– Думаешь, он хочет сделать из лица маску или что-нибудь в этом роде? – В любом случае ему наверняка скоро захочется получить новое. Причем, возможно, он даже знает когда. – С чего ты взял? Я перебрал фотографии и нашел нужную. – Смотри, это цифра «4». Убийца выжег ее на груди жертвы. – Да, я в курсе. И что? – Почему «4»? – Не знаю, а при чем тут это? – Димитров забрал снимок у меня из рук и внимательно разглядел. – Может, это буква «Ч»? – предположил он вдруг. – Может, – согласился я. – Но если это четверка, то мне она напоминает начало обратного отсчета. – Хочешь сказать, убийца наметил четыре жертвы? – Похоже на то. – А зачем ему сообщать нам об этом? – На это может быть много причин. Но о них лучше расскажут психиатры, а не я. – Боюсь, с этим у нас несколько напряженно. – Ничего, мы запросим психологический портрет в управлении. Когда будет более-менее ясна картина преступления. Димитров вернул мне фотографию. – Начальство выделило тебе комнату в отделе, – сказал он. – Чтобы ты не мотался из Питера сюда. Так что, если хочешь, можешь там поселиться на время расследования. Или у тебя семья? Я отрицательно покачал головой: – Не успел обзавестись. – Ну, так как? Переедешь? – Конечно. Надо только прихватить вещички. Все складывалось весьма удачно: теперь я смогу быть поблизости от охотничьих угодий маньяка все время, а не наездами. – Тогда давай за ними. За два-три часа управишься? – Думаю, да. – Позвони мне, как приедешь, я тебе скажу, куда ехать. Ну, и поселю. Мы обменялись телефонами. – Ладно. – Я встал. – На ночь надо будет оставить кого-нибудь здесь. – Зачем? – удивился лейтенант. – На случай, если убийца за чем-нибудь вернется. – Так он же увидит… – Поэтому сидеть надо тихо и не спугнуть его. – Ладно. – Димитров явно считал мою затею глупой. – Посмотрим, что можно сделать. – Я руковожу расследованием, – напомнил я. – Так что найди способ. – Сказал же: ладно. – Я позвоню, когда вернусь. – Угу. Сунув фотографии в карман, я направился к машине. Хорошо, что мне дали комнату в Пушкине. Плохо, что я практически не знал его географию, но ведь, в конце концов, для того и изобрели навигатор. Впрочем, лучше изучить карту Пушкина, чтобы не полагаться на прибор всецело, благо город не такой уж большой. Я поехал домой собирать вещи и, как и предсказывал Димитров, справился за два с половиной часа. Вернувшись в Пушкин, я позвонил от Египетских ворот лейтенанту. – Ты уже здесь? – удивился он. – Слушай, как доехать до нашего отдела. Вскоре я припарковался позади трехэтажного здания из серого кирпича с решетками на окнах. Димитров ждал меня внизу на крыльце. – И все? – Он с удивлением взглянул на спортивную сумку у меня в руке. – Налегке? – Надеюсь, мне не придется торчать тут вечно, – ответил я. – Все зависит от тебя. Ты же руководишь расследованием, – саркастически заметил лейтенант. – Ладно, не прикапывайся, – сказал я примирительно. – Пойдем, я покажу тебе твои хоромы. Димитров провел меня вокруг здания к железной лестнице на второй этаж. – Это здесь, – сказал он, протягивая мне один-единственный ключ с синей пластмассовой биркой. – Заходить не буду, сам разберешься. – Ок. – Я взял ключ и начал подниматься. – Как устроишься, приходи, – окликнул меня Димитров. – Будем отчеты писать. – Всегда мечтал! – буркнул я без тени энтузиазма. Лейтенант понимающе рассмеялся: – Да уж, удовольствие то еще! Когда он скрылся за углом, я отпер дверь. Вошел, зажег свет и огляделся: комната была метров пятнадцать, меблированная и даже с маленьким телевизором, который я, впрочем, смотреть не собирался. На узкой кровати лежало свернутое постельное белье, шерстяное одеяло висело на спинке. Над столом имелась полка, на которой я обнаружил два старых журнала с кроссвордами и три книги в потрепанных обложках: «Тысячекрылый журавль» Ясунари Кавабаты, «День триффидов» Джона Уиндема и роман Яна Флеминга о Джеймсе Бонде. Из комнаты вела дверь в совмещенный санузел с душевой кабиной. Первым делом я проверил, работает ли