Она прикрыла глаза – видимо, чтобы отстраниться от боли. – Я очень обрадовалась, узнав, что вы загнали сюда Франка, или Ату, или как вы там его еще называете. Для меня настоящим подарком стало его появление здесь – вы сами-то хоть понимаете это? – Юна попыталась засмеяться, но боль в плече заставила ее замолчать. Она открыла глаза и посмотрела прямо в лицо Карла. – Я хотела застрелиться. С годами мы с Бьярке очень отдалились друг от друга, исключительно по моей вине. После его смерти чувство вины заглушило во мне все остальные чувства, и это стало непосильной ношей. – Чувство вины в связи с чем, Юна? – В связи с тем, что я позволила Франку оказать слишком сильное влияние на нашу семью. Он разрушил не только мою жизнь, но и жизнь моей семьи. В конце концов Бьярке не выдержал. Ведь даже его отец сдался. – Ваш сын совершил самоубийство, так как приревновал Франка к Альберте и сбил ее насмерть. Мы ведь видели и машину, и скребок. Что еще тут можно добавить? – А то, что вовсе не Бьярке убил Альберту. А я. – Я не верю вам! Вы просто-напросто прикрываете сына, – вклинился Ассад. – НЕТ! – Она стукнула по скамейке кулаком, несмотря на боль. Затем вновь надолго замолчала, устремив взгляд на холм и лес на противоположном берегу озера. Если уж они дождались момента, когда подозреваемый выложил все как на духу и вновь замкнулся, теперь только терпение могло способствовать поддержанию нужного настроя. Карл не раз сидел точно так же в течение нескольких часов подряд, и сейчас тоже ничего не оставалось. Это понимал и Ассад. Через несколько минут она повернулась к Карлу и поймала его взгляд. «Спрашивайте», – говорили ее глаза. Мёрк задумался. Надо было тщательно отнестись к выбору вопроса, в противном случае она снова уйдет в себя. – Успокойтесь, Юна. Я верю вам и знаю, что Ассад тоже вам верит. Расскажите обо всем сами с самого начала. Женщина всхлипнула и вздохнула, затем опустила взгляд и приступила к рассказу. – Я влюбилась во Франка и надеялась, что мы всегда будем вместе. Мы встречались на том самом месте, где вы меня нашли, и любили друг друга прямо в траве. Мой муж Кристиан не умел того, что умел Франк, и я совсем потеряла голову… – Она сжала губы. – Мы встречались несколько месяцев. «Видимо, в тот же период у Франка был роман и с Ингой Дальбю», – подумал Карл. – И вот он порвал со мной, несмотря на все обещания, а их было немало… И зачем только я обманывала мужа, с которым тогда жила, и отца моего сына? Зачем? Оба пожали плечами – действительно, зачем? – Он пообещал, что у меня будет новая жизнь, что я уеду с острова, а разница в возрасте не имеет никакого значения. И он солгал, проклятый ублюдок. Она подняла голову – лицо ее выражало неподдельную горечь. – А я ведь прекрасно знала, что он нашел себе молоденькую девушку. Я почувствовала исходящий от него аромат дешевого парфюма этой сучки. Он весь был пропитан этим запахом, когда пришел объявить мне о разрыве. И тогда я вспомнила, что уже слышала этот запах. Я поняла, что он встречался с нами параллельно – вот что было самое ужасное. – Юна фыркнула. – Я проследила за ним. Эти голубки считали себя неотразимыми… тьфу, как противно! Я подглядела, каким образом они общались, – оставляли друг для друга записки у огромного валуна перед школой. У нас с Ату тоже было так заведено. Только мы оставляли записки на том месте, где занимались любовью. Так вот, значит, где находилась «почта» Франка и Альберты – у большого камня, мимо которого полицейские прошли не менее десятка раз. Какая ирония! – Однажды я пришла к Франку в лагерь в Элене; тогда он прямо сказал мне, что влюблен в Альберту и заберет ее с собой в Копенгаген. Я возненавидела его за это безмерно, но и ее не меньше. У Юны задергались уголки рта – казалось, при этих воспоминаниях ненависть вновь завладела ею с небывалой силой. – Я захотела прогнать Альберту из его жизни до отъезда. Ее надо было искалечить, уничтожить ее изящную красоту. Устранить ее. Я надеялась – может, тогда Франк вернется ко мне… Я всерьез думала так еще долгое время после случившегося. Да-да, многие годы я надеялась на его возвращение. Как же безумна и наивна была моя надежда! А потом я не захотела ничего слышать о нем. Ни от моего бывшего мужа, ни от сестры, ни от вас. Франк был стерт из моей жизни. «А когда он все-таки появился, расплатился за все сполна», – подумал Карл. – Я взяла машину сына – ту, что сейчас валяется в канаве, – пока он был на работе в своей мастерской в Окиркебю. Он всегда ставил машину перед домом моей сестры, потому что обычно обедал у нее – очень любезно с ее стороны. Она на секунду улыбнулась. – Чтобы избежать следов столкновения на кузове машины, я воспользовалась скребком для снега, который Бьярке сам сделал и который лежал в гараже рядом с нашим домом в Листеде. Положив скребок к себе в багажник, я доехала до Йернбанегэде и прикрепила его к бамперу «Тойоты», для которой он и предназначался. – Юна, простите, что я вас прерываю, но мне важно это знать. Откуда вы узнали, что Альберта с Франком должны были тем утром встретиться у дерева рядом с шоссе? Женщина ухмыльнулась, словно готовилась представить на суд публики свое первое