– Да, – после секундного колебания ответил я. – Думаю, это пойдет Алисии на пользу. – Осторожнее, приятель, – сказал Кристиан, пристально глядя на меня. – Спасибо за предупреждение, но ничего сверхопасного пока не происходит. – Просто знай: пациенты с пограничным расстройством – отличные манипуляторы. Ты уже попался, хотя вряд ли осознаешь. – Алисия не манипулирует мной, Кристиан! – возмутился я. – Еще как! – расхохотался он. – И ты готов дать ей все что угодно. – Я пытаюсь дать Алисии лишь то, что ей необходимо. Обрати внимание на разницу. – А откуда ты знаешь, в чем именно она нуждается? – наседал Кристиан. – Ты слишком идентифицируешь ее с собой, это очевидно. Но пациентка здесь она, а не ты. Стараясь подавить злость, я взглянул на часы и сухо произнес, вставая из-за стола: – Мне пора. – Берегись, Тео, она тебя погубит! – раздался позади голос Кристиана. – И не говори потом, что я не предупреждал! Его слова вызвали неприятный осадок, который отравил мне весь остаток дня. * * * После работы я отправился в ближайший к Гроуву магазинчик в конце дороги за сигаретами. Вытащив одну, щелкнул зажигалкой и крепко, с наслаждением затянулся. Все это я проделал почти бессознательно. Я не мог выкинуть из головы слова Кристиана, все прокручивал их, пока машины проносились мимо. «Пациенты с пограничным расстройством – отличные манипуляторы». Неужели он попал в точку? И поэтому у меня сразу же испортилось настроение? Действительно ли Алисия пытается мной манипулировать? Кристиан был в этом уверен, и Диомидис наверняка подозревал то же. Правы ли они? Тщательно проанализировав ситуацию, я пришел к однозначному выводу, что все в порядке. Да, я хочу помочь Алисии, но в то же время в состоянии относиться к ней абсолютно беспристрастно, не терять бдительности, не форсировать события и придерживаться четких границ. Увы, я жестоко ошибался. Ловушка уже захлопнулась – а я не мог признаться в этом даже самому себе. * * * Я связался по телефону с Жан-Феликсом и спросил, не знает ли он, где сейчас художественные материалы Алисии: кисти, краски, холсты. – Наверное, в хранилище? – уточнил я. В трубке на некоторое время повисла пауза, а потом Жан-Феликс проговорил: – Честно говоря, нет. Они у меня. – У вас? – Да. После суда я забрал из мастерской все, что представляет художественную ценность: предварительные наброски, блокноты, мольберт, масляные краски. Решил сохранить для Алисии. – Как благородно с вашей стороны. – Так вы последовали моему совету? Разрешили ей рисовать? – Да, – подтвердил я. – Хотя пока неясно, выйдет ли что-нибудь стоящее из этой затеи. – Что-нибудь точно выйдет. Вот увидите. Прошу об одном – позвольте мне увидеть картины, которые она напишет. – В голосе Жан-Феликса послышалось волнение. Это были странные, голодные нотки. Перед моими глазами возникло хранилище, холсты Алисии, заботливо укутанные в простыни, словно младенцы. Интересно, Жан-Феликс сохранял картины Алисии действительно для нее – или просто был не в силах с ними расстаться? – Вас не затруднит доставить материалы в Гроув? – поинтересовался я. – Ммм… – Жан-Феликс явно растерялся. Он медлил с ответом. Я почувствовал его страх. – Если хотите, я могу забрать их сам, – пришел на помощь я. – Да, да! Спасибо! Отличная идея! – облегченно затараторил он. Жан-Феликс боялся ехать в Гроув, боялся встретиться лицом к лицу с Алисией. Почему? Что между ними произошло? Что так старательно не желал видеть Жан-Феликс? 27 – В котором часу ты встречаешься с подругой? – поинтересовался я. – В семь, после репетиции. – Кэти вручила мне свою чашку из-под кофе. – Вообще-то, подругу зовут Николь. – Отлично. – Я кивнул, смачно зевая. – Честно говоря, обидно, что ты не помнишь ее имя! – Кэти бросила на меня колючий взгляд. – Николь – одна из самых близких моих подруг. Ты даже ходил к ней на прощальную вечеринку, черт возьми! – Да помню я твою Николь… просто забыл, как ее зовут. – Таблетки для памяти попей! Я – в душ! – крикнула Кэти, выходя из кухни. Я молча улыбнулся. Значит, в семь вечера. * * * Без четверти семь я подошел по набережной Темзы к зданию Национального театра, где у Кэти проходили репетиции, и расположился на скамье через дорогу от театра, спиной к служебному входу: чтобы Кэти не заметила меня, если вдруг выйдет раньше времени. Я то и дело осторожно оглядывался, но дверь служебного входа по-прежнему оставалась закрытой. В пять минут восьмого дверь наконец-то открылась. Послышались обрывки разговоров и смеха. Артисты труппы по двое или по трое выходили на улицу. Кэти среди них не было. Я