Спустя полчаса Ширли вновь принялась крутить холодный и горячий кран, но воды не было. Или что-то случилось на строительной площадке? Рабочим пришлось блокировать водоснабжение? Слабые отголоски ударов молотка и крики послышались примерно одновременно с отключением воды. Нет ли здесь взаимосвязи? Пару раз Ширли пробовала как можно громче позвать на помощь, прекрасно зная, что ничего не получится. Ведь она и прежде предпринимала такие попытки, а теперь у нее в горле и вовсе пересохло. Вот она и сидела теперь, уныло глядя на колоду карт для пасьянса и на руководство, призванное сделать из нее добродетельную и цельную личность. Но как бы ее душа ни жаждала покоя и что бы Ширли ни думала о цели своего пребывания в этом помещении, тело испытывало гораздо более сильную жажду. Она прекрасно понимала – если в течение двух дней ей не включат воду или не вызволят отсюда, ей конец. Ширли никогда в жизни не внушала себе, что она сильная и справится с испытанием, поскольку это было неправдой. Всего несколько часов без еды и питья приводили Ширли в отчаяние. Она в высшей степени олицетворяла выражение «раб своих привычек». В ящике стола у нее всегда была припасена бутылка воды, а в сумочке – шоколадный батончик, только так она могла быть спокойна. В очередной раз взгляд ее скользнул по массивной деревянной стене. Как Ширли ни старалась, она никак не могла отыскать отверстия для винтов или шляпки гвоздей. Вероятно, доски подгонялись друг к другу таким образом, что все крепежные элементы были скрыты от глаз. Но если б ей удалось отодрать хоть одну доску, то дальше все пошло бы гораздо легче и в конце концов она смогла бы добраться до изолирующего слоя и удалить его. Тогда люди, находящиеся снаружи, имели бы больше шансов услышать ее голос. А если очень повезет, можно даже попытаться выломать второй, фасадный слой древесины, и тогда образуется отверстие наружу. В тысячный раз за день Ширли попыталась проглотить хоть немного слюны. Ничего не добившись, она воткнула ногти в щель между досками, где зазор был максимальным, и изо всех сил потащила на себя кусок вагонки. Результатом этого действия стали два сломанных ногтя. Даже ногти у нее были так себе, это давно дала ей понять консультантша из отдела косметики «Либерти». Тогда она начала рыться в своей сумке. Там должны были лежать туфли с пряжками, да и кое-какие вещицы из косметички могли оказаться полезны в сложившихся обстоятельствах. Через минуту поисков губы Ширли задрожали, руки лихорадочно задвигались. Она обыскала каждую складку и каждый уголок сумки, после чего села, безвольно положив руки на колени и уронив сумку на пол. У нее никак не укладывалось в голове, и все же так оно и было: Пирьо помогала ей собирать сумку, и теперь там не оказалось ни туфель с пряжками, ни маникюрных ножниц, ни пилки. Так получилось не случайно. Случайности вообще редко происходили там, где оказывалась Пирьо. Вывод из этого напрашивался совершенно ужасающий. Никто не собирался выпускать Ширли обратно в нормальную жизнь, теперь это было ясно. Ширли кивнула сама себе. Надо было прислушаться к своему внутреннему голосу. Как она и предполагала, Ванда Финн все-таки добралась до Академии, и Пирьо постаралась сделать так, чтобы она исчезла. Вот только – как? И где Ванда находится сейчас? Их встреча запросто могла закончиться фатально. Ванда не из тех, кто легко отступает; не стала бы она и подчиняться требованиям Пирьо. Но что же тогда? Что предприняла Пирьо? Могло ли случиться непоправимое? А значит, тело Ванды теперь лежит и разлагается в каком-нибудь помещении? То есть бедная ее подруга все это время находилась где-то рядом, а Ширли ходила мимо, ни о чем не подозревая? Несколько раз Ширли чудом удержалась от беседы с Ату о своих подозрениях. Теперь она злилась на себя за то, что так и не решилась пойти к нему. Уж Ату точно предпринял бы что-нибудь. Конечно, Пирьо обладает огромной властью в Академии, в том числе и над Ату, особенно теперь, когда она носит под сердцем его ребенка. И все же Ату кажется таким открытым и раскрепощенным, настолько глубокий и мудрый у него взгляд… Ширли знала – Ату выслушал бы ее и понял. А что с Валентиной? Она тоже пропала внезапно… Страшная мысль поразила Ширли: что, если она сама и подвергла Валентину опасности? Ведь она поделилась с ней своим подозрением о судьбе Ванды. Валентина же могла передать их разговоры Пирьо? Так вот почему сама она сидит теперь здесь, в