– Видел, – все же не очень твердо подтвердил старик Герцингер. – Что вы видели? – задал уточняющий вопрос Марат Абдуллович. – Видел, как он стоит на ступеньках и думает о чем-то, облокачиваясь на перила… – И сколько это продолжалось? – поинтересовался Темирзяев, кажется слегка расстроенный ответом старика. – Пока я шел, он все там стоял. И никуда не торопился, – такой прозвучал ответ. Словом, вроде бы эти выпавшие двадцать или около того минут отыскались. Волосюк действительно какое-то время стоял на ступеньках, ведущих со второго этажа на первый, и о чем-то размышлял. Как он сам и сказал во время второго допроса. А с другой стороны… уж очень слабопамятный этот крепко глухой старик Герцингер, чтобы к его словам относиться с полным доверием. И еще этот невыносимый запах жарящейся селедки. Он никак не может выветриться… Предубеждение против руководителя ювелирно-художественной артели «Путь Октября» Николая Волосюка, сложившееся у майора Темирзяева после показаний Марфы Лукояновой, видевшей, по ее словам, как Волосюк вернулся в контору артели, что сам Николай Григорьевич категорически отрицал, неожиданно получило свое подтверждение. Недоверие Марата Абдулловича к Волосюку и его показаниям не поколебало даже утверждение старика Герцингера о том, что в вечер убийства Матрены Поздняковой он видел Волосюка, стоящего на ступенях лестницы, ведущей на второй этаж. То есть вроде бы Николай Григорьевич в контору не возвращался: постоял на ступенях, подумал о чем-то и потопал домой. И не потому, что старик Герцингер был слишком стар, чтобы безусловно доверять его показаниям. Просто часто так бывает, когда о человеке создается определенное впечатление и от этого впечатления уже никак не отделаться. Оно довлеет и навязывает какие-то свои условия. Даже если об этом человеке узнаются какие-то дополнительные факты, способные как-то поколебать сложившееся о нем представление. А новые подтверждения против Николая Григорьевича Волосюка (что не просто усилили недоверие к нему Темирзяева, но и породили подозрение в его причастности к убийству Матрены Поздняковой) нашлись при допросах еще не опрошенных Маратом Абдулловичем свидетелей. Это были те самые пятеро граждан – двое мужчин, что вошли первыми в помещение конторы артели и обнаружили труп Моти, и две женщины и старик, которые поднялись на второй этаж бывшего дома купцов Тихомирновых следом за двумя мужчинами. Одну из женщин – Гульнуру Имамову – майор Темирзяев уже допросил. И в ее показаниях прозвучала фраза о том, что Волосюк к Новому году подарил Моте позолоченные сережки «Калачи». Поначалу этому факту Марат Абдуллович значения никакого не придал. Ну сделал хозяин своей работнице на Новый год подарок – и что с того? Он, может, своему бухгалтеру и торговому агенту тоже что-нибудь подарил. К примеру, премию хорошую выписал. Или всучил по серебряному портсигару, что тоже весьма неплохо. Но в свете того, что услышал майор Темирзяев от второй женщины, что была вместе с Имамовой в то воскресное утро пятнадцатого февраля, подарок Моте, сделанный председателем ювелирно-художественной артели Волосюком на Новый год, приобрел сомнительное значение. А услышал Марат Абдуллович от той второй женщины по имени Клавдия Амвросиевна Бочкарева следующее… – Как-то в начале февраля уже вечером к нам пришла Мотя Позднякова, – охотно поведала Клавдия Амвросиевна. – Она частенько у нас бывала, поскольку с моей дочерью Ниной они учились в одном классе и дружили, – добавила Бочкарева. – Я спросила ее, что она так поздно в гости-то пришла, когда уже скоро спать нужно ложиться. А она ответила, что-де Волосюк к ней вяжется и не дает проходу, хватает ее за бока и другие разные места, а на ее просьбы не привязываться к ней только скалится и гогочет. А дед Моти ушел и обещался только к десяти домой прийти. Так что, покуда дед ее домой не вернется, можно, мол, ей у нас побыть? Ну, я, конечно, разрешила… Работник артели Семен Голубцов