Липски оказалась тощей женщиной лет шестидесяти со спутанной копной курчавых седых волос. Лицо узкое, длинное, смуглое. Темные глаза говорят, что видели в этой жизни всякое и еще не раз увидят, прежде чем закроются навсегда. — Спасибо, что согласились нас принять, — начала Ева. — Майк уговаривать умеет. Вы выполняете свой долг, и я вас не виню. Наоборот: спасибо за то, что вы делаете — от всей души. Но и я должна выполнять свой долг. Для меня на первом месте женщины, приходящие в центр, в финансируемые мной приюты и на группы поддержки, которые я веду. Я несу за них ответственность. Этих женщин насиловали, избивали, унижали, отнимали у них чувство безопасности. А закон и общество зачастую заново срывают с них покровы. Ева не собиралась спорить — чаще всего так и было. — Женщины, которых я разыскиваю, били, пытали, насиловали и лишили жизни двоих мужчин. Думаю, они похитили третьего и прикончат его сегодня вечером. Что бы ни произошло с ними в прошлом, это не оправдывает их действий. — Вы же не знаете, что именно с ними произошло. Ева положила на стол фотографии обоих трупов. — Это не правосудие. Липски откинулась назад и вздохнула: — Могущественные, влиятельные, богатые люди. Для вас имеет значение, чем они вызвали подобную ярость? — Имеет. Если Эдвард Мира и Джонас Вайманн насиловали тех, кто их убил, я бы сделала все в рамках закона, чтобы они предстали перед судом. — В рамках закона!.. — Липски подняла длинный костлявый палец. — Лейтенант, детектив, я верю в закон. Если бы не верила, не сидела бы здесь. Но часто — слишком часто — мне кажется, что закон холоден, суров и слеп. И все же если бы я знала, кто это сделал, то попыталась бы убедить их остановиться и самим прийти в полицию. — Первое, о чем я вас прошу… Смотрите на меня! Смотрите и слушайте внимательно. Если вы знаете или догадываетесь, кто это сделал, ни в коем случае не обращайтесь к ним сами. Ими движет холодная ярость, которая обрушится на вас. Я считаю, что они наметили еще трех жертв и не остановятся, пока не закончат начатое. Их не образумят ни ваши доводы, ни сострадание. Липски стиснула зубы и пристально посмотрела на Еву. — А как насчет намеченных жертв? Если вы остановите этих женщин, засадите за решетку, что будет с теми, кого они собирались убить? — Если приятели Эдварда Миры насиловали женщин, которых я собираюсь засадить, то будь они так же могущественны, влиятельны и богаты, как сам Господь Бог, я их разоблачу. Ева положила ладони на обшарпанный стол и подалась вперед. — Эти женщины будут убивать снова и снова. Теперь, когда они ощутили вкус возмездия, что помешает им покарать и других? Один изнасиловал, другой избил подружку, третий домогался. Такой цели вы служите? Если тебя изнасиловали, найди насильника и убей его? — Нет, не такой цели мы служим, но я не против жестокости как таковой. — Я тоже. На суровом лице Липски впервые мелькнула слабая улыбка. — Мы с вами наблюдаем жестокость каждый день, имеем с ней дело и все же не против использовать ее, чтобы защитить других. — В данном случае речь не о защите. — Если эти мужчины — насильники, их смерть защитит тех, кого они могли бы изнасиловать в будущем. — Разве можно наказывать людей за преступления, которых они еще не совершали? Я здесь не для того, чтобы обсуждать последствия изнасилования для тела, ума и сердца. Я здесь по поводу убийства. Чарити Даунинг, Лидия Су, Карли Маккензи, Эллисон Байсон, Аша Коппола, Лорен Кэнфорд. Вы кого-нибудь из них знаете? Липски задрала подбородок и скрестила на груди руки. — Я не могу и не стану разглашать конфиденциальную информацию о женщинах, которые обращаются в центр. — А как насчет групп поддержки? Сесили Ансон и Энн Вайн работают волонтерами в группах, с которыми вы сотрудничаете. Именем мисс Ансон воспользовались, чтобы заманить в ловушку этого человека. — Ева ткнула пальцем в фотографию Вайманна, сделанную на месте преступления. — Ее время, сострадание и великодушие обратили в орудие чужой мести. — И я возмущена. — Липски сжала тонкие губы, а в ее глазах сверкнул подлинный гнев. — Только поэтому я с вами и разговариваю. Нет никого добрее Сеси и Энни. Но даже если кто-то из убийц посещал их группы, участницы не обязаны называть себя. А когда называют, ограничиваются одним именем, без фамилии. Без конфиденциальности никуда. Кроме того, я просто-напросто не знаю всех женщин, которые ходят на группы. Слишком мало часов в сутках, чтобы уделить время каждой. Ева глянула на напарницу. — Может, вы узнаете их в лицо? — сказала Пибоди, доставая фотографии. — Кстати, я хиппи. Липски приподняла брови и улыбнулась чуть шире. — Коп-хиппи? Большая редкость. — Балансирую между двумя крайностями. Но одному