Весь мир превратился в зной и блеск. Желание вспыхивало с новой силой, едва оно удовлетворялось; голод становился еще острее, как только его утоляли. Ева обхватила бедра Рорка, произнесла его имя — лишь имя, — заглянула в шальные голубые глаза. И наконец Рорк вошел в нее. Он двигался резко и быстро, сметая последние остатки самообладания. Ева отвечала безумием на его безумие, жадностью на его жадность, пока мир для них не исчез. Еве казалось, что сердце вот-вот проломит грудную клетку. Его бешеный стук звучал в ушах, а тело сотрясала дрожь, будто землю после землетрясения. Они лежали распластавшись на столе, словно только что пережили стихийное бедствие. В голове у Евы мелькнуло, что стол, пожалуй, не так уж плох, раз выдержал такой вес. — Я лежу на материалах об убийстве. Это неправильно. Неуважительно как-то. — Они свалились на пол. — Рорк лежал, уткнувшись лицом Еве в грудь. — Мы все подберем. Господи… не могу отдышаться. — Я тоже. Рорк с трудом приподнял голову и посмотрел на нее глазами, которые каким-то непостижимым образом казались одновременно шальными, насмешливыми и сонными. Ева, тоже с трудом, протянула руку и отвела волосы у него со лба. — Ну и? Это все, на что ты способен? Как, учитывая их позу и состояние, Рорк умудрился просунуть под нее руку и ущипнуть за попу, так и осталось для Евы загадкой. — Просто спросила. Кажется, я только что видела Бога. По-моему, он улыбался. — Ну, как-никак, он хорошо подогнал нас друг к другу. — Точно. — Точно. — Рорк поцеловал ее между грудей и встал, слегка поморщившись. — А ведь и правда немножечко больно. Ева рассмеялась, потом попробовала сесть и ойкнула. — Есть маленько. А материалы по делу мы действительно сбросили на пол. Кофейник тоже, но он был пустой… почти. Слушай, не можешь носить поменьше одежды? Боюсь, я порвала твою рубашку — пуговицы уж точно отодрала. А она, наверное, стоила больше, чем этот проклятый стол. — Если бы я знал, что на повестке дня секс на столе, непременно оделся бы попроще. — Если я таки соглашусь на командный центр, можно будет устраивать регулярный секс на командном центре. Так что одевайся соответственно. Рорк со смехом поднял с пола рубашку — светло-серую, с легким голубым отливом. — Похоже, ее уже не спасти, — объявил он. — Небольшая цена за такое удовольствие. Ева забрала у него рубашку, надела на себя, вдохнула его запах. — Нужно поднять с пола вещи, а я не могу подбирать материалы по делу голышом. — А я могу, — ответил Рорк и принялся помогать Еве собирать диски и сброшенную впопыхах одежду. — Как следует приберешься утром. — Ладно. Может, стоит выставить этот стол в витрине, снабдив какой-нибудь памятной табличкой? — «Здесь трахались Даллас и Рорк»? — Да нет! Хотя можно и так, только в более завуалированной форме. Что-нибудь вроде: «Он служил нам верой и правдой». — Не слишком ли сентиментально ты относишься к этому столу? — Возможно. Где мои штаны? — Зачем тебе штаны? Мы же прямым ходом в спальню. — А вдруг где-нибудь по пути притаился Соммерсет? — К этому времени он уже мирно посапывает у себя в постели, не сомневайся. — Может, он и правда у себя в гробу, может, и нет, но я в любом случае не пойду в спальню в одной разодранной рубашке. — Тогда поедем в лифте, — решил Рорк и нажал кнопку вызова. — Так чего ты просила? Показать все, на что я способен? И даже больше? — С задачей ты справился. — Еще нет. Я показал только, на что способен. — Он забрал у Евы ворох одежды, бросил на пол. — А сейчас будет больше. — Ты же не… Но он просто прижал ее к стене и взял прямо в лифте — быстро и неистово. Когда Рорк наконец отстранился, весьма довольный собой, Ева бессильно сползла по стене. Он поднял ее, запустил лифт, а когда двери открылись, на руках отнес в постель. — Знаешь, как говорится?.. Думай, о чем просишь. — Я вообще не думала, — пробормотала изможденная Ева, погружаясь в блаженный сон. Внезапно она подскочила в постели. — Господи боже мой! Одежда! Она осталась в лифте! — Утром разберем. — Он ведь увидит! Всю нашу скомканную одежду! Забери ее оттуда! — Если тебя это беспокоит, лифт еще здесь. Ева соскочила с кровати, нырнула в лифт и подхватила с пола одежду. Содрогаясь от облегчения, грудой бросила ее на стул, потом забралась обратно в постель, вздохнула и тут же погрузилась в сон. Похоже, на стуле скомканная одежда ее не смущает, отметил про себя Рорк. «Вот уж точно — нестандартное мышление!» — подумал он и тоже уснул. Сон впился в Еву острыми, беспощадными когтями. Она знала, что сейчас последует, но освободиться не могла. Вцепившись мертвой хваткой, сон утащил ее вниз — в кабинет дома на Спринг-стрит. Эдвард Мира сидел за столом в кресле — строгий костюм, непроницаемое лицо, блестящие черные волосы зачесаны назад. — Меня убили. — Я в курсе. — Однако пытаешься сделать жертв из моих же убийц. — Мне все видится именно так. Вы ведь их насиловали, сенатор Мира? Он подался вперед и ударил кулаком по столу. — Меня убили! Ты несешь передо мной ответственность, а сама собираешься опорочить мое имя, осквернить память обо мне! Так-то ты отстаиваешь интересы мертвых? — Я исполню свой долг. Сделаю все от меня зависящее, чтобы найти тех, кто вас убил. Даже если тем самым опорочу ваше драгоценное имя. — Все от тебя зависящее, говоришь? — Эдвард Мира криво усмехнулся. — О да, ты сделаешь все от тебя зависящее, чтобы меня считали чудовищем, а моих убийц погладили по головке. — Я открою правду, какой бы она ни была. — Правду?! — Он снова ударил по столу, на этот раз судейским молотком, который держал в руке. — Я знаю правду. Знаю, кто ты такая, что ты сделала. Ты ничем не лучше их! Эдвард в третий раз ударил по столу, а когда грохот стих, они оказались в комнате в Далласе, в которой вспыхивал мерзкий красный свет. — Нет… Нет… Ева шарахнулась назад. Внутри кольцами поднялся и змеей накинулся на нее панический страх. — С этим покончено! Я больше сюда не возвращаюсь! Все в прошлом! — Ничто не в прошлом! — Теперь сенатор сидел на возвышении в черной судейской мантии. — Убийца! Когда он опять стукнул молотком, Ева увидела себя — испуганную восьмилетнюю девочку, которая боролась с Ричардом Троем, умоляя его о пощаде. Со своим отцом, насилующим ее. Ева услышала свой пронзительный крик, почувствовала, как треснула кость, когда он сломал ей руку. Ощутила прилив ужаса и надежды, как только детские пальцы сомкнулись на рукоятке ножа. — Виновна! — выкрикнул сенатор, когда доведенная до отчаяния девочка вонзила нож в собственного отца. — Виновна, виновна, виновна! Ева продолжала вонзать нож в Ричарда Троя — снова и снова. В горле клокотало, по рукам текла теплая кровь. — У тебя все руки в крови! Ты виновна! Убийца! Точно такая же, как они!