показал, что, придя однажды в контору к бухгалтеру Рауде, видел, как Мотя, исполнив какое-то поручение Волосюка, пришла к нему и стала что-то говорить. Вроде как докладывать ему о чем-то. А он, слушая, обнимал ее, гладил по голове, плечам и спине. Не так, как просто детей гладят. – Я его еще спросил: пошто он так чужую девочку ласкает? – добавил к своему рассказу Семен Голубцов. – И Николай Григорьевич мне ответил: дескать, позже пригодится. Я тогда не понял, как это может ему пригодиться. А теперь понимаю: любовницу он из Матрены хотел сделать. Когда малость подрастет, конечно… Надеялся, что она к ласкам его привыкнет и, когда ей побольше годков станет, он со всеми этими своими ласками и обхаживанием дальше пойдет. И отпору от нее ему уже не будет… – Подарки ей всякие делал, – в унисон Бочкаревой и Голубцову вторил старик Карташев, что исполнял время от времени мелкие поручения Волосюка, имея за это от него небольшую прибавку к пенсии. Именно Карташев был в той пятерке людей, которые первыми обнаружили труп Моти в жилой комнате помещения конторы артели. И ему не раз приходилось бывать в артели, в том числе и на втором этаже. – То кулечек конфет ей принесет, то мелкою монетой одарит. А где-то за неделю до смерти девочки браслет ей обещался подарить. Своими ушами слышал… Словом, картинка относительно Волосюка вырисовывалась самая неприглядная. Председатель промыслового кооператива «Путь Октября» Николай Григорьевич Волосюк оказывал расположение Матрене Поздняковой, чужой по отношению к нему девочке. Хотя никакого повода к такому с ней обращению она не подавала. Матрена Позднякова – и это признается всеми свидетелями, которые более или менее ее знали, – несмотря на ладность ее фигуры (без обычной подростковой угловатости), была еще совсем девочкой. Интереса к мужчинам никакого не проявляла, была рассудительной и скромной, несмотря на заметную бойкость характера. Еще одним значимым свидетелем, усилившим подозрения в отношении Николая Григорьевича Волосюка, являлся бывший его сослуживец Зиновий Матусевич. Он показал, что Волосюк и в молодости был шибко охоч до женского полу и не однажды пользовался служебным положением, чтобы добиться от женщин известного расположения. Когда же вошел в возраст, стал больше предпочитать молоденьких женщин, даже юных особ, и ни одной юбки не пропускал мимо себя. Еще выяснилось, что у Волосюка, который был женат, всегда были любовницы, причем не одна и не две. Вначале они были примерно одного с ним возраста. Потом, по мере вхождения Николая Григорьевича в лета, любовницы становились моложе и моложе. Последнее время он был замечен в любовной связи с девятнадцатилетней продавщицей бакалейного магазина Ириной Моргуновой, проживавшей в доме ее покойных родителей в той же Ямской слободе. Супруга Волосюка Алевтина Васильевна не могла не знать о его любовных связях. Ведь городская слобода – та же деревня, где стоит на одном конце чихнуть, как на другом тут же пожелают тебе здоровья, и это в лучшем случае. В худшем же – возжелают, чтобы земля покойному была бы пухом. И если работник артели Семен Голубцов явно имел зуб на Волосюка, и это Марату Абдулловичу было хорошо известно, то ни Клавдия Бочкарева, ни старик Карташев, которому время от времени подбрасывал деньжат Николай Григорьевич, ни его бывший сослуживец Зиновий Матусевич ничего против Волосюка не имели. Выходит, Матрену убил Волосюк? Такая вот основная и она же единственная версия. Ну а что: если предположить, что Волосюк, до того обхаживающий Матрену и «привязавшийся» к ней, воспользовавшись отсутствием ее деда, решил попросту овладеть ею. В субботу в половине девятого он вышел из конторы вместе с бухгалтером Рауде и якобы пошел домой. Когда бухгалтер скрылся из виду, Волосюк вернулся. Поднялся на второй этаж и постучал. Когда Мотя спросила из-за двери: «Кто там», он ответил: – Открывай, это я. Матрена дверь открыла… Это все видела Марфа Лукоянова, возвращавшаяся