– Ну, в современной Дании не много таких наберется, так что запросто найдем, – резко оборвал ее Карл. – Вы могли бы рассказать нам о его интересах? О чем он любил говорить? – Он умел общаться с девушками, потому-то мы так легко и уступали ему. – О чем вы общались, например? «Ну же, женщина, дай мне хоть какую-нибудь зацепку!» – пронеслось в голове у Карла. – Тогда все обсуждали ситуацию на Балканах. Многие парни с ума сходили по спорту. «Тур де Франс» и прочее. Но Франк, плюс к тому, постоянно сокрушался о том, что французы испытывают на Муруроа атомное оружие. А также болтал обо всякой ерунде типа свадьбы принца Йоакима и принцессы Александры. Ну, последнее – холодный расчет чистой воды, ха-ха. Карл щелкнул пальцами, обращаясь к Гордону. «Атолл Муруроа» – прочитал Карл по его губам. Затем Гордон повернул к себе ноутбук Мёрка и что-то напечатал. – Ядерные испытания на Муруроа! Вы уверены, что он говорил именно об этом? – Абсолютно. Он нарисовал несколько баннеров и пытался сагитировать обитателей коммуны к участию в демонстрации у французского посольства. «В 1996 году», – вновь беззвучно сообщил Гордон. Вуаля! Вот и точный год. – У меня сложилось такое ощущение, что он увлекался теологией, я прав? На противоположном конце трубке воцарилось молчание. Женщина задумалась или что там происходило? – Вы еще с нами? – спросил Карл. – Ах да, простите… Вы совершенно верно подметили. Он буквально с ума нас всех сводил рассуждениями о том, что практически все религии ведут свое происхождение из одного источника. Рассказывал о звездах, Солнце, созвездиях и так далее. Но все-таки у нас была община, созданная на основе единства образа жизни и взглядов, а никакой не духовный центр, так что в конце концов нас стал утомлять и раздражать его настрой. Вероятно, его увлеченность новыми теориями была связана с каким-то университетским лекционым курсом, от которого у него совсем съехала крыша. Насколько я помню, он даже хотел соорудить храм Солнца на заднем дворе. – Она засмеялась. – Когда он начал просыпаться с восходом солнца и с утра пораньше выходил молиться в наш общий сад, один из парней, имевший нормальную работу, возмутился столь ранним пробуждением и решил как следует накостылять Франку. Однако, сразу замечу, работяге не удалось так просто отделаться от него. Оказалось, что у Франка весьма крутой нрав, и он разнес беднягу в пух и прах. Иначе и не скажешь. Так что его лучше было не трогать. – Так-так… Как вы считаете, он обладал психопатическими чертами характера? – Что я могу вам сказать? Я ведь не психиатр. – Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Его можно охарактеризовать как хладнокровного, расчетливого и эгоцентричного человека? – Сомневаюсь, что он хладнокровный. Но две другие черты вполне подходят. А кто в наше время ими обделен? Карл уже во второй раз получил идентичный ответ на этот вопрос. – Возможно, на ваш взгляд, у него имелись причины обороняться? Можете ли вы засвидетельствовать, что он поступал подобным образом в других ситуациях? – Мне об этом ничего неизвестно. – А вы официально заключали договора на аренду? – Нет. Я даже не знаю, кто отвечал за аренду здания. Наверное, кто-то из проживающих там дольше остальных. Мы платили деньги в общую кассу, плюс каждый ежемесячно переводил деньги на текущий счет. Люди то и дело подселялись, выселялись, и такой способ оплаты казался самым практичным. * * * Карл попросил Ассада принести чашку кофе или чаю, чтобы освежиться. Сплошное хождение по кругу, иначе не скажешь. Как он вообще согласился втянуть себя в расследование этого дела? Если они хотели рано или поздно выбраться из зыбучих песков, следовало немедленно прекратить отвечать на звонки, которые не переставали раскалять телефон Гордона. – Ладно, Карл. Зато теперь мы знаем его год рождения, – заметил Ассад, присаживаясь на край стола. – Он родился в семьдесят первом, а значит, сейчас ему сорок три. – Все верно. Кроме того, мы знаем, что его рост примерно сто восемьдесят пять сантиметров, а также множество других внешних признаков, которыми обладают тысячи людей на датских улицах. Плюс к тому, у нас имеется кое-какой психологический профиль, а также теперь нам известно кое-что о его интересах и увлечениях. Так что, если нам несказанно повезет, мы даже сможем его отыскать, вопреки здравому смыслу. В таком случае мы неизбежно столкнемся с основополагающим вопросом: что дальше? – Как «что дальше»? – встрепенулся Гордон. – Мы знаем кучу деталей, у нас есть довольно точное описание этого человека, а скоро, возможно, даже выясним его настоящее имя. Допускаю, что завтра в Брёнсхое нам сообщат нечто, что послужит финальным аккордом, и мы поймем – да, это действительно он. Ну, и что потом? – Аккордом? – Ассад