— Конечно, папа. А... — Он делает паузу, затем оглядывается на соседний дом. — С ними все в порядке? — С ними все будет в порядке. С такой новостью очень трудно справиться, и твоя мама не помогла делу. — Мама так взбесилась, — шепчет он, закусывая губу. В большинстве случаев легко забыть, что Стивен все еще ребенок и у него есть слабости. Он всегда скрывает это, пытаясь вести себя как взрослый мужчина, находясь рядом со своими друзьями, или как типичный подросток, когда находится дома. — Да, но вам с сестрой не нужно об этом волноваться. Это между мамой и мной. Когда я рассказывал детям о Сэмюэле, я умолчал о глубине своих чувств к Шелби, потому что не хотел причинять им боль. Сын с дочерью видели, что мы с их матерью не любили друг друга, и по мере того, как взрослели, это становилось для них все более и более очевидным, но я бы никогда не хотел, чтобы они считали себя нашей ошибкой. — Я не хочу с ней жить. То есть, иногда мне хочется, но мне нравится быть здесь с тобой и Обри, — признается сын, внимательно смотря на меня. Я сокращаю расстояние между нами и подхожу ближе, обхватывая ладонью его шею сбоку. — Я понимаю, что мама более снисходительна к тебе, чем я. Понимаю, что она твой друг и тебе нравится тусоваться с ней. Понимаю, почему ты думаешь, что это круто — жить с ней, а не со мной. Я никогда не буду твоим другом, Стивен. И речь не о том, что мы не можем повеселиться вместе, что мне не нравится проводить с тобой время, что я тебя не люблю. — Я все понимаю, — бурчит он, глядя на свои ботинки. — Ты не можешь манипулировать ситуацией, чтобы добиться своего. Это несправедливо по отношению ко мне, твоей сестре или маме, — спокойно продолжаю я, подождав, пока он не поднимет на меня взгляд. — Я этого не делал. — Делал. Возможно, несознательно, но ты делаешь именно это каждый раз, когда используешь маму, чтобы добиться желаемого. В его глазах вспыхивает раздражение, а брови сходятся вместе. — Ты никогда не позволяешь мне веселиться с друзьями. — Приятель, ты же знаешь, что это неправда. — При моих словах он снова опускает взгляд. — Стивен, ты становишься старше. Если хочешь, чтобы я дал тебе больше свободы, ты должен ее заслужить. — Я могу ее заслужить, — отвечает он, пиная камни у своих ног. Сжав его шею в последний раз, наклоняю голову и касаюсь лбом его макушки. — Знаю, что можешь, — соглашаюсь я, затем отпускаю его и делаю шаг назад, не желая заострять этот разговор. — Иди в дом и помоги Обри с ужином. — Конечно. — Он кивает, но замирает, глядя на пикап Тины, который выруливает из-за поворота и заезжает на подъездную дорожку. — Иди в дом, приятель. — Но... — Он переводит взгляд с пикапа матери на меня, и в его глазах вспыхивает смятение. — Иди, — повторяю я более твердо. На этот раз он слушается и поднимается по ступенькам крыльца. Я жду, пока он скроется в доме, а потом подхожу к Тине. Она не вылезает из пикапа, лишь опускает стекло и, прищурившись, смотрит на меня, что выводит меня из себя. Я должен бы уже научиться общаться с ней, имея за плечами годы, терпя ее дерьмо, но всякий раз, когда мы разговариваем, перехожу тонкую грань. — Я бы хотела поговорить со своим сыном, — говорит она вместо приветствия, пристально глядя на меня. — Ты бы могла ему позвонить, или я передам ему, чтобы он вышел, когда войду в дом. — Какой же ты засранец, — шипит она, качая головой. — Так ты для этого приехала? Я приподнимаю бровь, скрещиваю руки на груди, желая, поскорей покончить с этим дерьмом. Чем скорее бывшая выпустит пар, тем скорее я смогу отправиться ужинать с детьми, вытянуть ноги и выпить пива, до того, как лягу спать, чтобы встать спозаранку. — Нет, я хотела извиниться, — огрызается она, и я на мгновение закатываю глаза к небу. — Черт, прости. Не знал, что заявиться сюда с таким настроем — твой способ извиниться. — Мне вообще не следовало приезжать. — По всей видимости, — соглашаюсь я, и она вскидывает руки в воздух, раздраженно рыча. — Что ты хочешь, чтобы я сделала, Зак? Мне невыносимо видеть тебя с ней. — С кем я провожу время — не твое дело, Тина. Я не звал тебя приезжать в город выслеживать нас. — Ты отец моих детей. — И? — И? — Ее глаза расширяются. — Ты любил ее! И не переставал любить на протяжении всего нашего брака. — Ты прекрасно знала о моих чувствах к ней, когда раздвигала для меня ноги, Тина. Я никогда не скрывал этого от тебя. — Я тебя ненавижу, — шипит она, я качаю головой и наклоняюсь к окну. — Когда я был с тобой, я был с тобой. Я тебя не бросил, не сбился с пути, не чудил, лишь заботился о тебе и детях и пытался сделать тебя счастливой. Ты сама не захотела быть счастливой. Даже не пыталась отпустить это дерьмо и наладить наши отношения. Можешь просидеть здесь весь день на своем пьедестале и делать вид, что я был плохим парнем, но в глубине души ты знаешь, что это не я испортил отношения между нами. — Как скажешь. — Она отводит взгляд, зная, что я прав, но слишком упрямая, чтобы признать это. — Сегодня ты облажалась. Причинила боль двум людям, которые не сделали тебе ничего плохого. Источала яд по поводу ситуации, о которой ни хрена не знаешь, и творила это дерьмо не только на глазах незнакомых людей, но и перед нашими детьми и маленьким мальчиком, который понятия не имел о Сэмюэле. Такое меня не устраивает. — Я понимаю, — говорит она, и ее лицо искажается. — Рад за тебя, — бормочу я, делая шаг назад. — С этого момента мы не общаемся, если это не имеет никакого отношения к детям, и в следующий раз, когда ты набросишься на меня, как сегодня, тебе это с рук не сойдет. — Ты мне угрожаешь? — недоверчиво спрашивает Тина, приоткрыв рот и вытаращив глаза. — Нет, просто сообщаю, как все будет. Ты мать моих детей, но это не означает, что я не прикажу арестовать тебя за то, что ты подняла на меня руку. — Только думаю, что не смогу ненавидеть тебя больше, чем уже есть, ты доказываешь, что я ошибаюсь, — бормочет себе под нос Тина и тупо смотрит на дом — Так ты хочешь, чтобы я позвал Стивена, или позвонишь ему? — спрашиваю я, покончив с нашим разговором. Покончив с ней. — Я ему позвоню, — шипит она, затем поднимает стекло. Быстро сдав назад, Тина выруливает с подъездной дорожки на улицу. Как только пикап исчезает, я направляюсь в дом и захожу на кухню, где спорят Обри и Стивен. — Я не хочу спагетти. Они были два вечера назад, — ворчит Стивен. — А я хочу спагетти, — отвечает Обри, пробормотав сначала что-то в ответ, чего я не услыхал. — Ты не единственная, кто будет их есть, Бри. — Папа! — кричит Обри, свирепо глядя на брата, когда я вхожу в дверной проем кухни. — Ты хочешь спагетти? — Чего я хочу, так это чтобы вы двое не спорили обо всем на свете. — Я подхожу к холодильнику, беру пиво и откручиваю крышку. — Хорошо, но ты хочешь спагетти? — спрашивает дочь, и я, сдерживая улыбку, поворачиваюсь к ней. — Не хочу тебя огорчать, но ты в меньшинстве. Выбери что-нибудь другое. — Здесь нужна еще одна девушка, — ворчит она, переводя взгляд с брата на меня. — Как насчет запеченной зити? — Брось, Бри. Мы не будем есть пасту. — Прекрасно. — Дочь запрыгивает на стойку и скрещивает руки на груди. — Тогда сам и готовь. — Ладно. — Стивен закатывает глаза и идет к холодильнику, но вытаскивая фунт говяжьего фарша, останавливается, услышав голос сестры. — Что сказала мама? — спрашивает Обри. Сделав глоток пива, прислоняюсь спиной к стойке и перевожу взгляд между ними. — Вам не о чем беспокоиться. — Мне обязательно идти к ней домой в пятницу? — задает Обри тот же самый вопрос, который задавала в течение последнего месяца, перед обязательной поездкой на выходные к матери. — Да. Ее плечи сникают. — А что, если я не хочу?