меня научило и мое воспитание, и работа. Хладнокровная месть не исцеляет, мисс Липски. Она лишь сильнее разъедает рану. Эти женщины не обретут покоя, не изгладят память о той боли, которую им причинили. Если их не остановить, они никогда не оправятся от того, что с ними сделали. Так что… Пибоди подняла фотографию Лорен Кэнфорд, затем Аши Копполы. Ева заметила на лице Липски облегчение, которое длилось, пока Пибоди показывала ей фото Эллисон Байсон. — Не думаю, что когда-либо видела кого-то из этих женщин. — Еще несколько. Пибоди продемонстрировала фото Лидии Су. Должно быть, Липски отлично играла в покер, однако ее умений оказалось недостаточно, чтобы полностью скрыть мелькнувшее в глазах узнавание. То же самое повторилось и с Чарити Даунинг. Ева открыла было рот, но тут Пибоди подняла фото Карли Маккензи, и она заметила на лице Липски нечто новое. Замешательство и, кажется, глубокую скорбь. — Вы узнали последних трех, — объявила Ева. — Ничего не могу вам сказать. — Однако ее темные глаза ясно говорили: «Да». — Даже если у вас будет ордер. — Мы не собираемся получать ордер. Я могла бы пригрозить, что арестую вас за препятствие следствию или выдвину обвинение в пособничестве, если вы свяжетесь с кем-то из подозреваемых. Ничего подобного я делать не стану, однако повторю еще раз: если вы попытаетесь с ними связаться, они немедленно убьют человека, которого похитили, и, скорее всего, сбегут. Это убийство будет на вашей совести. Я хочу найти их, остановить и выслушать. — Я не оправдываю убийства, — Липски опустила взгляд на снимки с места преступления. — Не оправдываю подобного возмездия. Но преступники понесут долгое и тяжкое наказание. Жертвы снова станут жертвами — по собственной вине, да, но и по вине закона. — Закон бывает холоден и суров. Я тоже. Закон бывает слеп, но я-то не слепа. Мне нужно их выслушать. Обе мы знаем: моя напарница права. То, что они делают, будет лишь сильнее разъедать рану, пока кроме раны ничего не останется. Не мешайте мне делать свое дело. — Я не стану никому звонить — даю слово. Потому что знаю, что такое справедливость, а то, что они совершили, несправедливо. Но если арестуете кого-то из них, свяжитесь со мной. Хочу быть рядом. Сделать для них все, что смогу. — Обещаю. Пока выбирались из тесного кабинета, шли по коридору и спускались по лестнице, Ева говорила по телефону. — Бакстер, три имени подтверждены: Даунинг, Маккензи, Су. Жди одну или всех сразу. — Значит, их три. — Похоже на то. Мы едем брать Маккензи. До нее ближе всего. Сообщу, когда арестуем всех трех. Продолжайте сидеть в засаде. — Разослать ориентировку? — спросила Пибоди, труся вслед за Евой. — Пока не надо. Нужно отвезти их в участок, надавить немного. Кто-нибудь из них непременно расколется. Пошли наряд за Су — двух копов на квартиру, двух в офис. Мы с тобой заберем Маккензи, а затем и Даунинг прежде, чем они узнают, что мы едем. Ева врубила сирену и заглушила ее только за квартал до дома Маккензи. Вместо того чтобы искать свободное место, она включила сигнал «На дежурстве» и припарковалась во втором ряду, не обращая внимания на возмущение водителей и злостное нарушение общественного спокойствия. — Наряд уже в пути. Даже если Липски нарушит слово — а я так не думаю, — она не успеет предупредить всех трех. — Я не об этом беспокоюсь. Ева воспользовалась универсальным ключом и побежала вверх по лестнице. — Штаны велики… штаны велики… — пыхтела у нее за спиной Пибоди. — Хватит думать о собственной заднице! На этаже Маккензи Ева перешла на шаг. Она позвонила, подождала немного и принялась колотить кулаком в дверь. — Этого я и боялась. Ева позвонила в дверь напротив. — Я же сказала, что сейчас спу… — Открывшая женщина оборвала себя на полуслове. — Вы кто? — Полиция Нью-Йорка. — Ева предъявила значок. — Где Карли Маккензи — ваша соседка из квартиры напротив? — Мне-то откуда знать? — Женщина наморщила лоб под большой мохнатой шапкой. — Послушайте, я опаздываю. Уже собиралась выходить. — Как бы в доказательство она застегнула пальто. — Да и вообще мисс Маккензи, кажется, уехала. — Куда? — Откуда я знаю? Встретила ее сегодня утром, когда выходила из квартиры. Мы вместе спустились в лифте. В руке у нее был чемодан. Ну, я и спросила — по-соседски, понимаете? — не едет ли она в отпуск. Сказала, что приятно, наверное, сбежать из города в такой холод. Она ответила только: «Угу». Вот и все. Мне пора. Вторую половину дня должна была работать на дому, но нас опять вызвали в офис. Мне нужно идти. — Еще минуту. — Ева сделала шаг в сторону, не давая женщине пройти. — Что за чемодан? — Господи! Да обычный, на колесиках. Ну, поехала женщина в отпуск. Она и выглядела соответственно. — Как именно?