самостоятельное произведение. Да, возможно, так оно и было. – Ранним утром, прежде чем отправиться в Окиркебю, я сама подложила записку под камень. Я подделала почерк Франка, это было несложно. – Но откуда вы узнали, что она прочтет ее так рано? – Она ходила к камню каждое утро, пока все еще спали, даже когда знала, что под камнем ничего нет. Глупая девчонка… Для нее это была своего рода забава. – Альберта была настолько глупа, что чуть ли не сама прыгнула под машину – так? Юна снова ухмыльнулась. – Нет, она стояла на обочине, а я сделала вид, что намереваюсь объехать ее. Она улыбнулась, глядя на скребок для снега с надписью о рождественской елочной распродаже – на дворе стоял июль месяц, никакого снега не было и в помине. Но улыбка быстро слетела с ее губ, когда я резко крутанула руль вправо и наехала на нее. Сначала на нее, потом на велосипед. – И никто вас не видел? – Было раннее утро. На Борнхольме в такую рань делать нечего. – А потом вы вернулись в Окиркебю и оставили машину перед домом Карин, откуда ее взяли? Мы пытались побеседовать с ней в доме престарелых, но она ничем не смогла нам помочь. – Понимаю. Но Карин видела, как я кладу скребок к себе в багажник. На протяжении нескольких лет она угрожала заявить на меня в полицию. И вовсе не я злилась на нее, как она обычно говорит, а наоборот, она была недовольна мною. Затем я отправилась в Листед и положила скребок на место. На следующий день оказалось, что Карин рассказала Бьярке о том, что я брала его машину и скребок. Тогда уже начали разыскивать Альберту. Мы ужинали всей семьей, когда Кристиан рассказал, что обнаружил девушку на дереве. Это произвело на него жуткое впечатление. И я увидела, что Бьярке все понял. Это было ужасно. Мой Бьярке не был дураком. Как выясняется, к сожалению. Он возненавидел меня за мой поступок, но не предал меня и ничего не сказал отцу. Получается, таким образом Бьярке погубил отца. Поэтому-то он и не смог жить под одной крышей с отцом, когда я съехала несколько месяцев спустя. Некоторое время жил со мной и Карин в Окиркебю, потом нашел себе отдельное жилье. – Вы когда-нибудь разговаривали об этом? Юна покачала головой и смахнула слезу. – Нет, мы вообще не так много общались. Он отдалился от меня еще и по причине своей нестандартной сексуальной ориентации. Мне его выбор казался странным. – Вам сложно было принять его выбор? Она кивнула. – Вы бросили в его могилу журнал, чтобы показать, что вы примирились? Хаберсот снова кивнула. – Нас с Бьярке разделяло многое. Надо было положить конец отстранению. Конец всему. – Вы знаете, почему перед смертью он попросил прощения у отца, а не у вас? Юна потерла пострадавшую руку и поджала губы, прежде чем ответить. – Как же он мог жить, сознавая, что отец совершил самоубийство из-за дела, расследованию которого он мог бы способствовать? Я думаю, своей запиской он попросил прощения за то, чего не совершал, – объяснила она. Слезы тихо капали из ее глаз, образуя темные пятна на сухой поверхности деревянного стола. – Вы считаете, ваш муж подозревал Бьярке, как предположила Роза? Юна подняла голову. – Нет, он был слишком глупым для этого. А Роза… Все трое услышали странный звук. Восходящий сигнал сирены отразился от крон деревьев, поднялся к небу и повторился ближе. Медленно, но упорно звук набирал силу, менялся с более низкого на более высокий и обратно. К ним спешила помощь. – Я слышу две сирены, – заметила Юна, наморщив лоб. – Вторая машина полицейская? – Думаю, да. Обычно они тоже приезжают в подобных случаях. Ее большие глаза сузились. – Что мне грозит? – Думаю, вам не стоит беспокоиться об этом сейчас, – попытался успокоить ее Карл. – Сколько? – Она обратилась к Ассаду. – От десяти лет до пожизненного, наверное. Пожизненное – обычно не больше четырнадцати, – Ассад не стал юлить. – Спасибо. Теперь я знаю. К тому времени мне будет уже семьдесят шесть, если я доживу. Но как-то не хочется… – Многим сокращают срок тюремного пребывания за хорошее поведение, – Карл хотел утешить ее. Звук сирен спугнул стаю птиц с деревьев. – «Я б желала по реке вдаль унестись на коньках, но снега здесь нет никогда, а есть лишь листва». Помните? Я цитировала эти строки, когда вы приехали на Йернбанегэде первый раз. Это из песни Джони Митчелл, вы знаете ее? – Она улыбнулась, скорее сама себе. – Франк познакомил меня с ней. Это он научил меня мечтать о том, где мне хотелось бы оказаться. Когда не устраивает место, где ты находишься. Это все он. Вам знакомо такое чувство? Оба медленно закивали. Сирены звучали с парковки внизу. Сейчас ее усадят в «Скорую» и увезут с полицейским эскортом. Естественно, ей вспомнилась эта песня. Юна вскочила настолько внезапно, что они не успели среагировать. В четыре шага миновала расстояние до дыры в кирпичной кладке, прыгнула через несколько ступеней и, бросившись сквозь стену, устремилась в вечность. Они кинулись за ней, одновременно оказавшись с внешней стороны стены на лестнице. Далеко внизу виднелось изуродованное тело. Юна наткнулась на скалу и, вероятно, умерла мгновенно, даже не долетев до земли. Тело висело на дереве головой вниз. Точно так же, как тело Альберты семнадцать лет назад.