сантехника – к моему удивлению, все оказалось в порядке. Над пожелтевшей раковиной висело прямоугольное зеркало с трещиной в верхнем правом углу. Я всмотрелся в свое лицо: слегка осунувшееся, небритое, под глазами круги. Надо бы хорошенько выспаться и вообще привести себя в порядок, а то люди скоро перестанут пускать меня на порог, несмотря на удостоверение. Намочив ладонь под краном, я пригладил волосы, ополоснул лицо и вернулся в комнату. В голову пришло, что эта квартирка – лишний повод сделать все, что возможно, для того, чтобы побыстрее завершить расследование и убраться из Пушкина. Не то чтобы кто-то ждал меня в Питере. С родителями я давно жил раздельно, друзей у меня было мало. Вернее, если уж посмотреть правде в глаза, всего один – Дремин, мой коллега. Остальных сослуживцев можно было считать приятелями, но мы практически не общались вне работы. Девушка… девушка ушла. Я знал, что этим кончится, но от этого было не легче. Марго хотела детей, а я не представляю, чтобы в моей жизни появился ребенок. Я не хотел расставаться с ней и старался настроиться на нужный лад. Уговаривал себя, приводил кучу доводов «за», однако чувствовал, что это бесполезно. Я выслеживаю жестоких убийц, настоящих извергов, и в этом смысл моего существования. В перерывах между делами я ищу острых ощущений – гонки, азартные игры, скалолазание, сноуборд. Я просто адреналиновый маньяк! Такому нельзя заводить ребенка. Конечно, можно сказать, что младенец для мужчины – это тот еще экстрим, но я не считаю, что в данном случае есть место шуткам. Когда видишь, что один человек способен сотворить с другим, начинаешь воспринимать жизнь серьезно. Во всяком случае, в некоторых вопросах. Марго ушла. Я знал, что она расстроена не меньше, чем я. Мы уже проходили это однажды и вот – наступили на те же грабли. Говорят, время лечит. Прошло уже четыре месяца, так что была надежда, что скоро я полностью исцелюсь. Просто, осматривая свою временную квартирку, я подумал, что будь у меня девушка, я не смог бы остаться здесь. Она не позволила бы мне ночевать где-то без присмотра. И, наверное, мне это было бы приятно. Неудобно, но приятно. Я вытащил вещи, разложил по полкам, причем почти все пространство в шкафу оказалось после этого свободным. Окинув комнату придирчивым взглядом, я решил, что в ней давно не убирались. Взяв стоявший возле двери веник, для начала подмел пол, потом смочил тряпку и протер мебель. Пусть я здесь ненадолго (хорошо бы!), но жить в грязи – не комильфо. Покончив с уборкой, я достал и подключил ноутбук. К счастью, в отделе был wi-fi, надо было только узнать у Димитрова пароль. Стационарный телефон висел на стене, рядом с ним – старый календарь за позапрошлый год с обведенными в кружок датами. Он был открыт на июне, и справа от столбиков чисел красовалась цветная фотография прибрежной полосы: песок, свинцово-серая вода и торчащие из нее каменные волнорезы, засиженные крошечными фигурками чаек. Я открыл единственное окно, чтобы разогнать затхлый воздух, посетил туалет и принял тепловатый душ. Когда мне приходится пользоваться санузлом не дома, я всегда испытываю брезгливый дискомфорт, причем неважно, насколько хороша кафельная плитка или насколько чист фаянс. В квартирке, которую выделил мне Димитров, ремонт делали давно и не слишком старательно. Кажется, в верхнем углу ванной комнаты даже начала заводиться плесень. Она напоминала черный налет – словно кто-то взял губку, смочил тушью и слегка прошелся по плитке. Словом, растягивать водную процедуру я не стал. Быстро ополоснувшись, вылез, стараясь не вставать босыми ногами на пол, а сразу попасть в тапочки, вытерся полотенцем и вернулся в комнату. На крошечной кухне (скорее, это был закуток, куда втиснули стальную раковину и широкую полку, изображавшую стол) я скептически изучил маленькую электрическую плитку и чайник, пожелтевший от времени. «Надеюсь, расследование будет очень быстрым», – снова подумал я, понимая, что надежды на это, мягко говоря, немного.