— Это почему же? — Так... Деньги всегда нужны... Щеголев побледнел. Стало горько и сухо во рту и дыхание перехватило. Но он тут же взял себя в руки, бледность медленно сходила с лица, и Щеголев сухо спросил: — Сколько денег предлагаете? — Тысячу рублей. «Ого, моя зарплата более чем за полгода», — подумал Щеголев. Деньги ему, вообще-то, предлагали за время его службы в ОБХСС не раз, но каждый раз он терялся, как будто был виноват в чем-то... В сложившейся ситуации ему представлялось три выхода — первый: подойти к красавцу чуть поближе и, перекинув тяжесть своего тела на левую ногу, ни слова не говоря, врезать ему под подбородок крюком справа, на который Щеголев был когда-то мастер; второй — коротко и крепко высказав все, что он о нем думает, задержать его; и третий — вступить в игру. — Это вы всерьез? — спросил Щеголев. — А разве я похож на клоуна? — Не знаю. А, вообще-то, вы правы. Дело мы закончили. И дальше не пойдем. Давайте деньги — я согласен. Парень с полминуты колебался, потом оглянулся и, опустошив карманы, протянул Щеголеву две пачки. — Тут по пятьсот рублей, можете проверить. Он внимательно сквозь темные очки проследил, как Щеголев, не считая, положил пачки в разные карманы. — Ох, как хорошо, что мы так быстро поняли друг друга. — А вы опасались сложностей? — Ведь я играю с огнем. — Но ведь вам за эту «игру» перепали проценты? — Это не суть важно... Щеголев удовлетворенно похлопал по карманам, где лежали деньги. — Что же будем делать? — выжидающе спросил парень. — А что, вам расписку дать в получении денег? — Да нет, я вынужден вам верить на слово. Ведь мне поверили. И тут Щеголев понял — за ними следят. Только кто? Может быть, эти двое мужчин, о чем-то спорящие на скамейке, или вон та женщина, покупающая пирожки, или шофер самосвала, остановивший машину у самого тротуара недалеко от них... Ну, конечно. А как же может быть иначе? И, видимо, сам парень об этом не подозревает. — Ладно, — сказал Щеголев. — Раз вы мне верите, разойдемся, как в море корабли. И они разошлись. «Почему они решили, что мы и дальше пойдем по цепочке? Вот уж действительно, на воре шапка...» — подумал Щеголев, не зная, однако, сам, кого же он подразумевает под словечком «они». Значит сработал все-таки намек Виктора Викентьевича? Хорошо, что не задержал он сгоряча этого парня-красавца и не привел его в милицию. Ведь если этот парень не дурак, то, конечно же, отказался бы от денег, поднял бы шум — «провокация». И тогда уж вряд ли добрался бы Щеголев до «них», тут же постарались бы замести следы. А так... Успокоятся, решат, что все в порядке — ведь деньги Щеголев взял... На углу улицы Щеголев остановил пустое такси. «Повезло», — облегченно подумал он и сказал шоферу: — Я из милиции. Поедем за этим автобусом. Но только не прямо отсюда, небольшой крюк сделаем. «Надо сбить наблюдателей с толку, если за мной действительно следят», — решил Щеголев. Вышел молодой человек на конечной остановке, там пересел на трамвай. И такси теперь «прицепилось» к трамваю. Надо было дожидаться, пока парень выберется из переполненного трамвая, оглядится, перебежит через дорогу и скроется в подъезде трехэтажного дома. Щеголев вынул из кармана два рубля, сунул их в руку шоферу и вошел в подъезд дома, где скрылся парень в темных очках. Щеголев прислушался. Шаги затихли где-то на третьем этаже. Хлопнула дверь. Щеголев выглянул из подъезда и, увидев на противоположной стороне улицы голубую будочку телефона-автомата, решительно направился туда, набрал номер. Виктор Викентьевич долго не отвечал, наконец поднял