– Ответь же, Пирьо, что делает здесь эта вещица. Это простой вопрос. Не я принес ее сюда, потому что я отказался принять этот подарок. Этот парень стал для меня настоящим наваждением, мне было неприятно находиться рядом с ним. Пожалуйста, не надо отрицать, что он здесь был. – Подожди пять минут, Ату, – теперь голос ее звучал настойчивее. Если она хочет спасти Академию и Ату, то должна дописать признание. – Чем это таким важным ты занята? Он собирался обойти стол и посмотреть на текст на экране, но она остановила его. – Ну хорошо, я скажу! Ату, я возьму всю вину на себя, и ты не помешаешь мне это сделать, понятно? Я напишу, что это я во всем виновата! Ату смотрел на нее взглядом, кого она никогда у него не наблюдала. Недовольство – вот что в первую очередь пришло в голову Пирьо при встрече с этим взглядом. В то же время он мог выражать и отвращение. Какое может быть отвращение? Неужели он не понял, что она жертвует собой ради него? – А что я такого сделал, Пирьо? И при чем тут эта фигурка? Или ты таким образом хочешь сказать мне, что жалеешь о только что данном мне обещании? Я вообще ничего не понимаю. Она хотела взять его за руку, но не решилась наклониться вперед из страха потерять сознание. Сейчас ей нельзя было терять сознание. – Ты убил Альберту, – тихо произнесла женщина. – ЧТО я сделал?! Альберту?! – Да, девушку, с которой ты встречался на Борнхольме. Она рассчитывала, что Ату испытает шок. Что на его лице выразится потрясение от того, что его тайна раскрыта. Однако Пирьо никак не могла предугадать, что он отпрянет к стене, словно опасаясь, что не устоит на ногах. – Альберту?! Альберта мертва? – Несколько раз сглотнув, он застонал. Почему Ату сделал вид, что не знал об этом? Неужели он настолько циничен? – Не понимаю, почему ты притворяешься, как будто не в курсе. Ведь ты лучше, чем кто-либо другой, знаешь о том, что произошло. Поэтому ты и решил уехать с Борнхольма. Так почему не признаться, что так все и было?.. Что с тобой? Ты весь побледнел, Ату. Что происходит? Он все еще стоял у стены, словно пребывал в совершенно ином мире, нежели Пирьо, со своей правдой и своим языком, и это разозлило ее. В их отношениях столько лет царило молчание – и вот когда наконец обнаружилась правда, он продолжает молчать… Она не рассчитывала на такое поведение. Не думала, что он настолько малодушен. – Ату, ты меня разочаровываешь. Тогда я спасла тебя. Я прикрывала тебя, когда ты сбил ее. Ведь я вычислила это в тот самый день, когда мы покинули остров. Или ты думаешь, я могла не обратить внимание на то, как много ты говорил о ней? Да ты вообще не мог говорить ни о ком другом на протяжении двух недель! Наверное, ты понятия не имел о том, как это больно. И все-таки мне было больно. И вот я услышала по радио, что ее нашли мертвой. Ее тело отбросило на дерево в результате столкновения. И это случилось утром за два дня до нашего отъезда с острова. И я сразу просекла, что это твоих рук дело, Ату, и что тебя разыщут, если я ничего не предприму. Они искали автомобиль по всему острову, ты ведь и так это знаешь. И вдруг я обнаружила в «Фольксвагене» доску со следами крови… – Не понимаю, о чем ты говоришь. Это же полный бред. Я никогда и не догадывался об этой истории, к которой ты пытаешься меня приплести. Я не знал о том, что Альберта погибла. И если это действительно так, мне очень и очень жаль. И что это за доска, о которой ты упомянула? – Я и об этом должна тебе рассказывать?! Табличка, висевшая над нашим домом в Элене, само собой! «Свод небес»! Ты сам сделал ее, так что не говори, что не помнишь! – Нет, конечно, я ее помню. Я поцарапался винтами, когда мы с Сёреном Мёльгордом снимали ее, поэтому она и оказалась испачкана кровью. И что там было с этой доской? И какое она имеет отношение к Альберте? Ату являлся настоящим асом в области манипулирования людьми, но неужели он рассчитывал и ей запудрить мозги? – Это правда? Она мертва? – переспросил мужчина. Какая патетика… Пирьо стиснула зубы. За свою жизнь она встречала достаточно сопротивления. Уж мог бы он по крайней мере проявить честность в этот момент! – Ты прикрепил эту табличку к переднему бамперу «Фольксвагена» и именно ею подбросил девчонку на дерево в момент столкновения. Но не волнуйся – я избавилась от этой улики. Я сожгла ее, Ату. И ты должен быть благодарен мне за это. В тот же миг отчаяние и гнев в его взгляде сменились на ледяной холод. – Я в ужасе от того, что ты говоришь, Пирьо. Мягче не скажешь. – Вдруг лицо его прояснилось, он улыбнулся. – А-а-а, так это проверка… Ты меня испытываешь. Такая игра. Но только откуда у тебя статуэтка, Пирьо? Ты давно уже готовилась мне ее показать? Он бросил фигурку на стол. Неужели этот человек не понимает, какой опасности сейчас подвергается? – Ату, исчезни! Спрячься где-нибудь, они разыскивают тебя, – сказала Пирьо слабеющим голосом. Она не могла не предупредить его. – Кто меня разыскивает? Ату продолжал стоять на месте и улыбаться как ни в чем не бывало. Кажется, он не поверил ей? Она глубоко вдохнула. – Полицейские, которые привезли фигурку, вот кто. Полиция разыскивала