притормозил. – Заключительным штрихом. Всего лишь образное выражение. Сириец кивнул, уголки его губ опустились. – Карл, а ты ведь прав. – Не понимаю. О чем вы толкуете? – спросил Гордон. – Пускай нам чертовски повезет и мы наконец найдем его – что мы сможем доказать? – Мёрк замотал головой. – А я отвечу тебе – ни хрена! Ибо он вряд ли добровольно признается в том, что убил Альберту, как ты считаешь? – По крайней мере, пока мы не начнем ломать ему конечности, – выпалил Ассад. Каждый из присутствующих вздохнул, затем все встали. Пора было расходиться по домам. Карл положил трубку на телефон – естественно, тут же раздался звонок. С сомнением взглянув на аппарат, он все-таки ответил. Интуиция подсказала ему, что на этот раз беседа будет содержательной. В трубке раздался знакомый раздражающий голос: – Добрый день, Карл Мёрк. Это Мартин Марск из «Утреннего наблюдателя». После сегодняшней пресс-конференции мы хотели бы узнать, возобновлено ли ваше участие в расследовании дела о строительном пистолете. – Нет, не возобновлено. – А разве не стоит вам настаивать на вашем участии с целью добиться справедливости от имени ваших друзей – возможно, хотя бы из чувства мести? Карл оставил вопрос без ответа. Какая месть? Он же не Клинт Иствуд. – Похоже, вы не желаете отвечать на этот вопрос. Как дальше будет происходить расследование? – Понятия не имею. Поговорите с кем-нибудь с третьего этажа. Делом занимается Терье Плуг, и вам это прекрасно известно, Мартин. – Тогда, может быть, вы расскажете мне, как поживает Харри Хеннингсен? – Уважаемый господин Мартин Марск, называющий себя журналистом, пожалуйста, в следующий раз, желая продемонстрировать вашу осведомленность и серьезную заинтересованность, готовьтесь к беседе более тщательно. Его имя – Харди, а никакой не Харри. И еще – если вы хотите узнать, как поживает Харди Хеннингсен, спросите лучше у него самого. Я не собираюсь выступать от лица вменяемых граждан, и от лица невменяемых тоже. – То есть вы намекаете на то, что Харди Хеннингсен не совсем в своем уме? – Уф… заткнись уже, идиот. Всего хорошего. – Эй-эй, Карл Мёрк, полегче. Что это за дело о мужчине из «буханки»? Если вы хотите, чтобы пресса принесла вам пользу в расследовании, нам необходимо ознакомиться с деталями. Вознаграждение уже назначено? Судя по всему, больше никто из сотрудников не догадался положить трубки телефонов на стол, так как трезвон обрушился на подвальное помещение с новой силой. Да и как могло быть иначе, если пресса поднимала такую шумиху? – Нет, никакого вознаграждения. Если в деле появятся важные подвижки, я сам вам перезвоню. – Понятно, что вы этого не сделаете. Так что лучше выкладывайте все подробности прямо сейчас! Если б не Ларс Бьёрн, он так и поступил бы. – О’кей, если вы так настаиваете, скажу последнюю на сегодня фразу: всего хорошего, Мартин. * * * Направляясь по автомагистрали к Хиллерёду, Карл всю дорогу представлял себе лицо Харди. Лицо, напрочь утратившее способность улыбаться. Лицо с въевшейся печатью невзгод и несчастий. Чтобы произошли какие-то перемены, Карлу надо было – через силу – больше прислушиваться к товарищу и чаще обсуждать с ним то проклятое дело. Но ему этого ох как не хотелось. Он понимал, что должен спасать Харди. Однако реальность заключается в том, что тот, кто ежесекундно сталкивается с прошлым, как Харди, оказывается гораздо лучше приспособлен к этим мыслям, нежели тот, кто постоянно отгоняет их от себя, как Карл. Всякий раз, когда воспоминания о роковом дне выплывали наружу, у Карла внутри поднимался вихрь электрических импульсов, которые он не мог контролировать. Несколько раз это даже служило причиной нервных срывов. Мона называла подобную реакцию нервным шоком и неконтролируемым посттравматическим стрессом. Но Карлу было совершенно наплевать, как назвать то, что с ним происходило. Только б избавиться от этого поскорее. И вот теперь они с Харди должны вновь обсуждать те страшные события, на этот раз в несколько ином свете. Разговор был неизбежен, но Карлу по-прежнему не хотелось его заводить. Вдруг зазвонил мобильный телефон. Мёрк уже намеревался отклонить вызов, но на дисплее высветилось имя Вигги. Набрав в легкие побольше воздуха, он медленно выпустил его, прежде чем принять звонок. Бывшую супругу понесло с первых же слов. И, к сожалению, Карл знал о цели ее звонка. – Вчера я навещала маму. Сотрудники рассказали мне, что ты давным-давно не приезжал. И как тебе только не стыдно! Он знал только одну фразу хуже произнесенной: «Это меня ужасно расстраивает». Подобными фразами она словно загоняла его в угол. А он совсем не хотел оказаться в углу. – Видимо, мне придется напомнить тебе о нашем договоре, Карл, – тараторила она дальше. – Нет-нет, Вигга, благодарю, не стоит.