— Это так, Молли, — признал Стен, пристально глядя на нее. — Я примчался сюда, потому что наше записывающее устройство, похоже, выведено из строя. Такие вещи выводят из строя и меня. Возможно, даже сильнее. Мы же как-никак служба безопасности. И если что-то выводит из строя наше оборудование, это создает явную угрозу государственной безопасности. — Что ты имеешь в виду? — Должен признать, что в этом долгом молчаливом разглядывании друг друга в конце допроса есть нечто пикантное. Абсолютная тишина. Что бишь ты ему сказала? «А теперь мы просто будем сидеть и смотреть друг на друга, пока ты не скажешь правду, подонок. И мне плевать, даже если это займет полчаса». И потом вы действительно сидите больше десяти минут и просто смотрите друг на друга. А дальше ты заканчиваешь допрос фразой «Ладно, это ничего не даст. Перерыв». Очень эффектно. Теперь он знает, что наше терпение безгранично. — Почему мне кажется, что в твоем голосе звучит ирония? — Потому что так и есть, — ответил Стен и развернул монитор. Он кликнул мышкой и внимательно посмотрел на освещенное экраном лицо Блум. Перед ней на экране появился довольно длинный отрывок записи, где она и Бергер сидят и смотрят друг на друга. Прошло полторы минуты, потом картинка дернулась, позы Бергера и Блум резко изменились, они вели себя куда более активно. Из компьютера раздались голоса. Молли Блум сказала: «…теперь вернется, с восстановленной внешностью, но с более чем когда-либо искореженной душой. И с никому не знакомым лицом». Сэм Бергер сказал: «Я понимаю, почему ты хотела наказать меня. В моей жизни нет ничего, в чем я раскаиваюсь больше, чем тот момент, когда я убежал…» Запись резко оборвалась, Бергер и Блум так же резко вернулись к прежним позам. Август Стен развернул монитор обратно, посмотрел на Блум без всякого выражения и спросил: — Я пытаюсь это понять. Ты можешь объяснить мне, Молли? Блум быстро оценила количество информации в этом коротком отрывке. Несмотря ни на что, он давал ей преимущество. — Это очень странно, — сказала она. — Я тоже так думаю. И так же подумали Кент и Рой, когда позвонили мне. Должен ли я уточнить, что я в тот момент сладко спал и видел сны? — Да. — Я сладко спал и видел сны. — Жаль. Что ж, поразмыслив, я вспомнила, что Бергер действительно нарушил долгое молчание один раз. Но там было еще кое-что. Остальное не записалось? — Это все, что у нас есть, — ответил Стен, разводя руками. Блум кивнула и наморщила брови. — Бергер был совершенно вымотан, — сказала она. — Я же сильно нажала на него. Вдруг он погнал какую-то пургу, что будто бы подозревает, что его бывшая сожительница Фрейя тайно возвращается в Швецию, сменив внешность. Потом он заявил, что я состою с ней в сговоре и поэтому хочу его наказать. Был там какой-то случай, когда он сбежал от семьи во время матча с участием одного из близнецов, и он раскаивается в этом больше всего. А остальное действительно не сохранилось? Мне бы не помешала помощь с расшифровкой. Начался ли у него срыв, или он разыгрывал какой-то спектакль? Но если оборудование стало зависать, специалисты должны проверить каждую мельчайшую деталь. Не говори мне, что я потратила это время зря. — Начальник технической поддержки Андерс Карлберг только что спустился туда и забрал всю технику, — сказал Стен. — По-моему, он полностью согласен с тобой, что, впрочем, не ново. Вы все еще вместе? — Что он сказал о компьютере? — Что это выглядит как какой-то сбой техники. Не обязательно внешние помехи. — Прекрасно, — сказала Блум. — Там ведь пропало довольно много. По большей части безумный бред уставшего подозреваемого, но и там было кое-что, что может оказаться важным. — Я в этом убежден, — сказал Стен, глядя в сторону. — Раньше он безумным не казался. — Думаю, это из-за жесткого давления с моей стороны. Стен наморщил лоб, кивнул и побарабанил пальцами по столу. — Хм, кажется, все идет очень скверно. — Совершенно согласна с тобой. — Выглядит странно, что Бергер впал в какой-то психоз вот так вот внезапно, а потом просто вернулся