— Бри. — Стивен качает головой, бросая говяжий фарш на столешницу и свирепо глядя на сестру. — Что? Ее никогда не бывает дома, когда мы там, так какой смысл идти? — Прошу прощения? — Я отвожу горлышко бутылки от губ и изучаю каждого из них. — Бри, это неправда. Ее руки сжимаются в кулаки, а лицо краснеет. — Правда, Стивен, но ты бы этого и не знал, потому что, когда мы у мамы, ты гуляешь с друзьями, а я торчу дома одна. — Может, тебе стоит завести друзей, — рычит сын, но я сыт по горло. Так чертовски сыт, что чувствую, как по венам растекается огонь. — Стивен, мама оставляет вас одних по ночам, когда вы бываете у нее дома? — Его взгляд обращается ко мне, и он сглатывает. — Вспомни наш разговор снаружи, приятель, прежде чем ответишь на этот вопрос, — предупреждаю я. — Иногда, — шепчет он, понимая мой тон. — Все время, — тихо вставляет Обри. — Как долго это продолжается? — С конца учебного года, — бормочет Стивен, отводя от меня взгляд. — Да с тех пор, как Томас Кинк вернулся в город. — Обри закатывает глаза, и я замираю. — Томас Кинк? — Я не очень хорошо знаком с этим парнем, но слышал о нем. Летом он всегда здесь, а зимой приезжает в город раз в месяц. — Мама встречается с ним, Стивен? — спрашиваю я, и он прикусывает губу. — Не знаю. Наверное. — Сын пожимает плечами. — Почему это имеет значение? — Потому что вам по четырнадцать, а не по восемнадцать. Ваша мама знает, что вас нельзя оставлять одних, чтобы тем временем встречаться со своим парнем. — Ты оставляешь нас, когда уходишь на работу. — В этом случае я прошу Мэй или Аарона присматривать за вами. Я в двух кварталах отсюда и могу заскочить, если что-то случится. — Мама всегда говорит нам, как с ней связаться, — защищается он. Бри настороженно смотрит на него. — Ага, а помнишь, когда я позвонила ей в прошлые выходные? Она даже не взяла трубку и не перезвонила после того, как я оставила сообщение. Иисусе. Какого хрена? — Это было один раз, Бри. Перестань драматизировать. — Я перестану драматизировать, когда ты перестанешь ее защищать! — кричит она, спрыгивая со стойки. — Я ее ненавижу. — Руки дочери сжимаются в кулаки, а щеки розовеют. — Обри, — рявкаю я, и ее глаза поворачиваются ко мне и загораются огнем. — Это правда, папа. Я ее ненавижу. — Успокойся, — требую я, замечая на горизонте признаки подростковой истерики. — Я просто не понимаю, почему должна ездить туда. Почему не имею права выбрать, с кем мне оставаться. Я не хочу к ней, ненавижу приходить к ней домой. — Это пиздец, Бри! — кричит Стивен, и я поворачиваю голову в его сторону. — Следи за языком. — Мама позволяет ему ругаться. Мама всегда позволяет ему делать все, что он хочет, — тараторит Обри, глядя на брата. — Прекратите оба. Сейчас же! — рявкаю я, и их взгляды устремляются на меня. — Пока я не удостоверюсь, что вы под присмотром в доме вашей матерей, вы больше не останетесь у нее на ночь. Хлопнув ладонью по столу, Стивен рычит: — Это пиз… пипец, папа. — Нет, пипец — это когда ваша мать оставляет вас одних на ночь. — Такое было всего пару раз. — Достаточно одного раза, чтобы случилось что-нибудь плохое, Стивен. — Папа, в городе безопасно, — продолжает защищаться он, и я качаю головой. — В городе безопасно зимой. Летом к нам со всего мира стекаются желающие подработать на консервных заводах, лодки бросают якорь на ночь, и мужики сходят на несколько часов на берег и расслабляются. Обычно они слишком много пьют и, в конечном итоге, делают глупости, из-за которых отправляются трезветь в камеру. — Но... — Никаких «но», приятель. Подумай об этом хоть секунду, и ты увидишь, что я прав. Со стороны матери нехорошо давать тебе волю, и определенно нехорошо оставлять вас с сестрой одних на ночь. — Я все равно хочу видеться с мамой. — И ты будешь. Я не запрещаю, мне просто нужно убедиться, что мы с ней на одной волне, а уж потом ты останешься у нее. — Хорошо, — бормочет Стивен и я смотрю на свою девочку. — Я знаю, что вы с мамой не всегда сходитесь во взглядах, но