Пирьо схватилась за низ живота и посмотрела на своих жертв, которые сидели с открытыми глазами и дрожали мелкой дрожью. Все внутри ее кричало о том, что надо поскорее уходить отсюда. Ворвавшись в кабинет, Пирьо села за стол и застонала. Затем боль ушла. На мгновение на нее накатил страх, но она постаралась сконцентрировать мысли на том, что должно произойти в ближайшее время. Посмотрев на часы, снова поднялась. – Нисикту, я пойду подышу свежим воздухом минут десять, – предупредила она женщину, сидевшую на ресепшн. – На сегодня больше ничего особенного не запланировано, так что можешь идти к себе отдыхать. Я сама подам чай нашим гостям, когда вернусь. Они улыбнулись друг другу. Здесь ничто не предвещало проблем. * * * Полицейский служебный автомобиль стоял на обочине в сотне метров от въезда в Академию и был виден издалека. Пирьо порылась в «бардачке», обыскала багажник и салон, но не нашла никаких намеков на суть расследования, которое привело их в Академию. Затем она перегнала машину в заброшенный переулок, обеспечив себе таким образом более уверенное ощущение контроля над происходящим. Если вдруг в ближайшее время сюда заявится подкрепление, она сможет заверить стражей порядка, что представители копенгагенской полиции поехали дальше, предупредив, что, скорее всего, вернутся. Пока те двое еще живы, надо во что бы то ни стало ограничить Академию от каких бы то ни было осмотров посторонними. А когда они погибнут, Пирьо еще подумает – инсценировать несчастный случай или просто избавиться от тел. В любом случае, к тому времени она успеет свинтить номерные знаки на автомобиле и позаботится о том, чтобы переправить машину в Польшу или в какое-нибудь другое сомнительное место. Она отдаст ее за гроши полякам или прибалтам, ошивающимся вокруг в поисках работы типа покраски зданий, если только те пообещают избавить ее от автомобиля навсегда. А там пускай прикрутят к ней номера с развалюхи, которая стоит в самой глубине хлева и собирает пыль, – эту колымагу уже явно не реанимировать. Пирьо вернулась на территорию Академии и взглянула на небо. Облака были все такие же плотные, но восточный ветер, кажется, гнал их прочь от берега. «Значит, скоро засияет солнце», – подумала женщина. Она направлялась к своему кабинету, массируя область диафрагмы. Что-то давно уже ребенок в ее животе не пинался. – Ну давай же, малыш, – шепнула Пирьо. – Наверное, ты притомился? Денек выдался сегодня непростой, мама тоже устала, – бормотала она. – Папа выбрал тебе имя, чем не повод для радости? А когда ты родишься, мы окрестим тебя в тот же день, когда с твоим папой свяжем себя узами в солнечном святилище. Великий будет день, козявка. Она сожмурилась от резкого ощущения дискомфорта, пронзившего ее насквозь. Это было очень неприятное чувство – словно какая-то часть организма выбилась из слаженной работы систем жизнеобеспечения. «Что-то идет не так», – подумала Пирьо, обливаясь потом. Придется отправиться в больницу в Кальмар на обследование. Но для начала надо все-таки понять, чему именно она противостоит. Пускай полицейские сперва ответят ей на вопросы, а потом она сможет спокойно уехать. * * * Оба они сидели с трясущимися челюстями и напряженными мышцами и уставились на нее, едва она вошла. Иммигрант попытался что-то прошипеть в ее адрес, но его слова искажались сокращениями шейных мышц. Пирьо взяла отвертку и вытащила один из кабелей из распределителя. Головы обоих тут же безвольно упали на грудь. – Скажите спасибо, что солнце сегодня за облаками, – обратилась она к ним, когда те медленно приподняли головы. Затем посмотрела на окно на потолке и заметила, что взгляды мужчин обратились туда же. – Вы сумасшедшая, – сказал датчанин. – Вы можете убить нас. Пирьо улыбнулась. Он принимает ее за сумасшедшую? Боже мой, да он просто не представляет себе, что поставлено на кон. А ведь вся вселенная ожидала, когда из Академии разнесется призыв к объединению всех религий и созданию нового, бесконфликтного мира. Что мнили о себе эти два человечишки, препятствуя воплощению великой идеологии? Улыбка застыла на ее устах. – Что вам известно? – задала она первый вопрос, вновь воткнув кабель в клемму, от чего ноги мучеников опять дернулись, а торсы рывком откинулись назад. На этот раз Пирьо предусмотрительно держалась от них подальше. – Я прекрасно понимаю, что в данный момент эффект не особо впечатляет. Ощущение, наверное, напоминает скорее массаж внутренних органов, да? Ну ничего, подождите немного – солнце засияет на небе, и вы почувствуете себя хуже. Гораздо хуже. Она потянула кабель на себя, и головы пленников снова упали на грудь, но уже не так безвольно, как раньше. Реально ли привыкнуть к току небольшой мощности? – Что вам известно? – повторила Пирьо свой вопрос. Датчанин кашлянул несколько раз, прежде чем ответить. – Нам известно все, причем не только нам. Много лет назад ваш Ату сбил насмерть девушку. Но прошлое настигло его. Так что не делайте себе хуже, чем есть. Освободите нас, Пирьо. Мы… Она опять воткнула провод в распределитель, и вся сцена повторилась в очередной раз. Спустя несколько секунд Пирьо снова дала им передышку. Если они не расколются сейчас, другого шанса не будет. – Кто-то еще в курсе? – спросила она. Датчанин попытался кивнуть. – Естественно. Ату уже давно находится