с работы домой, и не имелось никаких оснований, чтобы не доверять ее показаниям. Николай Волосюк входит в бывшую квартиру Поздняковых и начинает приставать к Моте. Та сопротивляется, и озлобленный Волосюк наносит Моте удар кулаком по лицу – отсюда у нее ссадина под левым глазом и гематома на левом виске и веке, – после чего девочка на какое-то время теряет сознание. Он подхватывает ее бесчувственную, уносит в жилую комнату и кладет на диван, чтобы совершить изнасилование. Но девочка со страха или от полученного удара, вызвавшего сотрясение мозга, непроизвольно испражнилась, и когда Волосюк предпринял попытку стянуть с нее рейтузы (отсюда кровавое пятнышко на них, поскольку от удара глава ювелирно-художественной артели разбил себе палец), он это обнаруживает. Факт этот сводит на нет его желание надругаться над несовершеннолетней, и Волосюк, разозлившись и выйдя из себя, наносит девочке два смертельных удара по голове. Первый – по лбу, второй – в районе затылка. Оба удара нанесены девочке сверху, что подтверждает нахождение ее в лежачем положении. Удары наносились тяжелым предметом овальной формы с ограниченной поверхностью, например камнем, обрезком трубы, гирькой или гантелей. Если предположить, что убийца бил камнем или трубой, то он заранее готовился к преступлению, поскольку в жилом помещении вряд ли хранились таковые предметы. А это уже умышленное убийство, совершенное из низменных побуждений, влекущее наказание до десяти лет тюрьмы… Но весьма похоже, что преступление совершалось спонтанно, преступник к нему не готовился и орудие совершения преступления просто попало ему под руку, потому что лежало в комнате Поздняковых. Улику эту Волосюк, конечно же, унес с собой. Надо будет спросить старика Позднякова, не пропало ли что из комнаты… Совершив убийство, Волосюк пришел в себя, ужаснулся содеянному и предпринял попытку замести следы. Для этого он сымитировал ограбление в помещении конторы. Взял из своего стола деньги и золотые часы; разбросал папки и деловые бумаги по полу, будто бы преступник шарил в ящиках столов Волосюка и бухгалтера Рауде. И еще один момент… О том, что из ящика стола председателя промыслового кооператива пропали деньги и часы, известно лишь со слов самого Волосюка. Может, и не было там никаких денег и часов. И убийца просто наводит тень на плетень. Конечно, все это лишь предположение, однако версия была весьма крепкой и явно выигрышной. Следуя принципам законности, Марат Темирзяев посчитал, что арест Волосюка и содержание его под стражей будут не только справедливыми, но также весьма разумными при сложившихся обстоятельствах. Если он действительно виновен, то выбранная мера социалистической защиты может предотвратить возможный побег, а также не даст ему возможности уничтожить доказательства его вины или повторить аналогичное преступление. Вечером в Министерстве внутренних дел ТАССР Марат Темирзяев получил ордер на арест Николая Григорьевича Волосюка, и следующим утром семнадцатого февраля одна тысяча девятьсот сорок восьмого года он был арестован. Правда, обыск, проведенный в его квартире, ничего не принес. Не дал никаких результатов и осмотр его личных вещей, включая нижнее белье. На одежде не было ничего такого, из чего можно было бы предположить, что он совершил преступление. На теле Николая Волосюка также не было обнаружено никаких следов насилия или борьбы. Пальцы рук не имели ссадин, царапин или содранной от удара кожи, что исключало первоначальное предположение, будто председатель промыслового кооператива Николай Волосюк оставил отпечаток своей крови на рейтузах Матрены Поздняковой, когда полез их стягивать. Но все это было не столь существенно, как считал майор Темирзяев, по сравнению с полученными свидетельскими показаниями, изобличающими Волосюка в свершении преступления, предусмотренного статьей 137 Уголовного кодекса РСФСР. Глава 4 Чего не могут допустить советские прокуроры После ареста мужа Алевтина