Часть 3 из 36 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Кажется, он подслушивает ее мысли, ощущает тщетные попытки сдержаться и не способен смириться с тем, что Жанета устойчива к его яду. Прежде чем уйти, нужно разрушить ее, разбить на части, оставить собирать осколки собственного достоинства по ковру. Брандао останавливается у порога и, завязывая шнурки, беззаботно произносит:
– Пора найти новую горничную, а, пташка?
Жанета застывает. Она боится вздохнуть. Тьма возвращается, крики возвращаются. Слезы текут по ее лицу против воли.
– Брандао, пожалуйста, не заставляй меня делать это снова, умоляю тебя.
– Мы уже этим занимались и будем заниматься. Мы с тобой – одна команда.
Он подходит, склоняется над столом и слизывает ее слезы, одну за другой, словно облизывает шоколадное мороженое. Жанету передергивает от отвращения. Она не хочет смотреть в его глаза, но это неизбежно. В эти красивые зеленые глаза, в которых она видит только садистское удовольствие. Она знает, что не должна проявлять непослушание, но не может с собой справиться, она должна задать вопрос.
– Брандао, что случилось с последней? Ради Пресвятой Богородицы, я не могу этого вынести! Расскажи, что случилось с последней девушкой.
Его рот расплывается в победной улыбке. Он хотел, чтобы она спросила. Это его способ заставить ее чувствовать себя неполноценной, бессильной. Брандао чеканит слова низким и убийственным тоном:
– Это не твое дело.
– Прошу тебя!
Он отвешивает ей пощечину. Сухой звук шлепка исчезает в звуках титров: начинается мыльная опера с живой музыкой и танцующими фигурами. Жанета чувствует, как горит правая щека, знает, что кожа покраснела, и винит себя за то, что она такая идиотка. Ей не следовало ничего спрашивать.
– Завтра у нас будет новая горничная, – заявляет он, подойдя к двери. – Я собираюсь уйти пораньше, и мы устроим вечеринку! Готовься, пташка!
* * *
Жанета взволнованно ходит по комнате. Она переключает каналы в поисках новостей о женщине, выпавшей из окна здания полицейского управления. В новостях не упоминалось подробностей, кое-кто даже трактует это событие как несчастный случай, но она-то знает: это было самоубийство. Вбить ключевые слова в Гугл и найти видео дневной программы, посвященной этому событию. Ведущий утрирует, гримасничает и звонит репортеру, который берет интервью у того начальника полиции, который ненавидит военных полицейских. Ах, если б он только знал то, что известно ей…
Жанета берет журнал с кроссвордами и, выбрав чистый лист, записывает имя: Уилсон Карвана. Когда она пишет, ее охватывает искра мужества, желание отличаться от той, какая она есть на самом деле, но Жанета знает, что не должна. Если бы она только поговорила с начальником полиции, то, возможно, почувствовала бы себя более уверенно. Трудно делиться интимными подробностями с тем, кого едва знаешь. Лучше не стоит.
Она сдается, но все еще стоит перед компьютером. А потом опять пересматривает видео. Жанета обращает внимание на женщину-полицейского, которая занята на месте преступления. Снова концентрируется на ней. По другой ссылке она смотрит новый репортаж. Здесь женщина-полицейский тоже появляется и даже дает интервью, ее имя написано ниже: Вероника Торрес. Что-то в ее взволнованном тоне говорит Жанете, что Вероника – хорошая женщина. Она всегда считала, что способна определять характер людей, просто взглянув на них. Она совершила большую ошибку с Брандао, но больше так не ошибется.
Жанету охватывает радость, когда, введя «Вероника Торрес» в поисковик, она находит ее номер телефона в департаменте полиции. Стереть историю, выпить стакан воды, сесть в кресло, выключить телевизор. Снять телефонную трубку домашнего телефона, поколебаться. Быстро набрать номер, прежде чем поддаться неуверенности. Один гудок, второй, женский голос.
– Отдел убийств, добрый вечер. Алло? Алло?