трубку, и Щеголев попросил прислать кого-нибудь из инспекторов на остановку «Гастроном» пятнадцатого маршрута автобуса по возможности скорее. Виктор Викентьевич пробурчал «Ладно, попробую», и Щеголев, положив трубку, вышел на улицу. Через полчаса на остановке появилась «Волга», из нее медленно вылез грузный мужчина Николай Гусаров, инспектор уголовного розыска. Внешний облик Гусарова с понятием «оперативный работник» никак не вязался. Лицо у него постное и скучное, голос тихий и какой-то задумчивый. Но Гусаров в розыске проработал долго и работником считался опытным. «Наверное, у нас в отделе никого нет», — подумал Щеголев и, рассказав Гусарову, в чем дело, попросил его разыскать домкома и под видом проверки домовой книги разузнать, что это за парень проживает на третьем этаже. Внешность его Щеголев весьма живописно описал. Гусаров мрачно произнес: «Будь сделано». А Щеголев опять направился звонить, чтоб прислали еще подмогу и уж крепко установили за домом наблюдение и «пасли» бы этого парня в темных очках — Наума Коршунова, работника городского Управления торговли. Да, служил он в отделе промтоваров, об этом сообщил Щеголеву Гусаров, побеседовавший с домкомом. — Ты не беспокойся, никогда не узнает домком, зачем я приходил, — большие глаза Гусарова спокойно глядели на Щеголева. — Я «проверял», не проживают ли в доме не прописанные. В городском отделе милиции Щеголев сразу направился к Виктору Викентьевичу. Секретарши в приемной не было, и он заглянул в кабинет. — Разрешите? — Заходи, заходи... Виктор Викентьевич оторвал от бумаг озабоченное лицо и тягостным взглядом уперся в Щеголева. А Щеголев, осторожно перебирая ногами и утопая в знакомом ворсистом ковре, подошел к столу, вытащил из карманов две пачки по пятьсот рублей и положил их перед Селищевым. Начальник от удивления выкатил коричневые свои глаза на пачки двадцатипятирублевок. — Это что за шутки? — Это не шутки, Виктор Викентьевич, это — взятка. Он коротко рассказал о случившемся. — Ну что же, давай акт составлять будем. «Мы, нижеподписавшиеся...» — Виктор Викентьевич разорвал тонкую бумажку, туго стягивающую одну из пачек, и начал пересчитывать деньги. Он разложил их на столе, горку фиолетовых бумажек. Щеголев глядел на эти бумажки и вдруг увидел сквозь них лица Курасова и Галицкого, они словно призрачно белели над столом... И в который раз Щеголев подумал: «Какой жизнью живут эти «порядочные» жулики? Как это они могут — все время на краю пропасти? Ведь страх... Бесконечный страх... А может быть, бесконечный страх — это уже не страх? Во всяком случае, подобные Курасову, видимо, уверовали твердо — за такие вот фиолетовые бумажки можно все сделать, и откупиться можно. И сейчас кто-то неизвестный потирает от удовольствия руки, думает — и Щеголев клюнул...» — Ровно тысяча рублей... — прервал мысли Щеголева Виктор Викентьевич. Он постучал пальцами по пачкам и голос его приобрел злую твердость. — Ну что ж, теперь попадут денежки в доход государства. Может, в какой детский дом их перечислят — ребятишкам на пользу... Ну, ты что загрустил? Щеголев оторвал взгляд от окна, перевел его на Викентьевича. — Отец... — Что с ним? — озабоченно спросил Селищев. — Не знаю... — растерянно произнес Щеголев. — Врачи рекомендуют курортное лечение... Отец просто так бы не написал... Вы не сможете отпустить меня дня на три? Я мигом управлюсь... — Вот что... — сказал Виктор Викентьевич. — Пиши рапорт на десять дней. Что такое три дня? Надо тебе действительно проведать старика. А с этим, как ты говоришь его фамилия, Коршунов? В