тебя все эти годы. Они знают, что это сделал ты. Но я возьму вину на себя. А ты просто исчезни. Все равно все потеряно. – Я ничего не понимаю. Какие полицейские? Теперь он перестал улыбаться. – Я прекрасно помню, когда ты начал разговоры о том, что хочешь остаться на острове из-за Альберты. Ты был прямо-таки одержим ею, она терзала тебя. Возвращаясь домой, ты был сам не свой. Твои отношения с ней были совсем не такими, как с другими женщинами, и меня это испугало. Но, слава богу, ты осознал, что это вступает в противоречие с твоими представлениями о будущем, а также с нашим договором. Это противоречило всему. – Да-да, я помню наш спор, помню твою ревность, Пирьо. Ревность всегда являлась твоей основной слабостью. Но я пообещал тебе тогда освободиться от Альберты, – и я так и поступил, но только вовсе не тем способом, о котором ты только что говорила. Я уже не уверен, за кого ты меня принимаешь и что думаешь обо мне, Пирьо. Я вообще тебя не узнаю. Я никогда не посмел бы отнять жизнь у человека – уж лучше убить самого себя. Он приложил руку ко лбу и стоял так, балансируя между немыслимыми предположениями и окружающей действительностью. – Когда это случилось с Альбертой? – Я уже говорила. За два дня до нашего отъезда. – Какое-то безумие… – Ату стукнул по лбу кулаком, словно чтобы утрясти мысли у себя в голове. – То есть через день после нашего разрыва. Она плакала, я тоже плакал… и все-таки я сделал это, можешь быть уверена. Позже я пожалел, но было уже поздно. Пирьо зазнобило. Ноги тряслись. Губы дрожали. Ей было сложно сосредоточиться. Что он сказал? Пожалел? Пожалел о чем? – Но где же тогда ты был тем утром, за два дня до того, как мы сбежали с Борнхольма? – спросила она. – Сбежали? Мы не сбегали. Просто не собирались оставаться там дольше. Я сделал все, ради чего там находился, ты прекрасно это знаешь. – А где ты был? – Да разве ж я теперь вспомню? Мне было тоскливо – вероятно, я, по своему обыкновению, взял солнечный камень и отправился куда-нибудь медитировать. – На бампере тоже была кровь. Много крови. – Судя по всему, от лисы, которую сбил Мёльгорд. Я ведь и про это тебе тогда рассказал. Да, Ату настаивал на такой версии, но что еще он мог сказать ей? – Ты говоришь, сюда прибыли двое полицейских, которые привезли фигурку. Что они хотели? И где они находятся сейчас? Пирьо прикрыла глаза. Как же она устала! Ату то кивал, то мотал головой. Внутри у него явно было неспокойно. Может, он надеялся избавиться от всех проблем силой мысли? Но почему бы ему просто не улизнуть? Взглянув на экран, Пирьо стала стирать дальше лишние буквы. Она чувствовала – время уходит безвозвратно. Внезапно освещение комнаты изменилось. Так вот как умирают? Окружающий мир становится вдруг светлым и теплым? Она медленно повернулась к окну. Яркий мерцающий свет заставил ее моргнуть. Солнце выходило из облаков. Какая же красота! Краем глаза она заметила, что Ату вновь взял деревянную фигурку в руки. – Это он, – прошептал он. – Конечно. Вот кто сделал это. Ату выглядел чуть ли не напуганным. Поразившая его догадка была похожа на правду, но являлась ли она правдой на самом деле? – Бьярке был талантливым скаутом. Он проникся моими заботами, и я позволил ему помогать мне в раскопках. В Кнархое. Там, признавшись мне в любви, он и решил подарить мне эту вещицу. Естественно, я отказался. Я предупредил его о нашем скором отъезде, и тогда он обвинил в этом Альберту. Теперь я вспомнил… О боже, тогда невозможно было заподозрить ничего ужасного! Пирьо была потрясена. Она не знала, чему верить. – Я расстался с ней – и с тех пор никогда ее не видел. Пирьо почувствовала, как по лицу ее разливается благодатное тепло. Солнце сияло во всю мощь, кабинет словно осветился мощными прожекторами. Открыв рот, женщина попыталась затолкнуть в легкие побольше воздуха. «Теперь-то наши гости точно погибнут, настолько ярким стало солнце», – подумала она. В следующий момент мышцы горла расслабились, подбородок упал на грудь, дрожь унялась. Телу не хватало энергии даже на самые мелкие движения. Пусть все так и было, как говорит Ату, – и что тогда? Если это действительно так, знай она об этом раньше, не случилось бы столько жутких вещей. В следующие секунды Пирьо оценила возможные последствия для себя. Вполне похоже на правду. Если Ату никого не убивал, как смогла сделать это она сама? В таком случае она всю жизнь жила во лжи, действовала в соответствии с ложью и заставляла других людей расплачиваться за эту ложь. Она убила трех женщин… да, даже четырех, если считать Ширли. Ревность и недопонимание ситуации поглотили ее, буквально сожрали изнутри. Вдруг раздался рев – неужели этот звук издало ее тело? Она не могла сказать наверняка. Ату куда-то пропал. Послышался какой-то грохот. Ату крикнул что-то. Пирьо открыла глаза. С экрана на нее по-прежнему смотрели строки с единственной буквой – «н». Оставалось дописать несколько предложений. – ЧТО ТЫ НАТВОРИЛА?! – прогремел голос Ату из диспетчерской. Монитор мигнул несколько раз. Пирьо откинулась на спинку кресла. Она перестала чувствовать собственные конечности.