— Я уже заблудилась. — Мечтай. — Ах, мечты, они ставят меня порой в такое неудобное положение. — Весь мир давно уже там стоит, — прислушивался Марс к спокойному посапыванию кроватки, где рос малыш. — Что же его до сих пор поддерживает, — вяло спросила меня жена, забыв поставить в конце знак вопроса. — Режимы. — Мне казалось, они падают один за другим. Словно домино. — Ты как хочешь, а я спать. Выключи его уже, ты же видишь, как он от тебя устал. — Не могу. У меня в руках пульт от мира. Я должен руководить процессом, а то они, — кивнул я на экран, где шла криминальная хроника, — уже сбились с ног, они пытаются обнаружить след, они даже нашли машину, из которой была убита жертва, теперь разыскивают киллера, того, кто мог это сделать, чтобы узнать, кто же его нанял и зачем, чтобы поймать зло и поставить его в угол, образованный преступлением и наказанием, чтобы успокоить всех. — Понимаю, — вздохнула жена. Все мужчины одинаковы, все считают, что так или иначе правят миром, пусть даже в руках пульт от телевизора. — Раньше ты была обо мне лучшего мнения. «Киллер. Ты убил меня одним поцелуем» — вспомнил я, как однажды сказала она мне. — А сейчас что, сколько надо было этих поцелуев, хоть целую обойму, а толку никакого, будто стреляешь холостыми, может быть, дело было в том, что их срок годности давно истек и нужно менять губы, нет, конечно же, не ее, мои губы, это ведь я ничего не чувствую. Хотя со вкусами вроде как все нормально. Взять хотя бы клубнику, лучше даже килограмм, а если делать варенье на зиму, то все десять. Какой запах? На все воображение. Надо признать, что теперь нам с женой гораздо вкуснее есть клубничное варенье, несмотря на то, что оно тоже простояло в погребе у бабушки год или два. Даже у варенья вкус остается. Выходит, дело вовсе не в губах, которые теперь не тянут даже на маринованные грузди. Может, в языке? Вероятно, он стал канцелярским от долгого семейного общения, он утратил прежний шарм, прежнюю шершавость. Шершень уже не тот. Может, надо менять язык, говорить по-другому, значит, и слышать по-другому, и мыслить по-другому, но тогда уже придется менять всю голову целиком. Мы изменились, мы испортились. Да-да, мы испортились, причем давно, и вообще уже не годны не только к употреблению, но даже к использованию. Все меньше звонков на телефоне. Даже как польза я уже не годен, я стал бесполезным этому обществу. Какое счастье, можно бы воскликнуть и повторить: «Какое счастье — я стал бесполезен этому обществу! И не только я», — снова я вернулся к блоку новостей по ящику. «Но где же тогда счастье? Его же нет тоже. В браке его нет, по крайней мере в моем, может, оно и было когда-то, пока хотелось по три раза на дню, но теперь же — нет. Его нет даже на работе, даже в машине, хотя тоже было первые три месяца, когда я только ее купил. В холодильнике? Может быть, там оно, по крайней мере, хранится дольше. Да, надо пойти перекусить чего-нибудь», — снова посмотрел я на жену. — «Не надо на меня так смотреть». — «Как?» — «Будто между нами уже все было». — «Нет, я надеюсь, что нет, что еще не все», — захотелось мне закричать, но я ограничился: «Поставь, пожалуйста, чайник». Проснулся в четыре ночи, сна нет, темно, долго ворочался, обнимая жену и так и эдак, размышляя, что я такой один, в пять встал, зашел на кухню, зашел в Интернет и понял, что «Нет, не один, нас таких добрая половина, добрая половина проснулась, а вторая спит как ни в чем не бывало, она видит прекрасные сны, это не значит, что она злая, просто у них нервная крепче, или вчера алкоголь, или снотворное, или любовь крепче, та тоже может держать в постели сколько угодно». Скоро он уйдет на работу, а у нее отпуск, декрет о мире, о любви к личному мужу, к