Немец пренебрежительно закатил глаза. — Напротив, женская особь, я арендовал этот дом именно из-за призрака. Мне давно хотелось сделать точную запись наблюдений за стадиями дезанимации хомо анимус. После того как у меня возникли сложности с Ватиканом, я обратился к изучению призраков. И только наблюдая за этим экземпляром, я написал три статьи. Сейчас от него и впрямь мало что осталось. Слуги отказываются сюда заходить. То и дело приходится самому спускаться за вином. Алексия едва успела уклониться от парящего в воздухе уха, чтобы не пройти сквозь него. — Это, должно быть, ужасно утомительно. — Но принесло свою пользу. Я полагаю, что остатки анимуса уносятся эфирными вихрями, когда связи начинают ослабевать. Думаю, моя работа подтвердила эту гипотезу. — Вы хотите сказать, душа перемещается в эфире и, когда тело разлагается, она тоже распадается? Как кусок сахара в чае? — Та. Чем еще можно объяснить беспорядочное парение в воздухе разрозненных бестелесных частей? Я и труп откопал — вот здесь. И в самом деле — в углу подвала зияла яма, а в ней лежал распадающийся на части скелет девочки. — Что же случилось с этой бедняжкой? — Ничего особенного. Я успел получить от нее все необходимые сведения, прежде чем она сошла с ума. Ее родителям оказалось не по карману место на кладбище, — немец прищелкнул языком и укоризненно покачал головой. — Когда выяснилось, что у нее избыток души и она стала призраком, родные были рады тому, что их дитя снова с ними. К несчастью, все они вскоре умерли от холеры, а ее оставили радовать новых жильцов. До тех пор, пока здесь не поселился я. Алексия оглянулась на парящие в воздухе белые клочки. Прямо на нее плыл ноготь с пальца ноги. И не только — все оставшиеся части тела потихоньку слетались в ее сторону, как вода стекает в канализацию. Это было жутко и тревожно. И все же запредельная колебалась. Ее желудок, как и располагавшаяся неподалеку от него «неприятность», протестующе сжимался от запаха тлена и от ясного понимания, что ей сейчас придется сделать. Задержав дыхание, Алексия присела на корточки у могилы. Яма была вырыта прямо в земляном полу подвала — значит, никаких попыток сохранить тело для сверхъестественного долголетия не предпринималось до тех пор, пока не появился немец. Этому ребенку совсем недолго довелось побыть настоящим призраком, прежде чем его начало поглощать безумие разлагающейся плоти. Это было жестоко. Теперь от девочки остался лишь жалкий скелетик, источенный червями и покрытый плесенью. Алексия осторожно сняла перчатку и протянула руку. Высмотрев, как ей показалось, лучше всего сохранившееся место на детском черепе, она дотронулась до него один раз. Кость оказалась неожиданно мягкой и легко подалась под пальцем, словно мокрый бисквитный торт. — Фу! — Алексия с отвращением отдернула руку. Слабо светящиеся клочья частей призрака, плававшие по всему подвалу, мгновенно исчезли, словно растворившись в затхлом воздухе: прикосновение запредельной разорвало последние связи тела с душой. Немец озирался, приоткрыв рот. Даже псина наконец перестала гавкать. — И всё? Алексия кивнула и несколько раз вытерла палец о подол платья. Встала. — Но я даже блокнот не успел достать! Как это говорится? Упустил возможность. — Дело сделано. — Замечательно. До сих пор мне ни разу не приходилось наблюдать, как запредельный убивает призрака. Весьма необычное зрелище. Что ж, это подтверждает, что вы на самом деле та, кем себя называете, женская особь. Мои поздравления. «Можно подумать, я выиграла какой-то приз!» Алексия приподняла брови, однако человечек, судя по всему, этого не заметил. Тогда она решительно двинулась обратно по лестнице. Немец торопливо засеменил за ней. — Замечательно, поистине замечательно. Идеальный сеанс экзорцизма. Только запредельный может сделать такое одним прикосновением! Я, разумеется, читал об этом, но увидеть своими глазами, прямо перед собой!.. А вам не кажется, что в вашем случае последствия наступили скорее, чем от прикосновения мужских особей? — Не знаю, никогда с ними не встречалась. — Конечно, конечно. Та. Вы, запредельные, не можете дышать друг с другом одним воздухом. Алексия вернулась в гостиную, где увидела, что мадам Лефу и Флут все же оставили для нее один круассан. Слава богу. — Как прошло? — спросила француженка — вежливо, но несколько холодновато. Последний призрак, которого пришлось изгонять Алексии, был очень близким другом мадам Лефу. — Как по маслу, — ответила Алексия, вспомнив размягчившиеся кости. Мадам Лефу сморщила свой дерзко вздернутый носик: — Можно себе представить. Немец отошел и стал смотреть в окно, явно дожидаясь, когда солнце взойдет по-настоящему. Оно уже показалось над крышами, и Алексия с удовольствием отметила, что Ницца, пожалуй, все-таки немного почище Парижа. Пес носился по комнате, тявкая по очереди на всех гостей, словно то и дело забывал об их присутствии (возможно, так оно и было, учитывая очевидное отсутствие мозга у этого существа), а потом наконец в изнеможении повалился под диван и остался лежать там безжизненным помпоном. Алексия доела круассан, не прикасаясь к нему испачканной рукой, а затем принялась терпеливо ждать, из последних сил надеясь, что им все же предложат постели. Ей казалось, что она не спала целую вечность. Тело начинало деревенеть от усталости. Мадам Лефу, судя по всему, ощущала то же самое: она даже задремала. Ее