изолированной комнате? И по той же причине Валентина отдалилась от нее, а теперь и вовсе исчезла? Ширли закрыла лицо ладонями. Она просто не поспевала за своими мыслями. И насколько же все эти мысли были жуткие! Если б в ее организме нашлось достаточно влаги, она непременно заплакала бы; но как плакать без слез? Ширли ощутила, как внутри у нее поднимается гнев и растет с невиданной мощью. Гнев призывал ее задушить Пирьо, если ей когда-нибудь представится шанс с ней встретиться. Ах, как бы она желала, чтобы этот гнев охватывал ее всякий раз, когда ее дразнили, издевались над ней, отталкивали ее и злоупотребляли ее характером! Ширли стиснула зубы и как можно сильнее прижала кулаки к губам. Она щипала себя до крови. Царапала себе щеки, пока не начала задыхаться. По крайней мере, боль давала почувствовать ей, что она еще жива. Она жива! И, черт возьми, рассчитывает жить во что бы то ни стало, ибо Пирьо должна расплатиться за содеянное! Ширли запрокинула голову и заметила в окне на крыше пару звезд. Через несколько часов на месте этих звезд окажется солнце и станет нагревать «аудиторию духовного очищения». В последние дни погода, слава богу, была переменчивая и довольно ненастная. Но вдруг солнце вернется и засияет с новой силой? Жажда усилится нестерпимо, стоит только температуре в помещении подняться всего на пару градусов… * * * Она проснулась и увидела, что солнце светит чересчур ярко, а температура в комнате поднялась на восемь-десять градусов по сравнению с предыдущим днем. Сейчас поры на ее коже откроются, она начнет потеть… Сколько же сможет она продержаться в таком режиме, если уровень жидкости в ее организме и так добрался до критической точки? Стоит ли прибегнуть к последнему ресурсу? Ширли встала, вышла в туалет и в десятый раз взглянула на душевую насадку, из которой уже пыталась высосать хоть немного влаги. Она на мгновение представила себе утренний стол с хлебом, соком и кофе. Нет, пожалуй, слишком много всего. Ей хватило бы одного сока. Избавившись от чудесного видения, Ширли почувствовала, как ее со всех сторон обволакивает духота. Что угодно, только бы ни в коем случае не начать потеть. Не потеть, не потеть! Она стала думать о ледяных напитках. О вечерних купаниях в Брайтоне, в которых Ширли не принимала участия, так как вода казалась ей слишком холодной, она ужасно выглядела в купальнике, к тому же была одинока, и все так и пялились на нее. Она мечтала о свежем ветерке и о легком дождике, таком мягком и невесомом… Затем Ширли решила раздеться догола. Положила одежду на раковину и с удовлетворением ощутила, как дышит ее кожа. Она осмотрела свое бледное дряблое тело. Какая злая ирония заключается в том, что женщина, всю свою жизнь боровшаяся с лишним весом, теперь умирает от голода и жажды… Ширли покачала головой. Нельзя этого допустить, решила она. Ширли не умрет, пока не отомстит. Она будет регулировать температуру тела путем одевания и раздевания и поддерживать ее постоянной независимо от погоды на улице. А еще у нее в запасе оставался крайний способ справиться с жаждой, пусть и не вполне изысканный… Она заглянула в унитаз и постаралась собраться с силами. В гидрозатворе виднелась вода. Да и бачок был полон. Она быстро сориентировалась и ни разу не помочилась в унитаз с того момента, как отключили воду. Если она будет экономить воду в бачке и самом унитазе и справлять нужду рядом на полу, как она и делала последние двое суток, в ее распоряжении окажется около восьми литров воды. Конечно, в этом не было ничего приятного – на поверхности скопившейся в отверстии унитаза воды плавали частицы фекалий и мочевины. «Тут уж не до брезгливости», – подумала она про себя, зачерпнув рукой воду и поднеся ее ко рту. Справившись с рвотным рефлексом, обмакнула губы и поняла, что сможет проглотить воду. Однако, едва жидкость попала в пищевод, Ширли вновь посмотрела в унитаз и ощутила приближение рвотного спазма. – Стоп, Ширли, ты справишься! – крикнула она и сильно стукнула себя по голове. Удар причинил боль, но помог ей справиться с отторжением проглоченной воды. Она еще жива! * * * В течение четверга солнце палило все более нещадно, но Ширли не оставляла попыток отковырять доску. Кажется, ей даже удалось процарапать в древесине борозду около полутора миллиметров глубиной, но не более того. Она всегда восхищалась мастерством строителей, сооружавших святилище, но теперь проклинала их профессионализм. Стены