к переглядыванию. Да и ты в конце вяло произносишь: «…это ничего не даст». — Сейчас мне уже не кажется, что это был психоз. — Я совсем не уверен, что у нас сидит психически неуравновешенный человек, — сказал Стен. — Я не доволен твоим объяснением, Молли. — Но это правда, — ответила Блум как можно спокойнее. — И я точно не виновата в том, что техника засбоила. Август Стен принялся приглаживать свои тщательно причесанные седые волосы. Потом, наконец, кивнул и подвел итог: — Хорошо, этот отрывок в ближайшее время проанализируют вдоль и поперек. Кроме того, Карлберг утверждает, что его специалисты, может быть, смогут восстановить остальное. Я дам им в помощь Кента и Роя, им придется проработать над этим всю ночь. — Я присоединюсь к ним, — сказала Блум и двинулась к двери. — Нет, — возразил Стен, подняв руку. — Нет? — Не думаю, что это хорошая идея, Молли. Думаю, что тебе лучше поехать прямо домой и выспаться. Приходи завтра к девяти утра. Она посмотрела на него, приняв самый оскорбленный вид. — Но почему? — воскликнула она. — Ты думаешь, что я так сильно вымотана? В моей жизни случались дела и похуже, причем намного. — Я знаю, — холодно ответил Стен. — Но на сегодня договоримся таким образом. Именно таким. Немедленно домой, Молли. И сразу в постель. Ровно в девять утра увидимся. Хорошо? Она предпочла выйти с в меру возмущенным выражением лица и, понуро опустив плечи, побрела по коридорам. Только оказавшись у лифта, она снова распрямилась. «Итак», — подумала она и попыталась остудить голову. Что ж, она так и знала: Август Стен крайне опасный противник. Редко ей доводилось сталкиваться с таким набором пассивно-агрессивных угроз. С ледяной ясностью видела она, что он вот-вот попросил бы ее показать содержимое сумки. Она отодвинула планку и выудила создающий помехи аппарат. Потом повернулась к висевшему в лифте зеркалу, заглянула себе в глаза и подумала: «Это конец? Моя карьера рухнула? Кому нужен уволенный полицейский?» Опустив глаза, она посмотрела на фальшивый мобильный. Как же так случилось, что эта чертова штуковина не сработала как надо? Лифт спустился. Блум вышла в коридор и приняла тот же понурый вид. Она прошла мимо двери камеры Бергера, двери в допросную и, повернув за угол, оказалась перед дверью в контрольную комнату. Глубоко вдохнула перед неизбежным. Потом открыла дверь. Кента и Роя, конечно, не было на месте. И некому было увидеть на камерах наблюдения, что происходит. Они забрали с собой почти все оборудование. Во всяком случае, это давало каплю надежды на возможность ответного хода, который она наскоро спланировала. Она схватила брошенный в углу рюкзак Бергера и снова вышла в коридор, двинулась в обратном направлении, завернула за угол и подошла к камере. Глубоко вздохнув, протянула руку к замку и провела по нему своей карточкой. Из-за двери донеслось тяжелое дыхание. Как будто Бергеру снились кошмары. 19 Среда 28 октября, 00:05 Бергер лежал на жесткой койке в маленькой камере. Он был не один. Вокруг него толпились люди. Шлюзы открылись, нахлынули воспоминания. Все было как в тумане и, тем не менее, очень отчетливо. Он различал черты лиц, которые не заглядывали в его сознание десятилетиями. Видел прически своих воспитательниц в детском саду. Родимые пятна прабабушки. Каждого игрока футбольной команды шестого класса. Видел отца у столярного верстака и мать у плиты — их образы словно слились с древними гендерными ролями, о которых Бергер составил представление еще в раннем детстве. Из стен вылезали одноклассники из всех классов, родственники, которые давным-давно уехали из страны или умерли, компания друзей в облаке снега на лыжном спуске, коллеги всех званий в разной форме, оскаленные зубы, приближающиеся к его бицепсу, несколько девушек, с которыми он переспал в один день на Пангане, и брюнетка из бара в Барселоне, чье лицо он, видимо, даже не заметил. Женщины из его прошлого продолжали возникать и кружили с загадочными выражениями лиц. Ненависть к женщинам? У Сэма Бергера? Да он же любил этих женщин, по