Как будто это играет какую-то роль, подумал он, вставляя отмычку в замок. Жилец этой квартиры — не обычный гражданин, это чувствовалось сразу. Замки были необычно сложными, три штуки один над другим. На мгновение Бергер испугался, что не справится с ними, впервые в своей карьере. Но вот клацнул третий и последний запор, и дверь медленно распахнулась. Бергер закрыл ее за собой, запер на все замки и секунду постоял в прихожей. Под ногами он увидел стопку почты. Газеты за два дня, не больше. Молли Блум была дома два дня назад. Несколько конвертов с окошками, ничего личного. Мебели оказалось не намного больше, чем на Видаргатан, но обстановка была совсем другой. Та квартира производила впечатление заброшенной, эта же казалась обжитой, даже почти уютной. Той, что здесь живет, хорошо дома, если ей вообще бывает хорошо хоть где-нибудь в мире. Бергер не очень понимал, откуда это ощущение, но решил принять его во внимание. Он принимал во внимание в принципе все ощущения, буквально собирал догадки, которые могли бы превратиться во встречные меры в течение ближайших, наверняка не самых приятных дней. Кухню явно отремонтировали совсем недавно, причем над ней поработали определенно далеко не дешевые мастера, и, разумеется, она была стерильно чистой. Бергер открыл холодильник, в котором обнаружилась только большая коллекция протеиновых коктейлей и несколько завернутых в пленку нарезанных фруктов. Обходя эту двухкомнатную квартиру, Бергер пришел к выводу, что ее отличительными чертами являются порядок, чистота и аккуратность, тотальный контроль. В гостиной стоял ослепительно-белый диван. Бергер провел рукой по приятной и совершенно точно очень дорогой ткани. Человек, рискнувший поставить у себя дома белый диван, должно быть, уверен, что и сам он чист, как снег. На поверхности. И вероятно, гости навещают его нечасто. Разве что избранные, такие же чистые, такие же аккуратные. Если существует некий любовник, то это наверняка опрятный любовник. Ванная комната была отдраена до блеска, включая явно эксклюзивный душ. Исходивший от всего легкий аромат был весьма изысканным. На комоде в столь же светлой и свежей спальне стояли фото в рамках. Бергер изучил их одно за другим. На первой стояли три человека в пляжных нарядах с абсолютно одинаковым рисунком в полоску. Сияющие родители, судя по виду, принадлежащие к верхушке среднего класса, и между ними худенькая девочка лет десяти — возраст, когда настоящая Натали Фреден покончила с собой. В ее внешности явно просматривалось сходство со школьной фотографией из Умео. Включая курносый нос. Остальные три фотографии представляли взрослую Молли Блум, занимающуюся разными видами спорта, и везде одну. На одной она, видимо, бежала марафон, на двух других на ней было альпинистское снаряжение. На одном из этих снимков она на веревке свисала с отвесного склона горы и, радостно улыбаясь, махала рукой в объектив. В допросной Бергер ни разу не видел ее улыбки. Только сейчас он по-настоящему осознал, какая она красивая. Он со стуком вернул снимок на место. Почему, черт побери, человек расставляет в спальне фотографии себя самого? Бергер вернулся в гостиную и подумал, что портрет Молли Блум начинает вырисовываться. Проклятое СЭПО. Он краем уха слышал об этих группах. Наполовину внешняя элита, которую используют хоть против коррумпированных полицейских, хоть против международной мафии. Их посылают на задание, только когда это действительно требуется. И теперь явно потребовалось. Из всех возможных кандидатур — против Сэма Бергера. В гостиной одна стена прерывалась эркером. В углублении стоял письменный стол. Бергер подошел к нему. Такой же порядок, как во всей остальной квартире. Компьютера не видно. Несколько ручек, шесть блоков разноцветных стикеров. Какое-то время Бергер рассматривал все это, потом повернулся и оглядел комнату. Над ослепительно-белым диваном висела потрясающая фотография метра два шириной — на ней группа альпинистов взбиралась на заснеженную гору. Их черные силуэты виднелись вдали на фоне яркого, неповторимого заката солнца, чьи лучи отражались от снега. Но кроме уникальной красоты картина поразила Бергера толщиной почти в дециметр. Ровно в тот момент, когда Бергеру пришла в голову не имеющая значения мысль о том, как тяжело, должно быть, пришлось тащившим картину грузчикам, внизу раздался стук двери, приглушенный, как будто кто-то хотел войти в подъезд незаметно. Бергер глубоко вздохнул и спешно стал искать взглядом еще что-нибудь, неважно что. Под картиной, вплотную к дивану, лежал скомканный стикер. Розовый. Бергер подбежал, схватил его, увидел на нем текст, написанный от руки. Быстро прочитав, задумался на две секунды, больше времени у него не было. Но его хватило, чтобы сжать правый кулак так сильно, что рана опять открылась. Тут раздались шаги на лестнице. Два человека, вряд ли больше. Бергер достал из кармана крошечный пластиковый пакетик, самый маленький пакетик для улик, засунул в него розовый листок и стянул с себя джинсы. Приложив некоторое усилие, он засунул пакетик в задний проход. И услышал, как открывают входную дверь, один замок за другим. Он едва успел застегнуть брюки, когда в квартиру ворвались. Сознательно забрызгав кровью из раненой руки ослепительно-белый диван, он напоследок вытер об него окровавленную кисть. А потом на него набросились. Получив удар в солнечное сплетение, он согнулся и ответил — хотя от боли почти не мог дышать — ударом головой ниже пояса. Нападающий громко застонал и резко попятился назад, стукнувшись спиной о дверной косяк. Бергер