— Все равно действует. Вот что я думаю… Ева принялась мерить шагами комнату. — Много лет назад все три женщины уже имели сексуальный контакт с убитым. Контакт настолько травмирующий, что Маккензи покатилась по наклонной. Скорее всего, каждая из них лечилась от, скажем так, побочных эффектов этого контакта. Так они и встретились. — Ева сцепила пальцы в замок. — Две из трех снова вступают в отношения с убитым. Ты ведь еще не успел поговорить с охраной отеля насчет Су? — Вообще-то успел. За последние полтора года она на камеры наблюдения не попадала. — Ничего удивительного. Я почти уверена, что она лесбиянка. Рорк удивленно поднял брови. — Не потому, что ее нет на камерах, — пояснила Ева. — Просто я нашла ее фотографии. Пышная церемония по случаю вручения научной премии — Су сопровождает женщина. Обед в Белом доме — Су сопровождает женщина. Наконец, интервью в известном научном журнале, где она прямым текстом говорит, что лесбиянка. — Ева снова обошла доску кругом. — Эти три знают друг друга. Знали Эдварда Миру. Чутье подсказывает, что они сговорились и убили его. Судя по характеру пыток, это месть. Месть за принуждение к сексу, домогательство или изнасилование. Три женщины не станут объединяться, пытать и убивать только потому, что переспали с женатым мужчиной. Рорк повернулся на стуле и внимательно посмотрел на фотографии Эдварда Миры — сурово-привлекательного государственного деятеля и жертвы убийства. — Думаешь, бывший сенатор был серийным насильником? — Да, думаю. — Ева тяжело перевела дыхание. — Думаю, черт возьми. Именно так мне все и представляется. А вот доказать это — уже совсем другой коридор. — Коленкор, но не суть важно. Ева, ты пускаешься в опасное плавание. — Я хороший пловец. — Хороший, — согласился Рорк, — но это дело принесет тебе боль. — Я не могу бросить расследование. Сам понимаешь. — Понимаю. — Рорк поставил на стол банку с пепси и подошел к Еве. — Я люблю тебя. Она неловко переступила с ноги на ногу. — Угу, я тебя тоже. Он сжал ее лицо в ладонях и посмотрел прямо ей в глаза. — Я люблю тебя. Сердце у Евы подпрыгнуло, и она прижала руки к его щекам. — Я тоже люблю тебя и знаю, что ты пытаешься мне сказать: «Прорвемся». — Обязательно прорвемся. — Даже если тебе придется вливать мне в глотку успокоительное. — Именно это я и хотел сказать. — Рорк прижался губами к ее лбу. — Ты сделаешь все, что от тебя требуется. Я тоже. — Возможно, я ошибаюсь, иду по ложному следу, но мне все видится именно так. — После того как ты объяснила свою логику, мне видится то же самое. Наверняка всплывут еще женщины. Если ты права и сенатор действительно силой или шантажом принуждал этих трех к сексу, наверняка были и другие. — Да, будут и другие — студентки Йельского или просто девушки, которых встретил там Эдвард. Между тем, как Маккензи училась в Йельском университете, а Даунинг — в Нью-Йоркском, прошло три года. Пять лет между Маккензи и Су. Так что непременно всплывут и другие. Однако мне не кажется — пока, по крайней мере, — что это кто-то из списка. Его дочь… — Не думаю. — По крайней мере, это утешение он может ей дать. — Не стоит даже прорабатывать такую версию. Я изучил ее биографию. Брата тоже. Никаких признаков. — Я дослужилась до лейтенанта полиции, а признаков так никто и не заметил. Он провел рукой по ее коротким волосам. — Думаешь, Мира ничего не замечала? Еве нужно было двигаться, поэтому она сунула руки в карманы и принялась ходить взад-вперед. — Ты прав. Скорее всего, Мира догадалась задолго до того, как я смогла ей рассказать. И все же… — В твоем детстве Миры не было рядом. Никого не было рядом. А Гвендолин Сайкс окружали любящие люди — брат, Мира и Деннис. Судя по тому, что я нашел, в детстве они с братом не получали ни любви, ни тепла, и Деннис с Шарлоттой брали их под крыло при всякой возможности. А теперь у них обоих успешная и счастливая жизнь. Ева, Мира бы заметила. — Ты прав. Конечно, прав. — Хотя рано или поздно она все равно должна будет спросить у Миры