Васильевна Волосюк проплакала весь день. За что бы она ни бралась, все валилось из рук. Решила пожарить картошку – задумалась, как ей показалось, на минутку, а вышло – на целый час. Сгорела картошка, одни крохотные угольки остались. Чайник поставила кипятить, забыла про него в думах тягостных, вода вся выкипела, и дно у чайника отвалилось. Двадцать два года прожила Алевтина Васильевна с мужем. А это очень немалый срок. Изучили друг друга вдоль и поперек. Все было: и плохое, и хорошее. Знала, что муж на сторону ходит, однако в том корила себя: дескать, не смогла привязать к себе и ласкою щедрой одарить, чтобы у мужа даже в помыслах не было на сторону посмотреть. Увы, на всякие женские уловки и штучки в постели Алевтина Васильевна была не горазда. Не то чтобы стеснялась, просто не умела. И никто не научил. А потом столько вокруг одиноких и молодых женщин, не дождавшихся с фронта своих женихов и мужей. Ну как тут устоять здоровому мужику перед таким соблазном! Любая из них готова выйти замуж хоть за самого завалящего, за калеку, а у нее муж целехонький. Конечно же, бабы ей завидуют. Вот так, не позавтракав и не пообедав, Алевтина Васильевна собралась кое-как с мыслями, приняла для себя верное, как ей казалось, решение, приоделась во все лучшее, что у нее имелось, и поехала в прокуратуру республики, то есть в самый центр города. Проехала на трамвае пару остановок, потом поднялась в горку до центральной в городе улицы Чернышевского и, свернув на нее, прошла немного до здания республиканской прокуратуры. С трудом открыв тяжелые двери, вошла в холл и обратилась к дежурившей на входе женщине с фуражкой на голове: – Мне надо к самому главному прокурору. – Ибрагима Сайфутдиновича на месте нет, – прозвучал ответ. – Может, вы обратитесь к его заместителю? – Хорошо, – без особой охоты согласилась Алевтина Васильевна. – Тогда пройдите по коридору, поднимитесь по лестнице на второй этаж и поверните направо. Найдете дверь с табличкой «Заместитель прокурора Балабанов Геннадий Викторович». Вам – к нему… Алевтина Васильевна прошла, как было указано, поднялась по мраморным ступенькам на второй этаж и, дойдя до двери с указанной надписью, трижды постучала. – Войдите, – громко отозвались из-за двери. Алевтина Волосюк вошла. За столом у дальней стены сидел средних лет человек с большими залысинами на выпуклом лбу, в военном кителе без погон, с колодками наград в два ряда на левой стороне груди и нашивкой с золотистым галуном на правой. Нашивка означала, что ее обладатель был однажды тяжело ранен. – Проходите, садитесь, – привстал из-за стола заместитель прокурора Балабанов. И, дождавшись, покуда Алевтина Васильевна усядется, добавил: – Слушаю вас. Человек этот Алевтине Волосюк, можно сказать, понравился. Вежливый такой. Внимательный. При ее появлении в кабинете галантно привстал, предложил присесть. И вообще, человеком был, похоже, честным и справедливым. Поэтому, не подбирая особо правильных слов, безо всяких обиняков она рассказала все, о чем исстрадалась душа за последние два дня. Мол, арестовали ни за что ни про что мужа: приписывают ему преступление, которого он не совершал. А майор милиции Темирзяев, что ведет это уголовное дело, относится к ее мужу предвзято. Безо всяких на то оснований решил, что муж ее виновен в злодеянии. А настоящих виновных в преступлении разыскивать даже не собирается. Вот она и пришла в прокуратуру, чтобы ей помогли докопаться до правды и восстановить утраченную справедливость. – Ведь засудят же невиновного человека! – горестно закончила Алевтина Васильевна свое эмоциональное повествование, едва не плача. – А настоящий убийца будет ходить по улицам и насмехаться, что так ловко облапошил уголовный розыск. Как это вообще возможно в нашей социалистической стране? – добавила посетительница, рассчитывая задеть самолюбие человека, сидевшего напротив. – Неужели вы допустите такое беззаконие, товарищ прокурор? Товарищ прокурор слегка