Мы молча зашли в спальню. Кэти быстро заснула, а я лежал с открытыми глазами, ощущая тепло ее тела. «Почему ты ничего не сказала? Почему закрылась? – мысленно вопрошал я Кэти. – Я же твой лучший друг. Одно слово! Хотя бы одно слово, и мы бы все решили! Почему ты промолчала? Я ведь рядом. Я здесь!» Я хотел прижать Кэти к себе и не отпускать… Я хотел обнять ее. И не мог. Она исчезла. Той Кэти, которую я любил, больше нет. Вместо нее теперь чужой человек. К горлу подступили рыдания. А потом по щекам полились горячие слезы. Я тихо плакал в темноте. * * * Утром мы поднялись с кровати, и началась обычная рутина. Кэти отправилась в ванную, а я готовил кофе. Она вошла в кухню, и я вручил ей дымящуюся чашку. – Ты ночью издавал странные звуки, – проговорила Кэти. – Бормотал что-то. – Что именно? – Я не поняла. Бессмыслицу какую-то. Видимо, «травка» еще не выветрилась, – ехидно проговорила она и, взглянув на наручные часы, добавила: – Мне пора, а то опоздаю. Кэти допила кофе, поставила чашку в раковину и быстро клюнула меня в щеку, я едва не отодвинулся от нее. Услышав, как за ней хлопнула входная дверь, побрел в душ. Выкрутил кран горячей воды почти на максимум, а потом долго стоял, подставив лицо под обжигающие струи, и рыдал. Рыдал, не сдерживаясь, как маленький ребенок. После, вытираясь, случайно увидел свое отражение в зеркале. Я выглядел ужасно: серая кожа, усталое, морщинистое лицо старика. Будто прибавил за одну ночь три десятка лет. Я был старым, измотанным, моя энергичность испарилась без следа. И тогда я принял важное решение. Расстаться с Кэти – все равно что отрезать себе руку или ногу. Я просто не был готов так себя покалечить. Плевать на мнение Рут. Она тоже может ошибаться. Кэти – не мой отец, и я вовсе не обречен раз за разом проигрывать сценарий из детства. Я приложу все усилия, чтобы изменить наше с ней будущее. Однажды мы сумели обрести счастье, значит, сумеем и вновь. Рано или поздно Кэти сознается, сама мне обо всем расскажет, и я ее прощу. Мы переживем трудные времена. Я не отпущу Кэти и ничего не стану ей говорить. Прикинусь, будто не читал ее переписку. Забуду. Похороню это. У меня просто нет выбора, кроме как продолжать. В конце концов, я не имею права уступить этому, я отказываюсь сдаться и развалиться на части. Я ведь несу ответственность не только за себя, но и за пациентов, как быть с ними? От меня зависят люди. И я не могу их подвести. 11 – Я ищу Элиф, – сообщил я. – Не знаете, где она? – А зачем она вам понадобилась? – Юрий посмотрел на меня с любопытством. – Просто хочу поздороваться. Я хотел бы коротко представиться каждому пациенту. Сообщить, кто я и каковы мои обязанности. – Понятно. Готовьтесь: с Элиф порой тяжеловато. Ничего личного. – Юрий взглянул на часы. – Сейчас половина – значит, у нее только что закончилась арт-терапия. Идите в комнату отдыха, не ошибетесь. – Спасибо. Комната отдыха представляла собой большое круглое помещение, где стояли диваны с потертой обивкой, журнальные столики и книжный шкаф со старыми книгами, которые никто не читал. Мебель пропиталась запахами застоявшегося чая и сигаретного дыма. За одним из дальних столов двое пациентов играли в нарды. Элиф в одиночестве стояла возле бильярдного стола. – Привет, Элиф! – поздоровался я и, приближаясь, улыбнулся. Она подняла на меня испуганные, недоверчивые глаза. – Чего тебе? – Не волнуйтесь, всё в порядке. Я на минутку. – Ты не мой врач. Мне уже одного назначили. – А я и не