* * * До своей комнаты в отделе я добрался еле живой от усталости. Принял душ и, не ужиная, завалился в постель. Перед глазами стояла картина, увиденная в квартире Сухановой. Приехавший по вызову Полтавин бегло осмотрел тело и заявил, что картина примерно та же: клеймо на груди, содранное лицо, предварительно нарезанное на куски, неравномерные проколы мимических мышц. Разница была лишь в том, что цифра на коже была тройкой, проколов было меньше, и располагались они иначе, а смерть наступила от потери крови. Заодно он подтвердил собственную версию, что Зинтаров скончался от сердечного приступа: Полтавин мог это сказать точно только после вскрытия, и вот он его закончил буквально за полтора часа до того, как ему позвонил Димитров. Судмедэксперт прихватил с собой распечатку своего отчета. Я проштудировал его, пока криминалисты снимали отпечатки пальцев, обуви и так далее. Правда, некоторые вышли совсем плохо из-за воды на полу, которая смыла все, что было на паркете, коврах, кафеле и линолеуме. В отчете меня заинтересовали только три момента: во-первых, в проколах на лицевых мышцах были обнаружены волокна древесины и следы пропитки вроде морилки; во-вторых, несмотря на кажущуюся хаотичность, некоторые проколы располагались на определенном расстоянии друг от друга. Конкретнее – попарно. В-третьих, лица были не содраны, как все решили поначалу. Они были срезаны, причем не целиком, а кусочками. Лежа в своей постели (временно своей) и пытаясь заснуть, я думал о том, что могло заставить человека приложить столько усилий для того, чтобы причинить боль, изуродовать и убить другого. Потому что, хотя Зинтаров и умер от сердечного приступа, едва ли преступник рассчитывал на то, что учитель останется жив после того, как он срежет ему лицо. По долгу службы мне приходилось видеть всякие зверства. И девушек, перемолотых промышленным утилизатором в кровавый фарш, и обгоревшие трупы, и людей без кожи, и тела, множество раз пробитые насквозь. За все эти годы я так и не привык к подобным зрелищам и к тому, что один человек способен сотворить такое с другим. Постепенно я начал задремывать. Лицо… нарезанное на куски, некоторые из которых проткнули… Пирог бабушки Димитрова… В полусне эти фразы и образы витали в моей голове, не давая отключиться. Вдруг я открыл глаза и резко сел на постели. Неожиданно для самого себя я понял, что делал убийца с лицом Зинтарова! Глава 2. В трех соснах Четверг, 3 июня Было восемь утра, когда я вошел в кабинет Димитрова. Лейтенант дремал в кресле перед компьютером, в колонках тихо звучала песня Стинга – «Shape of my heart». – Подъем! – Я хлопнул Димитрова по плечу. Он подскочил, едва не брякнувшись на пол. – Что такое?! – ошалело промямлил он, озираясь и, судя по всему, пытаясь сообразить, где находится. – Ночью меня осенило! – Я уселся на продавленный диванчик. – Поздравляю. – А ты чего так рано пришел? – спросил я. – Честно говоря, не рассчитывал тебя тут застать. Думал, посижу, подожду где-нибудь. – Дежурю, – мрачно объяснил Димитров. – Только что закемарил. – Ну, извини, – сказал я, ничуть не раскаиваясь. Когда я брал след, все человеческие естественные потребности уходили на второй план. Оставалась только охота: я и хищник, жестокий и безумный, заслуживающий возмездия. – Так что стряслось-то? – спросил, зевая, Димитров. – Из-за чего такой ажиотаж? – Мне вчера никак не давал покоя отчет Полтавина. Там были три пункта, которые так и просились сложиться в мозаику. Ну, или что-то в этом роде. Димитров поморщился: – Валер, а можно попроще? Я кивнул: – Легко. Во-первых, лица были нарезаны на куски, во-вторых, имелись проколы мышц, в-третьих, отверстия располагались попарно. Вывод, который пришел мне в голову: убийца ел лица своих жертв! Он нарезал их на куски и брал вилкой! Вот откуда проколы, понимаешь? Димитров выглядел потрясенным. – М-да! – проговорил он наконец. – Ну, ты и загнул. – Я серьезно. – Вижу. Ну хорошо, допустим, ты прав. – Лейтенант пошарил в ящике стола и вытащил помятую копию отчета судмедэксперта. – Та-ак, я себе тут кое-что подчеркнул. Ага! Смотри, в проколах обнаружены волокна древесины. Это ты как объяснишь? Я улыбнулся: – Когда мне вчера пришла в голову мысль насчет того, что убийца – каннибал, я открыл ноутбук и вошел в Интернет. Знаешь, он очень помогает. – Знаю, не в лесу рос. Дальше что? – Я нашел статью о каннибалах, потом другую, третью. Короче, сидел до трех ночи и нашел много интересного. Во-первых, теперь я думаю, что убийца не надевал маску в форме черепа. Он нанес на лицо грим. – С чего ты взял? – Потому что африканские каннибалы раскрашивали себе лица, имитируя череп с оскалом. Белая и черная краски. – Как мексиканцы на День мертвых? – Примерно. – Ладно, это возможно, – согласился Димитров, хотя было заметно, что он относится к моим рассуждениям скептически. – А что во-вторых? – Вожди племен островов Фиджи поедали человечину, используя особый столовый прибор. – Я достал блокнот. – Так сразу и не выговоришь. Называется «икуланибокола». Это деревянная вилка с двумя, тремя или четырьмя зубцами. – Надо же, какие фанаберии! – Дело в том, что боги запретили им прикасаться к простолюдинам руками, а так, вилкой, – пожалуйста. – Думаешь, убийца пользовался этой илука… ику…? – Икуланибоколой, – подсказал я. – Уверен, что да. – Где он ее взял? – Это популярный сувенир на Фиджи. Думаю, и в России можно найти в какой-нибудь лавке. А вообще, ее нетрудно сделать самому, было бы желание. Димитров помолчал, обдумывая мою версию. – Ну, похоже, все сходится, – проговорил он наконец. – Только как-то это… жутковато! Конечно, ему должно было так казаться. Он ведь не работал в «Серийном отделе». – Что поделаешь, – сказал я. – Бывает и похлеще. – А я вот пытался понять, на кого намекает убийца. В смысле, кто будет его следующей жертвой. Кстати, ты был прав: это серия. Что хочешь в качестве выигрыша? – Пока не знаю. Потом придумаю. – Ладно. Может, вообще об этом забудешь, – усмехнулся лейтенант. – Это вряд ли. И как расшифровка? Получилась? – Не особенно, по правде говоря. – Ну, какие-нибудь предположения есть? Димитров пожал плечами: – Я так понял, что основным элементом является костюм, в который была одета Суханова. Но он то ли средневековый, то ли эпохи Возрождения. В любом случае ума не приложу, как это может помочь. – Больше в ванной ничего не было? Димитров покачал головой: – Мы все обыскали. Только костюм. Никаких надписей, символов, знаков, нот, иероглифов и тому подобного. – Странно. Что-то должно быть.