— Я скучаю по нему, — признается Обри, и ее прекрасные глаза, так похожие на глаза отца, наполняются слезами. Недолго думая, ставлю коробку на кофейный столик и, подойдя к ней, крепко обнимаю. — Что случилось? — раздается вопрос Зака, и мы отпрыгиваем друг от друга, с улыбкой вытирая щеки. — Ничего. Мы говорили о том, чтобы собрать пазл, — отвечаю я, при этом, не сводя глаз с Обри. Выражение ее лица смягчается, заставляя что-то в моей груди сместиться и наполнить ее теплом. — И это довело вас до слез? — недоверчиво спрашивает он. Бросаю на него взгляд, удивляясь, как мужчина может выглядеть все красивее с каждым разом, когда я его вижу. Судя по щетине, покрывающей подбородок, сегодня утром он не брился, а еще ему уже давно следует подстричься. Вьющиеся вокруг ушей локоны, падают на воротник темно-синей рубашки хенли, подходящей под цвет джинсов. Ремень на талии с большой серебряной пряжкой и значком — единственный явный контраст между ними. — Мы женщины. Для слез нам причина не нужна, — заявляю я. — Да, папа. Мы женщины. Для слез нам причина не нужна, — повторяет Обри, а я поворачиваюсь к ней и улыбаюсь. — Раз вы так говорите. — Он качает головой, затем переводит взгляд с дочери на меня, в его глазах такое выражение, отчего все внутри начинает трепетать. — Мальчики едут со мной и Полом выпускать медведя. — Что, прости? Куда вы собрались? — Я откидываюсь на спинку дивана, сжимая руки в кулаки на коленях. — Нам нужно выпустить медведя подальше от города. Мальчики поедут с нами. — Я не... — Это безопасно, Шел, — тихо прерывает он меня. В ответ я прикусываю щеку изнутри. Я хотела, чтобы жизнь Хантера отличалась от той, что он вел в городе, но, когда в ваш дом вваливается медведь, а затем этого медведя выпускают в дикую природу — это кажется несколько экстремальным. Особенно, когда я больше склонялась к тому, что сын будет рыбачить и расти в окружении природы вместо того, чтобы весь день торчать перед телевизором или компьютером. — Этот медведь — не Луи, и однажды проник в твой дом, я не хочу, чтобы он думал, что у него есть свободный доступ сделать это снова. — Кто же это тогда был? — хмурюсь я. — Его имени я не знаю. — Зак улыбается, и я пытаюсь убедить себя, что в его словах нет ничего смешного, но все равно ухмыляюсь. — Насколько пострадал дом? — глубоко вздохнув, задаю вопрос, на который не хочу знать ответ. — Там не так плохо, учитывая, что в нем побывал медведь. Кое-что сломано, и большая часть еды пропала, но ничего серьезного. — Я помогу прибраться, — вставляет Обри, и то чувство в моей груди усиливается. — Было бы очень мило, — говорю я, переводя на нее взгляд. — Пойду оденусь. — Она вскакивает, затем останавливается, чтобы обнять отца, а затем исчезает. — Уверен, что мальчикам безопасно ехать с вами? — Детка, я бы не взял их, если бы это было небезопасно, — ласково уверяет Зак, и я киваю. Смотрю в окно, где Стивен и Хантер стоят, прижавшись друг к другу. — Как дела у Хантера? — Я не совсем уверена в ответе на его вопрос, заданный таким нежным голосом. После его ухода вчера, мы с Хантером сели и поговорили об усыновлении и немного о нас с Заком, но я позволила ему вести разговор и задавать вопросы, на которые сын хотел получить ответы. Теперь я не совсем уверена, что поступила правильно. Мне так сильно хотелось рассказать ему о паре, которая усыновила Сэмюэля. О том, что у отца семейства были самые добрые глаза из всех, что я видела, и какой нежный голос у его жены, и как она постоянно улыбалась. Я хотела рассказать ему, что они пытались завести ребенка восемь лет, а потом решились на усыновление, и как оно сорвалось в последнюю минуту, и это их чуть не уничтожило. Объяснить ему, что отказ от Сэмюэля был самым трудным решением, которое принимала в своей жизни, но также и самым правильным, потому что я предоставила двум замечательным людям шанс стать родителями. Чего они не смогли сделать самостоятельно. Было время, когда я не видела всей красоты этой ситуации, того, что вижу сейчас. Время, когда винила Зака, хотя не должна была этого делать, потому что мы вместе приняли это решение, и сейчас я чувствую себя из-за этого ужасно. Знаю, усыновление тоже далось ему нелегко. До сих пор помню его беззвучные слезы, а я вместо того, чтобы хотя бы попытаться его утешить, просто ушла, слишком поглощенная собственным горем. С моей стороны было нечестно взваливать на него всю тяжесть своей боли, но я все равно поступила именно так. — Шел. Звук моего имени выводит меня из задумчивости, и я снова перевожу взгляд на Зака и качаю головой. — С ним, вроде бы, все в порядке. — Я пожимаю плечами. — Может, он нуждался в твоем доверии. — Возможно, — соглашаюсь я, снова пожимая плечами, затем прикусываю щеку изнутри. — Насчет моих вчерашних слов, они были несправедливыми, прошу прощения. Сгоряча я позволила себе сказать несколько действительно не очень приятных вещей. Позволила эмоциям взять надо мной верх. Я не знаю прошлого Зака. Могу лишь предполагать и догадываться, что произошло, когда уехала, но, по правде говоря, я понятия не имею, и, честно