Ей хочется плакать. Слишком давно она не слышала чужого голоса, кроме как по телевизору. Последним человеком был… Последней была девушка с золотистой кожей. Жанета не хочет о ней думать. Это страшит ее. Надо сделать глубокий вдох и рискнуть:
– Донья Вероника?
– Нет, офицер Вероника уже ушла. Могу я вам помочь?
Разочарование сокрушает Жанету. Она вешает трубку, уверенная, что сходит с ума. Быстро звонит в пекарню и мясную лавку, пока звонок не исчезнет из реестра. После идет в свою комнату, глотает две таблетки, торопливо произносит «Отче наш» и забирается в постель, пытаясь закрыть глаза. Ей не хватает смелости. Она смотрит в потолок. В спальне включен весь свет. Она боится темноты. Она так пристально смотрит на белые лампочки, что перед глазами мелькают черные точки. У нее кружится голова. Жанета думает о замученных женщинах, криках ужаса и Коробке. Посвистывание Брандао до сих пор эхом раздается в ушах, а навязчивая музыка не дает ей уснуть.
Спи, моя малышка, не стоит просыпаться…
Мысль не выходит из ее головы. Если б у нее было хоть немного жалости к себе, если б она была настоящей женщиной, ей стоило бы подняться на очень высокое здание и поступить так же, как и та, другая. Прыгнуть оттуда без страха. Кто знает, может быть, так она нашла бы покой.
5
Добравшись до гаража у дома, я подправила макияж у зеркала заднего вида, стараясь замаскировать опухшие от слез глаза. Некрофилия, гной – все, что приходило на ум. Даже такая разбитая, я не могла позволить себе сломаться. Я вошла в дом и увидела Паулу на диване, рядом – полупустая бутылка вина. Он поднялся, уставившись на меня пьяными глазами. Сутулясь, муж подошел ко мне.
– Любовь моя, – проговорил он, коснувшись моей руки. Паулу хотел поцеловать меня, но я незаметно отвернулась. Только не в губы.
– Прости за время. День был сумасшедший.
– Я все видел в новостях. Как ты? – встревоженно спросил он. Женщина покончила с собой прямо на моих глазах, и он винил себя за то, как это могло на меня повлиять. Я знала, этот крест мне предстоит нести до конца жизни. Как две татуировки на моих запястьях, теперь уже выцветшие, которые по-прежнему оставались следами отчаянной попытки в 24 года. В этом дерьмовом мире самоубийство не должно быть настолько ужасным.
– Я в порядке, – откликнулась я, отстраняясь от него. Паулу обнял меня сзади и поцеловал в затылок. Закончилось все тем, что он погладил меня по волосам, словно я ребенок. Я не отреагировала, но меня это бесило, сильно бесило. Чем милее он себя вел, тем больше я должна ему, и это правда. Паулу был типичным идеальным мужем, добытчиком, верным, заботливым. Поскольку я никогда не была идеальной, с этим нелегко смириться.
– А дети?
– Спят, хочешь обсудить это дело?
– Ты же знаешь, что нет.
Из мини-бара в гостиной я налила себе щедрую порцию виски. Паулу снова сел на диван и уставился на меня, словно пытался истолковать мои движения.
– На мой взгляд, тебе не следует лезть в это дело, – проговорил он наконец. Я едва подняла глаза; чем меньше с ним спорить, тем лучше.
– Мне просто нужно немного поспать, – отозвалась я. Выдавила из себя улыбку и, прежде чем он успел сказать что-нибудь еще, вышла в коридор. В комнате проглотила таблетку «Фронтала», запив ее остатками виски. И попыталась уснуть.
* * *
Еще не открыв глаза, я поняла, что у меня проблемы. Во рту привкус ручки от зонтика, глаза сухие и слезящиеся. Из постели я слышала «бур-бур-бур» завтракающих домочадцев. Я не шевелилась, одолеваемая единственной мыслью: «Дерьмо, покупки! Я совсем забыла!»