собственным детям, и Вика будет спать, пока ее не растрогает совесть или голодный плач малыша. Этим утром ей хотелось кого-нибудь прибить. Как назло, никого вокруг. Муж уже ушел на работу, он у меня молоток, а где лежат гвозди я не знала. «Может быть, позвонить? Да, он уже в небе. Десять километров». Ей вдруг дико захотелось ему позвонить и сказать что-нибудь ласковое, чтобы получить пинок за вчерашнее, как наказание. Этим утром ей не хватало мужа, ей не хватало наказания. День был странный. Дети дружно пошли в школу за знаниями, будто им вдруг надоело глупить, природа строила из себя весну, вторник косил под понедельник, я, не отрывая глаз, делала зарядку в постели. Наконец, выпив кофе, я вырвалась из дома. От города несло осенью, опятами и первоклассниками. * * * Весной, безусловно, дышалось лучше, потому что воздух проникал через все отверстия, она чувствовала это, она знала, что влияние этого времени года несравненно, как влияние любимого мужчины. «Теперь она, весна, будет управлять мной до тех самых пор, пока я не адаптируюсь». «Тебе нужен адаптер, чтобы трансформировать твои расстройства, капризы и твои закидоны», — заявил вчера муж. Была ли весна тем самым адаптером? Скорее всего, по крайней мере напряжение в сети росло. В Интернете все вздыхали, охали и ахали, мечтали поймать бы кого-нибудь в свои сети. Сколько можно, болтается этот карась в моих, и ни одной крупной рыбы больше за всю жизнь. Всякая рыбешка попадалась, с одними можно было перекинуться парой фраз, и становилось все ясно, с другими же не хотелось всю ночь посвятить хронике их жизни. Мне нужен был экшн. Его полная версия, а не трейлер… «Может, в парке погуляем?» — предложил вчера в рабочем порядке муж. — Опять эта ретроспектива. — А тебе что нужно? — Мне нужен экшн. Чтобы мордой в любовь, чтоб накушаться ею до поросячьего визгу». Ерунду болтаю, конечно (муж так и сказал). Почему я такая верная? Или трусливая? Почему я ни разу не попыталась изменить, изменить свою жизнь? Похоже, она меня устраивала. Пришла с работы, кинула ее на диван. «Смотри телевизор, я пойду что-нибудь приготовлю, посуду помою». — «А если этот придет, твой муж?» — «Наш муж!» — «Ну да, наш муж, начнет приставать». — «Размечталась. Не начнет, он же уставший, ему нужен ужин, ему нужен покой, но в крайнем случае дашь ему, что ты как девочка». — «Ладно», — уткнется жизнь в экран, пока я быстро залатаю бытовые дыры. Так и занимаешься вместо любви хозяйством. На черта оно мне сдалось, это хозяйство, а ведь сама к этому шла, сама шаг за шагом, шкаф за шкафом, выстроила это царство уютно-котлетное. Почему нельзя просто купить этот самый уют, в той же самой «Ютере», а лучше бы даже в «Ашане», на вес. «Девушка, этого хватит на вечер?» — «Читайте на упаковке, там все написано». Откусишь прямо там же в магазине, порядок. Принесешь свежего уюта мужу и детям, они тоже счастливы. Все, остальное время можно заниматься ничем, кроме любви или, если ты живешь одна, — собой. И не нужно городить, встраивать мебель туда, где и нет места для самого главного, для любви. Так нет же, вместо этого ты катишь впереди себя телегу и наполняешь ее черт знает чем. «Одна тысяча двести сорок», — произнес кассир, сыграв мне коротенькую увертюру на своем органчике, тот в свою очередь покажет бумажный язык. «А хотела только яиц купить». Вот так же выходишь замуж, вроде как только яйца чьи-то купить, а потом катишь полную телегу черт знает чего еще. Кассир оторвала мне чек и сунула под сдачу вместе с улыбкой: «Приходите еще». — Приду, куда же я денусь, — собрала я в ладошку железо и пересыпала в кошелек. — Вроде четверг только, а я уже вся в субботе. — Ранняя в этом году весна, — услышала чей-то разговор за спиной. — Да? А