под подозрением. В ходе данного расследования погиб полицейский. Так что Ату посеял смерть и несчастье. Почему вы его защищаете? Он не достоин этого, Пирьо. Нет никакой причины… Он принялся хватать губами воздух, когда женщина вновь воткнула кабель в распределитель. На этот раз она зажала клеммы отверткой и повернулась к страдальцам спиной. Пусть их постепенно парализует. Они все равно не скажут ничего, что могло бы ее успокоить. Иммигрант вообще ни слова не произнес. Он только пялился на нее ледяными глазами, как будто собирался уничтожить своим взглядом. Нет, она поступила правильно. Пирьо подняла глаза и посмотрела на скользящие по небу облака. Выстрел боли снова поразил ее, на этот раз как нож, всаженный в живот. Ей показалось, что ребенок перевернулся в ее чреве резким рывком. Словно постоянный ток был пропущен через плод, а не через копенгагенских полицейских. Пирьо проковыляла по коридору к кабинету и, захлопнув за собой дверь, бросилась на кресло. Сделала несколько глубоких вдохов, чтобы восстановить пульс, однако это не помогло. Руки ее задрожали, кожа похолодела. Творилось что-то непонятное. Неужели такова психологическая реакция ее организма на то, что она собиралась предпринять? Пирьо не испытывала в связи со своим планом никакого стыда, и все-таки – не он ли был причиной ее теперешнего состояния? Получается, в ней просыпалась совесть? И следует ли воспринимать происходящее как испытание – или как наказание? Пирьо никак не могла поверить в случившееся. Боль в животе вновь стала нестерпимой, и женщина взывала к Гору, умоляя его избавить ее от испытания. – Я делаю это из лучших побуждений! – вопила она. Внезапно все прошло так же резко, как началось. Со вздохом облегчения Пирьо поднялась с кресла, но, к своему ужасу, обнаружила, что ноги не подчиняются ей. Она принялась массировать бедра, чтобы заставить ноги передвигаться, удивляясь ощущению теплой влаги, разлившейся по ягодицам и нижней части живота. И тогда она заметила кровь – на сиденье кресла и на белоснежном халате. Кровь теплой струйкой стекала по ее ноге и капала под стол. * * * «Осталось немного». Только эти два слова четко формулировались в голове у Карла, остальное сознание было занято откликом на страдания тела. Поначалу было ощущение, что организм кипит, – похоже на покалывание в затекшей конечности, только в гораздо более серьезном масштабе. Но затем все группы мышц напряглись и застыли. Даже крошечные мышцы век и ноздрей оказались сведены судорогой и затвердели. Кажется, тело медленно тлело изнутри. Внезапно ритм сердечных сокращений разладился, в мозге произошло мгновенное короткое замыкание, легкие постепенно переставали реагировать на недостаток кислорода. И чем тоньше становился слой облаков на небе, тем быстрее росла сила тока и слова «осталось немного» приобретали пронзительное значение. Карл не замечал рядом с собой Ассада. Лишь на краткий миг он вспоминал, что они сидели привязанные друг к другу. Лишь на краткий миг он вспоминал, где находится. Неожиданно сила тока сократилась. Карл стал хватать воздух ртом, дыхание его стало глубоким. Электрические импульсы еще вызывали дрожь в теле, но это было ничто по сравнению с тем, что пришлось испытать ранее. Он беспокойно огляделся. В помещении было светло. Возможно, даже светлее, чем прежде. Что случилось? Вдруг Карл услышал стон. Он пытался обрести контроль над шейными мышцами, они все еще были твердые, как камень. С трудом повернув голову к Ассаду, он увидел серьезное лицо коллеги, искаженное болью. Вместо слов из горла Мёрка вырвался хрип, однако он все-таки совладал с голосовыми связками: – Ассад, что происходит? Тот ответил не сразу и слишком отрывисто: – Есть заземление… в стенке. Карл еще немного повернул голову. Сначала он не понял, что имеет в виду Ассад. Стена была сделана из какого-то металла, он сразу обратил на это внимание. Ну и что из этого? И тут Мёрк уловил слабый запах паленого мяса и попытался обнаружить источник этого запаха. Вдруг он заметил, что рука Ассада сильно дрожит. Карл поднял связанные руки к стене как можно выше и ткнул в металлическую плоскость большим пальцем, вокруг которого был обмотан кабель. От стены шел еле заметный дымок. Вот что за запах он учуял. – Ток… больше… не проходит… – простонал Ассад. Карл опустил взгляд на палец сирийца; большой ноготь на нем медленно приобретал коричневый цвет, а кожа совсем почернела. Смотреть на это было жутко. Исходя из познаний Карла о токе, Ассад жертвовал своим пальцем ради спасения их жизней. Теперь ток, идущий от всех солнечных батарей, аккумулировался в кабеле, обмотанном вокруг большого пальца Ассада, и уходил через него в металлическую стену. Ток ищет кратчайший путь в землю – кажется, именно эту фразу школьный учитель физики не уставал повторять на своих уроках? – Ассад, ты не можешь немного развернуть руку, чтобы кабель соприкасался непосредственно со стенкой? – осторожно спросил Карл. Помощник с усилием покачал головой. – О-о-ох, – прокряхтел он, когда облако в окне внезапно скрылось. На мгновение сильнейшая боль заставила его оторвать палец от металла. Карл тут же вжался головой в стену, руки сковало судорогой. Так продолжалось до следующего облака. Краем глаза он заметил, как Ассад вздрогнул, после чего ток оставил тело Мёрка в покое.