Я уже представляла себе весь тот шквал жалоб, с которым предстоит столкнуться, стоит выйти на кухню. Быть матерью и заниматься при этом серьезной работой – миссия для суперорганизованных людей. Я всегда завидовала таким женщинам, со стикерами для каждой вещицы, готовыми списками покупок, пачками счетов к оплате… Мой продуктовый список даже писать не нужно: когда я вспоминала, что чего-то не хватает, дома и рулона туалетной бумаги не оставалось.
Я встала с кровати, ощущая боль в каждой мышце в ногах. Приняла холодный душ, чтобы убедиться, что в самом деле проснулась, за десять минут нанесла макияж и отправилась противостоять толпе родных. Женщина подобна индейцу, рисует себе лицо для битв, с которыми сталкивается ежедневно.
– Наконец-то, Веро! – воскликнул Паулу при виде меня. Рафаэль отщипывал кусочки черствого хлеба, а Лила допивала молоко из стакана.
– Я знаю, я забыла про покупки.
– Обходимся двумя яйцами на четверых, но нет ни масла, ни даже детской «Нутеллы»… Представляешь, как все запущено?
– И тебе доброго утра. – Еще одного раунда мне не выдержать. – Ты можешь сходить на рынок за покупками, Паулу. Это не сделает тебя менее мужественным.
Рафаэль с Лилой посмотрели на меня наивными глазами. Они не в курсе, что случилось, но понимают: по утрам со мной лучше не связываться.
Дети неловко поцеловали меня и вышли из-за стола, отправившись чистить зубы. Паулу воспользовался возможностью и приблизился:
– Хреново! Мне не стоило наезжать на тебя после вчерашнего.
– Нестрашно.
– Обещай, что не полезешь в дело той женщины, которая выпрыгнула из окна?
– Обещаю, – солгала я, не отводя взгляда. Это было легко, я к этому привыкла. – Надо идти. Ты помнишь, какой сегодня день?
– Ну конечно. Но у тебя и без того голова забита, я думал, ты забудешь. Сколько бы ему исполнилось, твоему отцу? Восемьдесят один?
– Восемьдесят два, – сказала я, целуя его в лоб, рядом с появляющимися залысинами. – Я зайду на кладбище, чтобы оставить цветы, прежде чем ехать в полицейский участок.
– Держись.
– Постараюсь.
Я хлопнула дверью, а в лифте все думала о той лжи, которую наговорила мужу за несколько минут. На мгновение мне стало не по себе, но потом я отмахнулась от этих мыслей. Моя привязанность к нему – это правда, и семья, которую мы с ним создали, – тоже правда. Ложь… что ж, ложь служит только для того, чтобы все оставалось на своих местах.
* * *
Может быть, пора поговорить о том, откуда я выбралась, кто я такая, и обо всех тех вещах, которые стоило прояснить с самого начала, но я избегала их касаться. Удивительно, насколько мы зависимы от прошлого.
Я появилась на свет в обычной семье, единственный ребенок родителей, живущих в субпрефектуре Пиньейрос[14], представителей среднего класса, отец – полицейский, а мать – домохозяйка. Как и почти все в районе, я закончила государственную школу имени Фернана Диаса Пайса[15], которая славилась традиционным подходом, качеством образования и строгостью. Я получила превосходное образование. Я всегда очень хорошо писала, потому, естественно, поступила на факультет искусств Университета Сан-Паулу. Яблочко от яблони недалеко падает, и, получив диплом, в возрасте 22 лет я приняла участие в публичном конкурсе на должность служащего полиции. Согласно моей логике, так я могла прикоснуться к тысяче историй и написать десятки книг. И кто знает, может быть, даже стать известным писателем. Я чистый Лев, люблю, когда мною восхищаются и хвалят. И мечтаю по-крупному.
Моя жизнь не была идеальной, но могу сказать, что я была счастлива жить с героическим отцом и чересчур заботливой мамой; мне нравилось незатейливое существование среди бородатых парней и коммунистических идей. А потом произошло это.