенце, иду ложиться спать. Утром меня отвезут к Мише. На губах появляется улыбка. Мне понадобится много сил, чтобы не разреветься. Вот еще один герой, который бросился из-за меня под пули. Думать о Мише безопасно. Пусть Игорь его недолюбливает, но вредить не станет. Запретив себе думать о Стасе, ложусь в постель, накрываясь с головой. **** **** Утром отец присылает горничную, которая меня будит и передает распоряжение отца — спуститься к завтраку. Она не видит, как я поджимаю губы и сжимаю челюсти до легкой боли. Мы давно стали абсолютно чужими друг другу, порой мне кажется, что он меня ненавидит. Возможно, я недалека от истины. Папа для дочки должен стать защитой и опорой. Кто, если не папа, должен баловать девочку? Я часто пытаюсь вспомнить, каким он был раньше. Кажется, он всегда был со мной таким… Быстро умываюсь, спускаюсь вниз. Родитель сидит в столовой, просматривает что-то в планшете. Когда-то эта комната была моей любимой, я прибегала с раскрасками и садилась за маленький стол, который здесь находился специально для меня. Высокие, до потолка, окна, нет штор. Их никогда не было, поэтому днем здесь всегда светло. Эта комната могла бы стать уютным гнездышком для дружной семьи. А теперь мне сюда приходить не хочется, потому что папа часто проводит здесь время. — Доброе утро, — подхожу к столу, здороваюсь. — Долго спишь, Юна. Учись вставать пораньше. В обязанности хорошей жены входит подать мужу завтрак и проводить на работу, — не отрывая взгляда от экрана. Меня коробят его замечания и нравоучительный тон. Вчера он опять пил. Под глазами мешки, глаза красные. От него все еще несет перегаром, даже дорогой парфюм неспособен скрыть вчерашние возлияния. — Разве в доме Игоря недостаточно прислуги? — не повысила тон, но внимание отца я привлекла. Все-таки порой мне сложно бороться со своей натурой, бросаю периодически вызов. Оторвавшись от просмотра документов, папа воззрился на меня. Впору было начинать просить прощения, сейчас начнет рассказывать, где настоящее место женщины, как она должна вести себя с мужем. Я давно выучила этот монолог наизусть. Приготовилась слушать и молча кивать, но Игорь меня спас, позвонив на телефон отца. Так я думала до начала разговора. — Доброе утро, Игорь, — мысленно кривлюсь, когда слышу, как отец разговаривает с Гараниным. Усыновил бы его, а меня оставил в покое! Пока отец рассказывал, как у нас дела, я быстро наполнила тарелку едой. Может, успею поесть до того, как они испортят мне аппетит. Вчера я так и не поужинала. — Да, она уже проснулась. Почему трубку не поднимаешь? — зло обращается ко мне. — Телефон в спальне, — запихивая в рот кусочек воздушного омлета. — Так иди и возьми, — цедит сквозь зубы. — Доем… — Доешь потом! — отключая звук на телефоне, рявкает он. Как же я их ненавижу! Прикрыв глаза, делаю глубокий вдох. — Быстро, Юна! — Приятного аппетита, — таким тоном, что мне за него еще прилетит. Резко подскакиваю со стула, уйти не успеваю. Плечо обжигает резкой болью, часть оконного стекла рассыпается вдребезги… Глава 18 Стас Сука! А-а-а-а-а!!! Бью ладонями по стене, пока они не начинают нещадно болеть, но даже это не усмиряет огонь, что разъедает изнутри душу. Руки дрожат, как у запойного пьяницы, хотя секундами ранее уверенно жал ими на курок! Сползаю по стене, бьюсь два раза затылком. Боль не усмиряет, не отвлекает. Стукнуться бы так, чтобы отключиться, чтобы забыть это утро! Не имею права подставить команду! Сука-а-а-а! Сердце бахает в горле, в висках… Такое ощущение, что оно бахает везде, а в груди пусто. Я только что лично пустил себе пулю в сердце! Поднимаюсь на ноги, смотрю в прицел, наблюдая суету в доме Серебряковых. Я знаю, что с Юной все в порядке. Зацепил ювелирно, но я дохну от того, что нажал на курок. Я дох все то время, что смотрел в прицел. Несколько минут персонального ада. Я не мог позволить себе эмоции в тот момент, на карте стояла ее жизнь. Хладнокровный ублюдок по эту сторону прицела, невинная жертва по другую. Дрогнул, когда она подскочила со стула. Выдохнул и спустил курок. Выполнил приказ, но жрать себя за этот выстрел буду всю оставшуюся жизнь. Наша работа не всегда про добро. Результат — любой ценой. Если приказ приходит сверху, генералы напрягают жопу. Нужно кого-то пустить в расход. Так действуют все спецслужбы мира. За красивой картинкой общей победы стоят личные поражения. — Стас! — слышу в гарнитуре голос Лиса. — Отходим! — нервно командует. — Стас, минута сорок! — отсчитывая секунды, орет он несколько раз. — Тебя ждут у Серебряковых! — заставляю себя двигаться. Нам надо успеть уйти до того, как сработает охранная система. План сегодняшней операции был разработан за одну ночь. Вводные данные по всем жителям в округе двух километров собрали за первые два дня, поэтому выбрать точку не составило проблем. Договориться с совестью не получилось. Будь на месте Юны другая…