врач. Я психотерапевт. – И этот имеется, – презрительно буркнула Элиф. Я улыбнулся, в глубине души радуясь, что с ней работает Индира, а не я. Вблизи Элиф выглядела еще более устрашающе. И дело было не в ее огромных размерах, а в неистовстве, которым дышала каждая черта лица: неизменно хмурый вид, полные злобы черные глаза, по тому, как она смотрела, явно читалось психическое отклонение. От Элиф разило по́том и самокрутками, которые она без конца курила, отчего кончики пальцев на руках почернели, а зубы и ногти приобрели темно-желтый оттенок. – Если позволите, я хотел бы задать пару вопросов об Алисии, – сказал я. Элиф с грохотом бросила кий на стол и начала устанавливать шары для новой партии. Внезапно она замерла, просто застыла без движения, глядя в пустоту бессмысленным взглядом. – Элиф? Ответа не последовало. По выражению ее лица я понял, что творилось. – Элиф, вы сейчас слышите голоса? Подозрительный взгляд в мою сторону. Пожатие плеч. – Что они говорят? – Говорят, что тебе нельзя доверять. И что за тобой нужно присматривать. – Правильно. Вы меня не знаете, поэтому так решили. Пока еще рано. Может, со временем все изменится. Судя по взгляду, Элиф весьма в этом сомневалась. – Любите бильярд? – произнес я, кивнув на стол. – Не-а. – А почему? – Второй кий сломался, и его до сих пор не заменили. – Вы поделитесь со мной кием, если мы сыграем? Я потянулся к лежащему на сукне кию, но великанша резко его схватила. – Отвали, это мой кий! – гаркнула она. Я невольно отшатнулся, пораженный интенсивностью ее реакции. Она с ощутимой силой ударила кием по шару. Некоторое время я понаблюдал за ее игрой, потом предпринял вторую попытку. – Может, все-таки расскажете, что случилось в первые дни по прибытии Алисии в Гроув? Не припомните? Элиф отрицательно помотала головой. Я продолжал: – В ее личном деле указано, что в столовой между вами произошел конфликт. Это она на вас напала? – Да, помню… Пыталась убить меня. Черт возьми, она мне чуть горло не вскрыла! – Согласно отчету, сначала вы что-то шепнули Алисии. Скажите, что именно? – Ничего я ей не шептала. – Элиф яростно затрясла головой. – Я не утверждаю, будто вы ее спровоцировали. Мне просто любопытно, что это были за слова. – Ну я ей задала один вопрос. – Какой именно? – Я спросила: «Он заслужил?» – Кто? – Хахаль ейный. – Элиф улыбнулась. Вот только это скорее была не улыбка, а уродливая гримаса. – В смысле, муж Алисии? То есть вы спросили Алисию, заслуживал ли ее муж смерти? – переспросил я, не уверенный, что правильно все понял. Элиф кивнула и ударила кием по очередному шару. – А потом я спросила, как этот мужик выглядел. Она ж в него пальнула: череп вдребезги, мозги на стене… – И она захохотала. Я ощутил сильнейшее отвращение. Наверняка слова Элиф породили и у Алисии подобную реакцию. Элиф вызывала омерзение и ненависть – это была ее патология. Именно такие чувства передала новорожденной Элиф ее мать. Она заставила маленькую дочь ощущать себя мерзкой и ненавистной. И та неосознанно побуждала окружающих испытывать ненависть в свой адрес – надо сказать, весьма успешно. – А как сейчас? У вас с Алисией хорошие отношения? – О да. Мы очень близки. Прямо лучшие подруги, – Элиф загоготала. В кармане неожиданно завибрировал телефон. Я взглянул на экран: номер неизвестный. – Прошу прощения, я должен ответить на звонок. Большое спасибо за помощь! – откланиваясь, произнес я. Элиф что-то неразборчиво пробормотала и вернулась к игре. * * *