крайней мере в те моменты. Никогда не испытывал ненависти, подумал он, пытаясь встретиться глазами с их уклончивыми взглядами. Только не я. Никогда. И вдруг появилась Фрейя, их первая встреча. Фрейя Линдстрём на вечеринке, куда она пришла с женихом-бизнесменом, по степени оживленности напоминавшим труп. И сразу очевидное родство душ, одинаковый грубоватый смех над странностями жизни. Совершенно такое же чувство юмора. Не эта ли похожесть убила через одиннадцать лет их отношения? Он хотел спросить ее, когда она раз за разом проходила наискосок через его камеру, но, заметив его, она бросила быстрый, испуганный взгляд через плечо. В последний раз он видел ее у пункта досмотра пассажиров в Арланде. Его остановили у заграждений, пришлось звать охранников, Фрейе удалось закрыть своим телом и отвлечь мягкими уговорами близнецов. Бергер слышал их смех, но они так и не увидели его в тот последний раз. Сам он видел их только мельком, и здесь в камере он только угадывал очертания их рук в ладонях Фрейи в Арланде. Но вот близнецы выросли из своих вырывающихся рук и предстали в лихорадочно мельтешащей череде картинок. Ночь, когда, как точно знал Бергер, они были зачаты, тот судорожный жар, когда он выбросил свою сперму глубже обычного в содрогающееся в оргазме тело Фрейи. Потом они в коляске: только он, папа Сэм, мог различить сыновей, даже мама Фрейя часто ошибалась, но папа Сэм — никогда. Вот они плавают в надувных нарукавниках в Адриатическом море; ловят треску в заливе около Хальмстада; спрашивают друг у друга уроки, притворяясь, что играют в телеигру; бегут в детском ночном марафоне, все время поджидают друг друга и добегают до финиша одновременно; поют так громко и неистово, что соседи на Плуггатан в конце концов подают жалобу в жилищное товарищество; стоят весной в зимней одежде в овражке и собирают мать-и-мачеху. И наконец, Арланда, они вырывают руки из рук матери, а она бросает испуганный взгляд через плечо на Бергера. Вокруг нее собрались другие женщины из его жизни, и их взгляды больше не загадочны и уклончивы, но как только он решился посмотреть им в глаза, женщины начали надуваться, как шарики, одна за другой, и беззвучно лопаться. Одной из последних появилась и исчезла Ди. А потом и Фрейя надулась и лопнула. И осталась только одна женщина. Сэм бежал в высокой траве, достающей ему до груди. Он пытался догнать золотистую копну волос, которая высовывалась из травы, как нимб, плывущий нимб над зеленым морем. Он запыхался. Наконец, ему удалось подбежать к нимбу, длинные светлые волосы легли на плечи, и Вильям Ларссон обернулся. Сэм никогда не переставал поражаться, и ему никогда не удастся перестать поражаться этому бугристому лицу, по-кубистски торчащим костям. Они быстро обнялись, запыхавшиеся, задыхающиеся. Потом Вильям снова побежал. Сэм не последовал за ним. Вместо этого он залез на камень, камень был скользким, но ему удалось удержаться. Он очистил небольшой глазок в грязном окне. Под шелест осин, который становился все громче и громче, он встретился взглядом с пятнадцатилетней девочкой. Их взгляды скрестились, а потом с ее лба скатилась капля крови, попала в глаз и окрасила его в красный цвет. И, конечно, он видел там не только это среди выброшенных на берег буев и покрытых патиной якорей, среди веревок, канатов и шкотов. Он видел весь неутомимо тикающий механизм, за которым часто наблюдал и раньше, впечатленный и восхищенный. Он видел идеально скоординированное сочетание согласно работающих шестеренок, колес, заводных пружин, осей, штифтов, валов, балансиров, шпинделей, маятников, рычагов и гирь. Но и это было не все. В середине механизма стояла она. Ее опутывали цепи. Мощный часовой механизм неумолимо тикал, медленно, медленно расчленяя ее. Он встретил взгляд девочки через десятилетия. Он встретил умоляющий взгляд Молли Блум. И проснулся. И увидел перед собой ничуть не умоляющий взгляд Молли Блум. Она села на корточки рядом с его койкой и сказала: — Вставай. Надо спешить. Ей пришлось ему помочь, ноги не слушались.