нахмурился. В стране, победившей фашизм, беззакония не могло быть по определению. – За что все-таки арестовали вашего мужа? – задал вопрос заместитель прокурора Балабанов эмоциональной посетительнице. – Вы ведь так и не сказали. – За убийство одной девочки… но он ее не убивал, – прозвучал в ту же секунду ответ. – Это весьма серьезно… А кто дело ведет, вы говорите? – Майор Темирзяев, – с готовностью ответила Алевтина Васильевна. – Зовут Марат. Отчества не знаю. Задав еще несколько вопросов, Геннадий Викторович сделал какие-то записи у себя в блокноте и пообещал разобраться. И Алевтина Васильевна немедленно ушла, окрыленная надеждой. Глава 5 Майор Щелкунов знакомится с новым делом Вызов с утра пораньше в кабинет начальника уголовного розыска был для Виталия Викторовича Щелкунова полнейшей неожиданностью. Начальник УГРО города майор Абрам Борисович Фризин прекрасно знал, что майор Щелкунов вместе с младшим лейтенантом Зинаидой Кац плотно погружены в дело Ядвиги Полуэктовой, подозреваемой в отравлении двух знакомых женщин своего любовника и попытке отравления малолетней дочери одной из этих женщин. Щелкунов и Кац в это самое время проверяли версию, а не отравила ли Ядвига и своего первого мужа Кирилла Полуэктова, скоропостижная смерть которого два года назад вызвала у его родни сильные сомнения в своей естественности. Поэтому Виталий Викторович должен был с утра выехать к патологоанатому, делавшему два года назад вскрытие почившего Кирилла Владимировича, а младший лейтенант Зинаида Кац получила задание опросить ближайших родственников Кирилла Полуэктова. И уже вечером, после выполнения следственных действий, майор Щелкунов, как это было заведено уже два с лишним года, должен был отправиться к своему непосредственному начальнику Фризину докладывать о всей проделанной за прошедший день работе. А тут вдруг такой неурочный вызов… Визит к патологоанатому предстояло отменить, а вместе него идти к начальнику уголовного розыска города. – Я чего тебя вызвал-то, – с ходу произнес Абрам Борисович, как только Виталий Викторович переступил порог его кабинета. – Поезжай в отделение милиции Ямской слободы и прими дела у тамошнего начальника майора Темирзяева. На улице Ухтомского вечером четырнадцатого февраля девочку убили четырнадцати лет. Возможно, была попытка изнасилования. Есть подозреваемый, это некто гражданин Волосюк. Он арестован. Так вот, его жена ходила с жалобой в прокуратуру, что, дескать, майор Темирзяев относится предвзято к ее мужу и обвиняет его в убийстве, которого, конечно же, муж не совершал, – уже с нотками иронии в голосе добавил Абрам Борисович. – Заместитель прокурора Балабанов, во исполнение жалобы супруги арестованного Волосюка, решил изъять его дело у Темирзяева и передать нам, в городское управление, чтобы мы разобрались с этим по совести. А я решил, – посмотрел майор Фризин на Виталия Викторовича, – передать это дело тебе в производство. – А как же дело Ядвиги Полуэктовой? – попытался возразить майор Щелкунов, на что услышал следующее: – Младший лейтенант Кац с делом справляется? – Справляется, – не стал лукавить Виталий Викторович, уже понимая, куда клонит его начальник. – Вот пусть и дальше справляется. Одна, – заключил Абрам Борисович. – Доверять нужно больше молодежи! – Но здесь еще… – Никаких «но и еще», – не дал договорить подчиненному и другу начальник уголовного розыска города. – Тебе разве неизвестно, что приказы начальства не обсуждаются? * * * Майор Темирзяев встретил Виталия Викторовича сдержанно, без дружеских объятий. Не выдавил из себя даже улыбки. Хорошо хоть, не наговорил разных колкостей, хотя и мог, поскольку человеком был прямым и не терпящим лицемерия (собственно, как и майор Щелкунов). Не любили начальники городских отделений милиции, когда дела у них забирали в управление города, не спрашивая согласия и лишь ставя их перед свершившимся фактом. – Расскажите вкратце, в чем суть дела, – попросил Щелкунов.