подбородок упирался в узел галстука. Цилиндр, все еще обмотанный шарфом месье Труве, съехал на лоб. Даже у Флута плечи слегка поникли. Первые лучи солнца скользнули по подоконнику и осветили комнату. Господин Ланге-Вильсдорф с жадным нетерпением глядел, как свет падает на штанину Флута. Но бывший дворецкий не выбежал с криком из комнаты, охваченный пламенем, и маленький немец расслабился — пожалуй, в первый раз с тех пор, как они постучались к нему в дверь. Поскольку предложения пройти в спальню по-прежнему не поступало, Алексия набрала в грудь воздуха и взглянула хозяину дома прямо в лицо. — Господин Ланге-Вильсдорф, к чему все эти проверки и испытания? Вы что, настолько глубоко верующий? Мне кажется, это как-то странно для члена Ордена медного осьминога. Заслышав откровенную речь подруги, мадам Лефу приоткрыла веки и, одним изящным пальцем вернув цилиндр на подобающее ему место, с интересом посмотрела на маленького немца. — Возможно, возможно. Мои исследования касаются деликатных и даже опасных материй. Если я должен вам довериться или оказать помощь, мне важно, жизненно важно, чтобы среди вас не было — как это говорится? — нежити. Алексия поморщилась. Мадам Лефу резко выпрямилась, словно сон с нее вдруг слетел. Слово «нежить» не принято было открыто произносить в приличном обществе. Оборотни, вампиры и даже новоиспеченные призраки по понятным причинам выражали недовольство, когда их так называли. Как, впрочем, и сама Алексия, заслышав «душесоска» от очередного кровососа. Это считалось, попросту говоря, вульгарным. — Это довольно грубое выражение, господин Ланге-Вильсдорф, согласитесь? — В самом деле? Ох уж эти англичане с их привычкой придираться к словам. — Но «нежить» — это, безусловно, неприемлемо. Глаза у немца стали суровыми, непроницаемыми. — Я бы сказал, это зависит от того, что мы называем жизнью. Та? Результаты моих текущих исследований позволяют предположить, что «нежить» — определение самое подходящее. Изобретательница усмехнулась. На щеках у нее появились ямочки. Алексия не знала, как им это удалось, но выглядели они довольно натурально. — Это пока вам так кажется. Господин Ланге-Вильсдорф заинтересованно склонил голову набок: — Вам известно что-то о предмете моих исследований, мадам Лефу? — Вы ведь знаете, что леди Маккон вышла замуж за оборотня? Кивок. — Думаю, вам лучше рассказать ему о том, что случилось, Алексия. Поморщившись, леди Маккон поинтересовалась у подруги: — Он может быть чем-то полезен? — Его с большим основанием, нежели кого-то другого в Ордене медного осьминога, можно назвать специалистом по запредельным. Возможно, тамплиеры знают больше, но так это или нет, неизвестно. Алексия кивнула. Она взвесила все за и против и наконец решила, что риск оправдан. — Я беременна, господин Ланге-Вильсдорф. Немец взглянул на нее с жадным любопытством. — Мои поздравления и соболезнования. Вы, конечно, не сможете — как это говорится? — доносить беременность до срока. В исторических документах нет ни единого упоминания о запредельной, которой бы это удалось. Разумеется, это весьма огорчительно для тамплиеров с их программой разведения, но… — он умолк, заметив улыбку мадам Лефу. — Вы на что-то намекаете? Нет, не может быть. Она беременна от оборотня? Алексия и мадам Лефу кивнули. Немец оторвался от окна, подошел и сел рядом с Алексией. Слишком близко. Его глаза ощупывали ее лицо жестким, алчным взглядом. — А вы не пытаетесь таким образом прикрыть некоторую свою — как у вас, англичан, говорят — нескромность? Алексия ужасно устала от этих игр. Она одарила немца взглядом горгоны Медузы, давая понять, что следующий, кто хотя бы намекнет на ее супружескую неверность, испытает на себе худшее из того, на что способен ее парасоль. Надежда на понимание, которого следовало ожидать, если этот ученый действительно что-то знает, угасла, и ответ прозвучал холодно и зло: — Может, вы все же допустите, что я говорю правду, и мы оставим вас теоретизировать по этому поводу, а сами наконец удалимся отдыхать? — Конечно, конечно! Вы же беременны; вам непременно нужно спать. Только представить себе: запредельная, беременная от сверхъестественного! Я должен изучить материалы. Пытался ли кто-нибудь проделать такое прежде? Тамплиерам и в голову никогда не приходило скрещивать оборотня с бездушной. Одна только мысль об этом… Та, невероятно! В конце концов, с научной точки зрения, вы — полные противоположности, несущие друг другу смерть. Поскольку самки обоих видов редки, это может объяснить отсутствие документальных подтверждений. Но если вы говорите правду, то какое же это чудо, какая сказочная мерзость! Алексия громко откашлялась, положив одну руку на живот, а другую на парасоль. Она сама могла называть это дитя «неудобством», могла временами даже ненавидеть его, но не этому коротышке-немцу с дурным вкусом в выборе домашних животных называть его мерзостью! — Прошу прощения!.. Мадам Лефу уловила в голосе Алексии зловещие нотки, вскочила и, схватив подругу за руку, попыталась утащить ее из комнаты. Господин Ланге-Вильсдорф выхватил блокнот и, не обращая внимания на гнев запредельной, что-то застрочил, то и дело бормоча себе под нос. — Мы сами найдем комнаты для гостей, хорошо? — предложила француженка, перекрывая сердитое ворчание Алексии. Господин Ланге-Вильсдорф пренебрежительно отмахнулся ручкой-стилографом, не отрываясь от своего занятия.