напрямую. — Уже что-то. Им с Деннисом и так придется нелегко. — Мы будем рядом и сделаем все, что от нас зависит. Уже поздно, а тебе завтра по новой опрашивать подозреваемых. Учитывая, куда это все может завести, лучше нам обоим выспаться, пока есть такая возможность. — Ты так и так почти не спишь. — Ева продолжала нервно ходить взад-вперед. — Не хочу, чтобы ты за меня беспокоился еще до того, как возникнет повод. Я в состоянии справиться с прошлым, как и… — Она остановилась, провела рукой по столу. — Как и с прошлым. Она уже справилась, напомнила себе Ева. Ей не нужны копии того, что было у нее когда-то. Ведь она знает, что есть у нее теперь, и дорожит этим. Ева задумчиво глянула на Рорка: — Правда хочешь избавиться от этого стола? — Тебе решать. Ева только отмахнулась. — Я про тебя спрашиваю. Хочешь ты от него избавиться или нет? — Боже мой, конечно, да! Это жалкое подобие письменного стола — и с точки зрения эстетики, и с точки зрения практичности. — М-да. Насколько же ты ко мне снисходителен, если три года терпел, что я оскорбляю твой эстетический и практический вкус. Думаю, дни стола так и так сочтены, поэтому… давай раскачаем его напоследок. — Ева села на стол и послала Рорку обольстительную улыбку. — Иди-ка сюда, дружище, и трахни меня как следует на этом жалком подобии письменного стола. У Рорка вырвался легкий смешок. — Твое нестандартное мышление меня поражает. И никогда не разочаровывает. Дело не в этом дурацком столе, подумал Рорк. Хотя, возможно, отчасти и в нем. Однако прежде всего Ева хочет доказать им обоим, что готова вынести любую мерзость, с которой ей предстоит столкнуться. Готова ко встрече с кошмарами, страхами, жуткими воспоминаниями, лишь бы выполнить ту работу, которую поклялась выполнять. Хотя блеск в ее глазах бросал вызов и требовал, Рорк подошел и снова сжал ее лицо в ладонях. Думая о кошмарах, страхах, воспоминаниях, он нежно коснулся губами ее губ. В ответ Ева вцепилась ему в волосы и с силой притянула к себе. — Ну уж нет. Это же секс на столе, а значит, будет немножечко больно. И она укусила его в губы. Потом нарочно грубо оттолкнула и стащила с себя рубашку. — Покажи мне, на что ты способен. — На что способен? — Да. И даже больше. — Когда будешь стонать, что больше не можешь, помни: сама напросилась. — О, я-то могу. Давай проверим, можешь ли… Но тут рука Рорка скользнула ей между ног, надавила, и у Евы перехватило дыхание. Когда она снова смогла дышать, Рорк свободной рукой схватил ее за шею, не давая двигаться, и впился поцелуем в губы. Теперь он тоже легонько ее покусывал, так что у Евы дух занимался и она скользила по самому краю между наслаждением и болью. Она обвила его ногами, с силой прижала к себе и принялась раскачиваться и тереться о его сводящую с ума руку. — Войди в меня… войди… — Нет, еще рано. Я способен на большее, — напомнил Рорк и легонько сжал ее сосок между большим и указательным пальцем. Игривое пощипывание и непрестанное трение сделали свое дело. Ева кончила. Ее ноги сдавили Рорка, словно тисками, но он не останавливался. Она еще стонала в экстазе, а он уже поднял в ней новую волну желания. Дыхание обжигало ей легкие, и она балансировала на узком, опасном гребне блаженства. Руками, дрожащими от невыносимой потребности, Ева потянула Рорка за пиджак. — Сними… сними… С досады Ева рванула его рубашку — во все стороны брызнули пуговицы. Наконец она нашла ладонями голое тело — горячее, упругое, принадлежащее ей одной… Она обвила Рорка руками, впивалась пальцами в его плоть, царапалась, кусалась. — Сейчас… Ну же, сейчас… — Я способен на большее, — повторил Рорк и толкнул ее назад. Он повалил Еву на стол — что-то с грохотом полетело на пол. Ее разметавшиеся руки смели вниз папки с дисками. Рорк покрывал жадными поцелуями Евину грудь, одновременно стягивая с нее брюки. Она тщетно пыталась дотянуться до ремня своего любовника, расстегнуть пряжку, найти его — взять его… Язык Рорка скользил по телу Евы, доводил до дрожи, ласкал, проникал в нее…