тем временем выпрямился, наконец, сумел вдохнуть, но тут получил новый удар, трусливый удар сзади по почкам, на который он ответил яростным пинком. Нога попала в пустоту, и он потерял равновесие. В падении ему все же удалось задеть второго противника, нанеся круговой удар ногой. Тот отскочил, прыгая на одной ноге. Первый бросился к лежащему Бергеру и не нашел более элегантного решения, чем наступить ему на лицо. Бергер увернулся, схватил нападавшего за правую ногу и ударил крепко сжатым кулаком по голени. Этот тоже запрыгал на одной ноге. Бергер поднялся и бросился на него, выбрав классический полицейский захват, получил удар и услышал, как боль заполнила квартиру вместе с криком «Рой!», больше похожим на рыдание. Бергер увидел руку с большими дешевыми дайверскими часами, которая пронеслась мимо его лица, держа иглу для инъекций. Потом почувствовал укол в шею. Поле зрения странным образом свернулось, и последнее, что он заметил, прежде чем сознание отключилось, был узор из кровавых пятен на элегантном белом диване. 14 Вторник 27 октября, 14:37 Еще не открыв глаза, Бергер знал, что он находится в допросной комнате. Зрение — наше самое очевидное чувство. Когда мы просыпаемся, мы хотим сразу же открыть глаза, это сидит в спинном мозге, и только что вернувшееся сознание редко соображает так остро, что ему удается удержать нас от этой инстинктивной реакции. Однако именно так сейчас и произошло. Бергер бодрствовал пару минут, пытаясь собрать как можно больше информации, не открывая глаз. Все тело болело, но это не представляло особого интереса. Прежде всего, он сидел. Пока он был без сознания, его поместили на жесткий стул, а предплечья лежали на подлокотниках, судя по ощущениям, металлических. Он не сразу понял, что руки удерживаются кожаными ремнями вокруг запястий. Стул казался настолько устойчивым, что можно было заподозрить, что он привинчен к полу. В воздухе витал едва уловимый запах подвала. И все вертелось. Мир вертелся. Когда синапсы в мозгу у Бергера должны были вот-вот прийти в норму, его пронзило леденящее чувство, что его схватила мразь. Что Бергер сидит в подвале, и его ждет жестокая пытка. Что изувеченный труп Эллен Савингер прибит к стене перед ним. И тут он все вспомнил. Прежде чем, наконец, открыть глаза, он понял: в комнате находится еще один человек, человек, который, вероятнее всего, внимательно за ним наблюдает. — Молли Блум, — произнес он, выждал три секунды и открыл глаза. И действительно перед ним сидела она. Те же светлые волосы, тот же курносый нос, те же голубые глаза, но совершенно другой взгляд. — Сэм Бергер, — ответила она, пристально глядя на него. Женщина, раньше сидевшая с ним в допросной под именем Натали Фреден, теперь находилась с ним в совершенно другой допросной. Они хотя бы в здании Управления полиции? — Укол в шею? — спросил он. — Серьезно? — Вы дрались, согласно отчету, как трижды сидевший рецидивист, — спокойно ответила Молли Блум. — И пытались разрушить мой дом. И что было бы уместно? Выговор? — Уместно? Может быть, понимание, кому вы оказываете услугу, сознательно вводя в заблуждение полицейских, ищущих серийного убийцу? — Хорошо сформулировано, — холодно сказала Молли Блум. — Если бы вы не заслали к нам подсадную утку, это время могло бы быть использовано для спасения Эллен Савингер. — И как вы думаете, почему мы заслали подсадную утку? — спросила Молли Блум. Комната отделилась от нее. Бергер так старался сфокусировать взгляд на собеседнице, что обстановка полностью выпадала из его поля зрения до этого момента, когда снова появилась потребность задуматься. В помещении были голые стены и совсем мало мебели, и кроме подвального запаха не было ни намека на то, где они находятся. Бергер заметил сбоку маленький столик, раздражающе похожий на тот, что стоял в его собственной допросной, включая записывающее устройство с красной лампочкой. Лампочка горела. Скользнув по запястьям, которые действительно были пристегнуты кожаными ремнями, взгляд Бергера упал на стол. Дотянуться до него было невозможно. Там находились, помимо его часов, ноутбука, нескольких папок и разных бумаг, еще две отвернутые от Бергера фоторамки, одна из них голубая, а также коробка. Прямоугольная коробка с золотистым замочком. Коробка для часов. Бергер мрачно улыбнулся и сказал: — Око за око? Она не улыбнулась. И ничего не ответила. Он продолжил: — Я побывал у вас дома, поэтому вы наведались ко мне? — Вы забрызгали кровью мой диван? Зачем вы это сделали? — Потому что он был отвратительно белый. Его надо было изгадить. — Хм. — А сами вы черны как грех. Неофициальный «внутренний ресурс» СЭПО. Фу. И потом вы вломились в мой дом и копались там. — Но, в отличие от вас, я там ничего не уничтожала. Он все еще думал о ней как о Натали Фреден. Пора бы перестать. Если не считать внешности, между Натали Фреден и Молли Блум наблюдалось очень мало сходства. И прежде всего соотношение сил было совсем другим. — Вы уничтожили мою жизнь, — сказал он. — Возможно, это хуже, чем запятнанный диван. — Но не хуже, чем запятнанный и уничтоженный подросток, — парировала Молли Блум. — Что бы это могло значить? — Разумеется, всё. Всё, чего всё это касается. Но я не думаю, что вы хотите начать с этого, Сэм Бергер. Я думаю, что вы хотите начать с другого конца. Хотя я обещаю, что к этому мы еще вернемся. — Внедренные агенты всегда используют чужие слова, — сказал Бергер. — У них ведь нет собственной личности. Вы продемонстрировали, что можете позаимствовать мои. Молодец. Но где ваша собственная личность, Натали Фреден?