были сколочены накрепко. Она никак не могла отколупать доску. Тогда у нее появилась новая идея – выломать водоотводную трубу из-под раковины. Этой металлической трубой вполне реально пробить дыру в стене, надо только наносить удары в течение долгого времени и в нужное место. Ширли обеими руками обхватила трубу, уперлась ногами в стену и принялась тянуть изо всех сил. Труба сломалась, словно бумажная – да, в общем, почти так и оказалось: она была изготовлена из тонкого пластика со специальным покрытием, имитирующим хромирование. – Проклятие! – проорала Ширли и отшвырнула трубу на пол в полном отчаянии. Пластиковые осколки усеяли пол ровным слоем. Спустя несколько часов тщетных трудов по расковыриванию доски она сдалась и присела в уголок справить малую нужду перед сном – она хотела лечь пораньше, чтобы сэкономить силы. Ей удалось выдавить из себя всего несколько капель, на большее жидкости в организме не хватало. Моча имела резкий кислый запах. Да и все тело стало пахнуть иначе в последние сутки. Однако это волновало ее меньше всего. Проспав пару часов, Ширли проснулась с совершенно затуманенным сознанием и вновь почувствовала потребность справить малую нужду. Уже нажав на кнопку слива воды, она сообразила, что только что сидела на унитазе. В ужасе подскочив со стульчака, женщина заглянула в унитаз. Что она наделала! В запасе осталось не больше литра воды! И вот теперь Ширли зарыдала по-настоящему, хотя глаза ее оставались сухими. Глава 46 Вторник, 13 мая, среда, 14 мая, и четверг, 15 мая 2014 года Ночь выдалась адская, да и следующий за ней день был не многим лучше. Карл спал глубоко, гораздо глубже, чем обычно, и это было бы прекрасно, если б не бешеное сердцебиение в момент пробуждения. Он думал, что умирает. Мёрк долго лежал, положив руку на грудь, и, готовый позвонить в «неотложку», глазел на мобильный телефон на тумбочке. Вот только что там теперь надо было набирать? В последние месяцы все только и трепались о том, как сложно стало дозвониться в «Скорую», а он даже не может вспомнить этот самый номер… Он, полицейский, который, вообще-то, должен знать этот номер лучше всех остальных граждан! Стыдоба… Вот так и подохнешь, пока нужный номер отыщешь. Карл начал считать пульс, но, дойдя до ста меньше чем за минуту, бросил эту затею. И так понятно – пульс зашкаливает, почти как во время первого приступа тревожной атаки. Вот только сейчас тревога была ни при чем, он чувствовал. Что-то крутилось у него в голове, не в состоянии найти выход. Вероятно, какой-то ночной кошмар. Мёрк рухнул на подушку и замер. «Ом-м, ом-м», – бормотал он, наслушавшись причитаний на ярмарке накануне. Как ни странно, это сработало. Знали бы люди об этом, не тратили бы зря деньги. Затем он погрузился в состояние, когда сон и явь борются друг с другом, порождая совершенно особые стихийные сновидения. «Привет, Харди», – слышал Карл собственный шепот. Он увидел себя с телефоном в руке, настаивающим на ответе друга. Видимо, Карлу требовалось услышать от него какой-то совет и честное мнение. «Почему мы с Анкером не стали вмешивать тебя, Харди?» – жужжало в голове. Почему? Осмелится ли он спросить об этом? Осмелится ли он вообще хоть что-то доверить Харди? Довериться Харди – но в чем? «На чердаке стоит какой-то ящик, Карл», – захохотал Йеспер на заднем плане, и Мёрк захлопнул мобильный, но тут же включил его снова и позвонил Моне. Ничего не произошло. Он проснулся. Шатаясь, спустился на кухню с тяжелой головой, как будто все это время мучился от бессонницы или лихорадки. Возможно, Мортен и Харди поприветствовали его, он толком не разобрал. Осознал лишь то, что хочет овсяных хлопьев, которые Йеспер оставил в кладовке в свое последнее посещение, а также то, что домочадцы сейчас выключат идиотский утренний телеэфир, в котором слишком восторженные ведущие болтали о какой-то ерунде, набивая себе брюхо деликатесами, сервированными по высшему разряду. Посыпав овсянку сахаром и какао и отправив в рот первую ложку, Карл явственно ощутил вкус раннего утра из безвозвратно ушедшего прошлого. Давно минувшие ощущения разом ворвались в его голову. Обоняние исказилось; он вдруг вспомнил, как пахли его старые дядюшки и тетушки. Звук пережевывания жестких овсяных хлопьев стал громче. Коробка с овсяными хлопьями маячила на мелькающих кадрах с молчаливо сидящей за завтраком консервативной семьей, каждый представитель которой нес на себе бремя невысказанных слов.