На фанере присутствуют два просверленных отверстия и какие-то нечеткие контуры с одной стороны – явно следы от напечатанного изображения. Я просил провести глубокий анализ древесной породы и наконец-то получил одобрение после некоторого препирательства с начальником отдела. Древесина также оказалась березовой, однако при ближайшем рассмотрении не представляется возможным с уверенностью подтвердить происхождение щепки именно от данной доски. Моя версия состоит в следующем. Поскольку кусок склеен из нескольких слоев древесины, щепка вполне могла отколоться от верхнего слоя, который со временем отслоился и был размыт морской водой. Совместно с техническими специалистами мне удалось установить, что толщина фанеры первоначально составляла между 20 и 24 мм, из них осталось только 18 мм. Впоследствии я просил провести сравнительный анализ клея на щепке и фанерном куске, поскольку его не провели изначально, но мою просьбу не удовлетворили. Я абсолютно уверен в том, что этот кусок фанеры участвовал в столкновении, но в то же время признаю, что на нашем острове очень часто обнаруживаются обломки, оставшиеся после кораблекрушений, а потому совпадение древесной породы может оказаться чистой случайностью. Кристиан Хаберсот Чуть ниже было приписано красной ручкой: Фанерная доска, найденная 2 августа 2000 года, утеряна. Вероятно, уничтожена. – А что там было за название у скалы? – переспросил Ассад. – Верблюжьи Головы. Сириец восторженно кивнул. Как мало надо человеку для хорошего настроения… Карл обратился к Розе: – Не уверен, но, кажется, тут не за что особо зацепиться. Если щепку так подробно изучили, а доска пропала, то с чем же работать криминалистам? – Хорошо бы обнаружить что-нибудь, чтобы подтвердить происхождение щепки от этого фанерного куска. – У нас есть хотя бы фотография этой доски? – Сейчас проверю, – сказал Ассад, исчезая за дверью. – Ну, а если они не смогут обнаружить нужное нам соответствие, тогда о чем ты собрался с ними разговаривать, Карл? Некоторое время Мёрк сидел, молча разглядывая кусочек дерева. – Хаберсот высказывает подозрение, что фанерная доска участвовала в столкновении. Вот отправная точка. Ты не в курсе – кто-нибудь составлял предполагаемую траекторию движения тела после удара? Какой путь оно проделало, прежде чем оказалось на дереве? Да, и заодно – траекторию движения велосипеда? Роза пожала плечами. – Чтобы это выяснить, Карл, надо будет потратить не один час. И все же надеюсь, что я найду этот рисунок. А о чем ты думаешь сейчас? – О том же, о чем и ты. И о чем думал Хаберсот. Что эта фанера была приделана к передней части «Фольксвагена». Именно поэтому мне хотелось бы посмотреть на фотографию этой доски и изучить размещение отверстий. Вообще-то логично предположить, что фанеру прикрутили к необычному бамперу. Еле заметно кивнув, он прошел мимо Ассада, усердно копавшегося в материалах на полках. Если каким-то чудесным образом нужная фотография отыщется в этом колоссальном бардаке, значит, Ассад работает в правильном месте. * * * В кафетерии на пятом этаже Карл наткнулся на удивительно бледную и изможденную версию фигуры Томаса Лаурсена, который всего за несколько недель уменьшился чуть ли не вдвое. – Приятель, ты, случаем, не болен? – с беспокойством поинтересовался Мёрк. Лаурсен, бывший лучший эксперт-криминалист во всем полицейском управлении, а ныне шеф столовой, покачал головой. – Жена села на диету «пять на два» и меня вынудила последовать ее примеру. – Что такое диета «пять на два»? – Ну, просто-напросто пять дней умеренного питания, а затем два дня поста; правда, я-то думаю, у нас получается наоборот: пять дней поста, а затем два дня умеренного питания. Ни фига не легко дается это мужику с окружностью талии как у рождественского гнома. – Ну, а как насчет местной пищи? – Карл показал на соблазнительно выглядевшие тарелки на витрине. – Разве ты не можешь попробовать собственные творения? – Ты с ума сошел? Она ставит меня на весы каждый раз, когда я прихожу домой. Карл похлопал приятеля по плечу. Незавидный