она твоя мать. Единственная, другой у тебя нет, — говорю я Обри, и она плотно поджимает губы. Я вижу, что она борется со слезами, когда кивает. — Итак, что у нас на ужин? — Тако, — ворчит Стивен, и я опираюсь на стойку, делая еще один глоток пива, чертовски желая, чтобы мне не приходилось снова вести гребаный разговор с Тиной. *** Подъезжая к Арни, ожидающего у своего грузовика, смотрю направо, и мой взгляд застилает красная пелена при виде пса, о котором шла речь: он привязан к столбу, сквозь редкую шерсть – спутанную и грязную, просвечивают кости. Мы приехали в трейлерный парк на вызов одного из соседей, который жаловался на непрестанный лай. Засранец ни хрена не сказал о явно брошенном животном. Заглушив мотор, выскакиваю навстречу Арни. — Я опросил соседей. До сегодняшнего дня никто из них не видел пса, но лай продолжается уже несколько дней. — Этот пес был привязан к столбу больше, чем несколько дней, — бормочу я, оглядывая окрестности. Большинство трейлеров и домов здесь сдаются задешево, и в них живут только летом, когда мужчины и женщины приезжают работать в порт или на консервные заводы. — Мы с тобой это знаем, — отвечает Арни, направляясь к кабине своего грузовика. Открыв дверцу, он достает пакетик вяленой говядины. — Давай попробуем подобраться поближе и посмотрим, с чем имеем дело. Я киваю, и мы пересекаем грязный двор, направляясь к псу. Даже издалека вижу, что веревка на его шее уже так давно, что и начала въедаться в мех и кожу. — Эй, — зову я, подходя ближе, и понимаю, что собака не кобель, а сука, у которой явно было несколько пометов. Она начинает отчаянно вилять хвостом, опуская голову к земле, будто готовясь играть. — Не думаю, что нам нужно звать Пола, — заявляет Арни, имея в виду нашего местного сотрудника службы по контролю за животными, и по совместительству одного из лучших механиков в городе. Достав из пакетика кусочек вяленого мяса, он протягивает его собаке, и та тут же проглатывает его, не жуя. — Дружелюбная, — говорю я в знак согласия, поглаживая ее по макушке, а свободной рукой одновременно осматриваю веревку. — У тебя есть с собой нож? — Ага. Арни вытаскивает нож и протягивает его мне. Я перерезаю веревку у основания столба, зная, что ветеринару придется осмотреть шею животного, прежде чем снять полностью. — Ты знаешь, кто здесь живет? — Я жестом указываю на дом, протягивая ему веревку, к которой привязана собака, и поднимаюсь на две ступеньки, готовясь постучать в дверь. — Я уже стучал, но никто не ответил, а соседи напротив сказали, что здесь никого не видели больше недели. Я жду минуту, вдруг кто подойдет к двери. Когда никто не появляется, спускаюсь с маленького крыльца и забираю у Арни веревку. — Я отвезу ее к Ли, встретимся в участке. — Посмотрим, смогу ли я выяснить, кто здесь останавливался. — Он указывает в сторону дома. Кивнув, я веду собаку к задней части своего грузовика и усаживаю в кузов. Забираюсь в кабину и сообщаю диспетчеру, что направляюсь с собакой к ветеринару и буду не на связи. *** — Ей понадобится операция, — говорит Ли, отходя от собаки, лежащей на столе. — Веревка въелась глубоко, и ее просто не срежешь. — Так я и думал. — Провожу рукой по голове собаки, почесывая за ушами. — Мне неприятно говорить это, сынок, — тихо начинает Ли, двигаясь ко мне. — В настоящее время я не могу взять на себя затраты на лечение собаки и определение ее в хороший дом. — Животное переводит карие глаза с Ли на меня. Она опускает голову на стол, словно понимает, о чем речь. — Я бы хотел, но сейчас просто не могу себе этого позволить. В прошлом году мы потеряли большую часть финансирования, и я уже некоторое время оплачиваю часть расходов из собственного кармана. — Я оплачу счета. Просто назови потом итоговую сумму. — Зак, — он качает головой, снимает очки и трет переносицу, — все не так просто, сынок. Мне все равно нужно будет найти ей дом, а это непростая задача. — Я заберу ее домой, когда придет время, и сам займусь поиском для нее дома.