я вот до сих пор ни в кого не влюбилась. Подруга не слушала, выкладывая на ленту свою пищевую цепочку, вместо нее внимательно слушала я: — Сегодня поссорилась со своим. Теперь жалею. — Чего так? — Погода чудная, могли бы погулять. — Ыммм, — снова проигнорировала ответ она и выпустила в русло черной плоской реки большую форель, та боком легла на ленту и поплыла. Мне стало жалко рыбу, которая сохла на столе вчера на корпоративе в честь Восьмого марта. «Не ждите от жизни подарков! Даже на Восьмое марта», — появилась строчка в сознании. Вика долго не могла вчера уснуть и полночи переписывалась с одним писателем. «Неужели все так грустно? И ничего нельзя изменить уже?» — «Можно, конечно. Успех этой женщины был предопределен тем, что она никогда не ждала подарков от судьбы, будь то Новый год или Восьмое марта», — скормил он мне новую цитату. «После полуночи вредно есть даже духовную пищу, плохо усваивается». — «Все писатели лгуны, они пишут так красиво, чтобы вы им верили». — «А поэты?» — «Те честнее. Они изгаляются так, что начинают верить сами». — «Значит, вы лгун?» — «Конечно, зачем бы я вам писал в такое позднее время». Здесь Вика поставила несколько скобок-улыбок и добавила: — Наверное, у вас было много женщин, — решила поиграть на самолюбии творца Вика. — Достаточно. — Зачем мужчинам столько? — Они ищут неповторимую. — То есть ошибка женщины в том, что она повторяется? — Выходит, что так. — Мужчина ищет неповторимую, женщина — единственного. Какая несправедливость. — Мужчина всегда хочет быть первым, женщина — последней. По-моему, все по-честному. — Вы такую нашли? — высунуло голову женское любопытство Вики из-под одеяла, чтобы вдохнуть воздуха. — Да. Она никогда не задавала мне лишних вопросов. Умная женщина, она знала, что у меня нет лишних ответов. — Где же она? — Ушла. — Почему? — Потому что была умная. — И выходит, неповторимая. — Уже вышла. — Извините, вы не видели здесь мои грабли? — Нет, а что? — Увидела ваше красивое лицо, захотелось наступить. «Мне кажется, вы забываете самое главное. Вы же замужем». — «Как же я пропустила?!)))» — «Погода портится, жизнь налаживается». — «Ночь способна наладить и не такое. Я прямо чувствую, как она налаживается!)))» — Спасибо, доктор! До скорого!!» — закрыла Вика окно, не дожидаясь сквозняка прощания, убрала ноутбук и прижалась к мужу довольная. «Общаешься с одним, спишь с другим, работаешь над собой, жизнь в формате “три дэ”, и все только для того, чтобы от нее не отстать». «Хватит себя жалеть, оставь эту прихоть мужчинам, если ты жалуешься, значит, ты, жалеешь себя», — собрала я продукты в пакет и отошла от кассы, оставив там остатки чьей-то болтовни. * * * Утром Шила написала своим студентам, что неважно себя чувствует. Она частенько делала так, когда не было никакого желания двигаться по карьерной лестнице. Уж слишком она была длинна. Шила сидела дома одна, она искала себя дома одна, протирая пыль с мебели и с других деревяшек, которые боготворил ее муж. Одна из поделок упала на пол, тут же явился на помощь Джек. Он опустил нос и стал нюхать шахматную фигурку. Облизнул и снова уставился на Шилу: «Она такое дерево. Я сделал все, что мог». — Я знаю, — потрепала его за ухом Шила. — Мужик придет. Мужик не пришел, но позвонил. «Приметы — они тоже модифицируются, появляются новые приложения, функции». К ее большому удивлению, это был Марс. После нескольких восторженных эпиграфов и общих фраз они смогли перейти к деталям. — Как ты? — В отпуск хочу. Чувствую себя разбитой. Душе моей необходимо ТэО, — поставила на место деревянную пешку Шила. — Все хотят. — Я особенно. Летом я сама не своя, все время ищу моря. — Кроме этого желания есть что-нибудь новенькое? — Ты веришь в знаки? — ПДД?