удел. – Ты не мог бы попросить своих друзей из Рёдовре поднять кое-какие старые экспертизы и взглянуть на них еще раз? А если у них сохранились фотографии нужных объектов, – еще лучше. Когда ты подключаешься к моему делу, все идет как по маслу. Лаурсен кивнул. Прежний эксперт-криминалист, видимо, никогда не умрет в нем. – Если у них сохранилась эта фотография, попробуй убедить их поразмышлять на тему, что могло быть нарисовано или написано на одной стороне доски. И еще: я очень хотел бы понять, сколько времени, по их предположениям, доска находилась в воде. Лаурсен взглянул на Мёрка с изумлением. – Никак не возьму в толк, Карл, почему ты сомневаешься в том, что материалы на месте. В Дании убийство вроде бы не имеет срока давности… – Все верно, Томас; вот тут-то и загвоздка. Это дело никогда не рассматривалось как убийство. Глава 20 – Ну что, Ассад, удалось тебе откопать фотографию фанеры? – спросил Карл, когда они с помощником направлялись к гаражу. – Нет. – Ассад замотал головой. Слишком много полок, слишком много бумаг. – Ты предупредил любителя металлолома, что мы подъедем? – Да, через полтора часа он обещал быть у себя в мастерской. – Ассад бросил взгляд на часы. – Перед этим мы успеем заскочить к родителям Альберты. Они живут на улице Дюссебаккен в Хеллерупе. Карл наморщил лоб. – Вот как… И как они реагировали, когда узнали, что делу дали новый ход? – Мать заплакала. Он так и предполагал. Их ожидало веселое времяпрепровождение. Спустя пять минут они свернули на жилую улицу, и вскоре Ассад указал на ухоженное бунгало красного цвета. Тут были все условия для создания видимости благополучной датской семьи. Садовая калитка из неошкуренных бревнышек, плакучая березка, бирючинная изгородь перед домом, покрытая мхом плиточная дорожка, вполне подходящая для игры в «классики», а в центре участка возвышался флагшток с поднятым датским флагом. Значит, в этих местах кое-кто еще помнил день освобождения Дании в 1945 году. Не далее как утром Карл что-то не заметил поднятых флагов в Аллерёде. Хотя он и сам наверняка забывал бы поднимать флаг в нужные даты, если б у него имелся такой флагшток. – Проходите, – пригласила их женщина с потухшим взглядом. – Мой муж немного не в духе, так что я буду говорить и от его лица тоже, – сразу предупредила она. Гости поприветствовали пузатого мужчину в натянутых чуть ли не до ушей тренировочных штанах. Альберта явно пошла не в него. Когда мужчина уселся и повернулся, с его головы соскользнула кипа. Разве ее не прикалывают заколками для волос? Карл осмотрелся. Если б не пресловутая кипа и семисвечник, он никогда не догадался бы, что находится в доме ортодоксальных иудеев. Видимо, в основном потому, что он понятия не имел, как выглядит дом ортодоксальных иудеев. – Вы обнаружили какие-то новые улики по делу? – спросила госпожа Гольдшмидт слабым голосом. Карл с Ассадом поставили ее в известность о недавних событиях, начиная от самоубийства Хаберсота и заканчивая созданием «штаба» в подвале полицейского управления. – Кристиан Хаберсот принес нам больше горя, чем радости, – раздался из кресла раскатистый голос мужчины. – Вы, вероятно, намереваетесь поступить так же? Карл опроверг предположение хозяина и рассказал, что хотел бы попытаться составить более подробный портрет Альберты, хотя прекрасно понимает, что им будет непросто говорить о дочери. – Подробнее узнать об Альберте? – Госпожа Гольдшмидт покачала головой, словно не могла добавить в данном контексте никаких существенных деталей и от этого испытывала горечь. – Хаберсот тоже хотел знать больше. Да, сначала криминальная полиция Борнхольма, затем Хаберсот… – Он предполагал, что наша бедная девочка была шлюхой, – вмешался отец. Он сказал это без гнева, скорее с ненавистью. – Эли, он говорил совсем не так; нужно быть справедливым, все-таки этот человек теперь мертв. Возможно, он совершил самоубийство из-за нашей дочери. – Она замолчала и пыталась продолжить нить повествования. Ее руки, лежащие на коленях, задрожали; шейный платок стал вдруг слишком тесным.