ждал. Пять минут. Десять. Поток выходящих иссяк, больше из театра никто не появлялся. Наверное, я пропустил ее. Скорее всего, Кэти вышла до моего прихода. Если только она вообще присутствовала на репетиции… Неужели она соврала даже об этом? Я вскочил со скамьи и направился к зданию театра. Я должен убедиться. А если она окажется там и увидит меня, что тогда? Надо выдумать какой-то предлог, зачем я сюда пришел. Решил сделать ей сюрприз? Да! Скажу, что хотел пригласить их с Николь в ресторан. А Кэти начнет изворачиваться, на ходу сочиняя очередную нелепицу, мол, «Николь неожиданно приболела, и нам пришлось отменить встречу». И в итоге мы с Кэти проведем еще один вечер некомфортно, вместе, но по одиночке… Очередной вечер в долгом молчании. Я достиг двери служебного входа, после недолгих колебаний все же потянул за зеленую ржавеющую ручку и вошел внутрь. Я шагал по пустому коридору с гулким цементным полом. Пахло сыростью. Репетиционный зал Кэти находился на пятом этаже (она всегда жаловалась, что каждый день вынуждена карабкаться по бесконечным ступеням), и я стал подниматься по центральной лестнице. Миновав второй этаж, повернул к пролету третьего, и тут с этажа выше до моих ушей донесся голос. Это была Кэти. Она спускалась вниз и говорила по телефону: «Знаю, прости, пожалуйста. Скоро буду! Да, да, пока!» Я замер. Еще пару секунд, и мы неизбежно столкнемся нос к носу. Я промчался по ступеням вниз и юркнул за угол. Кэти прошла мимо, не заметив меня. Вскоре грохнула дверь служебного входа. Я побежал следом. Кэти быстро шагала в сторону моста. Я пробирался чуть позади, маневрируя между жителями пригорода и туристами, и старался держать безопасную дистанцию. Кэти пересекла мост и спустилась в метро на станцию «Эмбанкмент». Я следовал позади, размышляя, какое направление ей нужно. На поезд она так и не села, а прошла вестибюль станции насквозь и вышла с противоположной стороны. Затем я последовал за ней вдоль Чаринг-Кросс. Постояв на светофоре, мы друг за другом перешли улицу и направились в Сохо. Я шел по узким улочкам в нескольких шагах позади Кэти. В какой-то момент она повернула направо, потом налево, затем снова направо и вдруг неожиданно остановилась. Мы оказались на углу Лексингтон-стрит. Кэти явно чего-то ждала. Значит, вот где назначена встреча… Удачное место – центр, суета, анонимность. Помедлив, я спрятался в пабе неподалеку, специально выбрав место у стойки бара, чтобы видеть Кэти, стоявшую через дорогу от паба. – Слушаю, – неприветливо произнес бармен с косматой бородой. – «Гиннесс», пинту. Широко зевнув, он медленно направился в другой конец барной стойки, чтобы налить пива. Я не отрываясь смотрел на Кэти в окно. В пабе я чувствовал себя в безопасности. Снаружи заметить меня было невозможно, даже если б она вдруг посмотрела прямо в окно. Вскоре так и произошло, и на пару секунд я напряженно замер в полной уверенности, что моя засада раскрыта. По счастью, взгляд Кэти плавно заскользил дальше. Минуты шли, однако Кэти продолжала стоять на том же месте. А я следил за ней из паба, неспешно потягивая пиво. Тот, кого она ждала, явно не торопился. Кэти не любит, когда опаздывают. Она ненавидит ждать, хотя сама опаздывает регулярно. Я видел, как в Кэти нарастало раздражение: она хмурилась, все чаще смотрела на часы. Наконец я заметил, что к Кэти направляется мужчина. Он только появился, а я уже рассмотрел и оценил его: мощное телосложение, рыжие волосы до плеч… Удивительно! Кэти всегда утверждала, будто ей нравятся лишь темноволосые мужчины с глазами в точности как у меня. Вероятно, очередная ложь… Странно: мужчина прошел мимо. Кэти на него даже не взглянула. Вскоре незнакомец пропал из виду. Значит, это не он. По горькой иронии судьбы в тот момент мы с Кэти наверняка думали об одном и том же: неужели ее продинамили? И вдруг она ожила и заулыбалась, активно замахала рукой куда-то вне моего поля зрения. Ну вот и дождались. Сейчас я его увижу. Я выгнул шею, чтобы поскорее увидеть соперника… В сторону Кэти на высоченных каблуках и в невозможно короткой юбке семенила сексапильная блондинка лет тридцати. Я моментально узнал в ней Николь. Подруги обнялись и поцеловались, а потом медленно пошли, рука в руке, смеясь и щебеча друг с другом. Выходит, Кэти не наврала про встречу с Николь. Моя реакция на произошедшее оказалась довольно странной. Я должен был облегченно выдохнуть и радоваться, что Кэти сказала правду. Но я не был рад. Я был разочарован. 28 – Ну как? Правда здесь светло? Нравится? – Юрий с гордостью показывал Алисии новую мастерскую.