говоря, мы были не вместе. Не имею права чувствовать себя преданной им, когда именно я настояла на том, чтобы мы расстались. — Мы поговорим. — В этом нет необходимости, — сразу же говорю я. Не хочу говорить об этом. Ни сейчас, ни когда либо еще. — Мы поговорим. — Не стоит. — Я начинаю паниковать. Возможно, я и нахожу способ справиться с болью, которую таскаю с собой, но не хочу снова вступать в какие-либо отношения с Заком. По крайней мере, так я себе говорю. Он шагает ко мне. Его глаза теплеют, а голос понижается. — Мне нравится видеть тебя в моей одежде. — Что? Я охаю, глядя вниз на рубашку, которую дала мне Обри. Я взяла ее не задумываясь. Просто надела и забыла, но, увидев сейчас, удивилась, как не заметила, что это мужская рубашка в клетку, ведь она мне велика и доходит до середины бедра. — И мои носки мило на тебе смотрятся, — добавляет он, имея в виду большие шерстяные носки на моих ногах. — О, эм... спасибо, — мямлю я, как идиотка, глядя на него снизу вверх. Он ухмыляется, заставляя бабочек порхать в животе, пока мы смотрим друг на друга. — Я готова, — кричит Обри, вырывая меня из транса. Я резко встаю с дивана, но Зак не двигается и не отступает, так что наши тела соприкасаются, когда прохожу мимо него. Стремительно направившись к входной двери, пересекаюсь с Обри, когда она спускается по лестнице, одетая в мешковатые джинсы и красную рубашку с длинными рукавами, на три размера больше ее миниатюрной фигурки. Рассматривая наряд, я понимаю, что те несколько раз, когда я видела Обри, она носила вещи, которые были ей слишком велики, и никак не подчеркивали, какая она красивая девушка. — Пойдем. — Я улыбаюсь ей, избегая зрительного контакта с Заком, открываю дверь и выхожу. — Увидимся позже, папа, — слышу я позади, пока спускаюсь по лестнице к Хантеру и Стивену, стоящим рядом с медведем, тот все еще без сознания, но сейчас находится в кузове грузовика в большой круглой клетке на колесиках. — Когда будете отпускать медведя на волю, чтобы вас и близко рядом с ним не было. Поняли? — Я указываю на каждого, и Хантер закатывает глаза, в то время как Стивен выглядит смущенным, заставляя меня осознать, что я не его родитель и на самом деле не имею права диктовать ему, что делать. — Мам... — Не мамкай мне тут, Хантер. Чтобы и близко не подходил к медведю. — Ладно, — бурчит он, засовывая руки в карманы толстовки, и на секунду опускает глаза в землю. — Хорошо. — С этими словами я посылаю каждому мальчику прощальный взгляд и разворачиваюсь, чтобы уйти, но налетаю на крупное мужское тело. — Даже не поздороваешься со мной, Шелби Линн? Поднимая голову все выше и выше, встречаюсь взглядом с Полом, и улыбаюсь, когда замечаю копну рыжих волос и бороду, скрывающую половину лица. С годами Пол стал для меня всего лишь еще одним воспоминанием, но в детстве, он постоянно присутствовал в моей жизни как папин лучший друг. После смерти родителей он часто навещал меня и проверял, есть ли у меня все необходимое и все ли у меня в порядке. Когда я рассказала ему о беременности, он прочитал мне отеческую лекцию, а затем поддержал мое решение об усыновлении, хотя многие в то время были против этого. После рождения Сэмюэля он был одним из первых, кому рассказала о своих планах уехать, и он пытался меня отговорить, но, когда я сказала, что у меня нет сил здесь оставаться, поддержал. — Привет, Пол. — Я с улыбкой наклоняю голову набок. — Ты по-прежнему здесь, — тихо говорю я, и его глаза сканируют меня с головы до ног, а в уголках глаз появляются морщинки. — Я здесь, а ты вернулась, — отвечает он так же тихо. — Твой дедушка обрадовался бы, что ты вернулась туда, где тебе самое место. Тяжело сглотнув, киваю, и Пол заключает меня в крепкие объятия, отрывая меня от земли. — Я рад, что ты вернулась. — Я тоже, — признаюсь, обнимая его так же крепко. Поставив меня на ноги, он откидывается назад и еще раз оглядывает меня. — Тебе придется найти время, чтобы прийти ко мне домой на ужин. Уверен, Джо хотела бы с тобой познакомиться. — Джо? — спрашиваю я, и его лицо смягчается еще больше. — Джоанна — моя жена… многое изменилось с момента твоего отъезда. — Ты женился? — Я не в состоянии скрыть неверие в голосе. Пол был вечным холостяком. Даже папа говорил, что он никогда не женится и не остепенится. — Женился, и у нас мальчик и три девочки. — Он ухмыляется, отчего его борода шевелится. — Ден, иди сюда, сынок, — зовет он, и к нам подходит молодой парень, которого я ранее видела в окно, он одет в темные джинсы, тонкий жилет нараспашку, демонстрирующий обтягивающую черную рубашку хенли, подчеркивающую мускулистое юношеское тело. — Ден, это Шелби, мама Хантера. Пол хлопает сына по плечу, и я улыбаюсь, думая, что даже для своих четырнадцати или пятнадцати лет, он красив: волевая челюсть, полные губы, темные волосы и карие глаза. — Приятно познакомиться. — Парень улыбается, демонстрируя ямочку на щеке, и я улыбаюсь в ответ, затем смотрю на Обри, но вижу, что она не отрывает взгляда от земли, и ее щеки розовеют. Хм-м. — Значит, с моим сыном вы познакомились? — спрашиваю я, и Пол кивает.