общем, за ребят не беспокойся, все без тебя разузнают. А ты вернешься — продолжишь... — Спасибо, Виктор Викентьевич... — Ладно... Упакуй-ка эти свои денежки, — Селищев кивнул на стол. Щеголев аккуратно подравнял двадцатипятирублевки, обернул и заклеил пачки бумажными лентами и, написав на каждой «500 р.», передал пачки Виктору Викентьевичу. А назавтра он улетел. Отец его приезду обрадовался несказанно, но настроение, вообще, у него было подавленное, потому что врачи никак не могли установить диагноз, посылали его в онкологический диспансер, а туда он идти не хотел. Щеголев съездил за известным профессором. Профессор долго изучал многочисленные анализы и рентгеновские снимки, расспрашивал отца, где болит и как, и, наконец, предложил положить отца к себе в клинику хотя бы на несколько дней. Щеголев совсем испугался, и потянулись дни томительных тревожных ожиданий. Но окончилось все благополучно — предполагаемые страшные диагнозы не подтвердились, и все же профессор посоветовал Щеголеву отправить отца на курорт, если путевку удастся раздобыть. Щеголеву это удалось, не без трудов, правда. Улетел он успокоенный надеждой, что все будет у отца хорошо. Щеголев дал себе твердое слово: как только отец подлечится, перетащить его к себе. Вернувшись, он позвонил Вере из аэропорта. Домой от отца Щеголев летел через Москву и, задержавшись на день в столице, он обегал магазины, наконец в «Ванде», настоявшись в длинной очереди, купил ей изящную сумочку и недорогое колье. Все это завернутое в пакетик он обвязал голубой лентой и вот сейчас он думал, как передаст его Вере. — А вы меня можете поздравить, — гулко сказала Вера в телефонную трубку. — Я поступила на подготовительные курсы. — Куда, куда? — Ну, на курсы по подготовке в вуз... А из магазина я ухожу. И еще меня поздравьте, — я скоро... наверное... выйду замуж. — Что? — чуть было не заорал Щеголев, думая, что ослышался, и ему едва удалось сдержать себя, но кровь ударила в голову сильно и звонко. Нет, он не ослышался, ибо она повторила — «выхожу замуж»... Они договорились, что встретятся в кафе около университета. — Я отпрошусь с работы, — сказала Вера. — Хорошо, — откликнулся Щеголев и повесил трубку. Он увидел Веру еще из окна автобуса. Она стояла возле кафе, под большими запыленными часами, радостно улыбалась, и он тоже слабо улыбнулся в ответ. Подарку она обрадовалась как ребенок, поблагодарила, и они направились к свободному столику. Это уютное кафе посещали в основном студенты, потому что расположилось оно рядом с университетом, готовили тут — пальчики оближешь, Щеголев приходил сюда не раз. Народу было много и сейчас, но им повезло — быстро удалось занять маленький столик у самого выхода, и Щеголев заказал цыплят-табака, сухого вина и томатный сок. — Да... Вот и закончилось все это дело, — певуче протянула Вера, как только официантка их обслужила и отошла. — Давайте выпьем за ваш успех. У вас, наверное, как гора с плеч... — И за вашего жениха! — поднял бокал Щеголев. Они чокнулись длинными изумрудного цвета бокалами, и он нерешительно глянул на нее, на ее родниковые глаза, кротко мерцавшие под разбежавшимися врассыпную ресницами, и так тепло коснулся его голубой запах ее волос, и он близко увидел ее губы, обветренные, покоричневевшие... — Спасибо, — серьезно сказала Вера. Она помедлила, а потом добавила: — Мы познакомились с ним на вечере в клубе Министерства торговли. Он такой славный... Он... Я вам как-то все не решалась о нем сказать. Он уже был дома у нас и понравился маме... Может быть, вы его даже знаете.