Профессора Лайалла передернуло от одной мысли, что этот язык находится так близко от Темзы. Лорд Маккон, поскольку он был все-таки альфой стаи Вулси и знал толк в подобных вещах, прямо здесь, в Темзе превратился из волка, по-собачьи шлепающего лапами по воде, в крупного мужчину. Проделал он это виртуозно — у него даже голова не ушла под воду. Профессор Лайалл подозревал, что его светлость отрабатывал этот маневр в ванне. — Там, внизу, весьма занимательное сооружение — что-то вроде механического яйца по-шотландски. Биффи пока живой, но я ума не приложу, как его оттуда достать, — разве только разломать эту чертову штуковину и вытащить парня наверх. Как думаете, выживет человек под водой столько времени? Кажется, этот шар ни крюком не подцепишь, ни шкив к нему не приспособишь, ни сетку не подсунешь — даже если бы мы прихватили что-то подобное с собой. Профессор Лайалл переступил через свою брезгливость и тоже превратился. У него это вышло не так ловко, как у лорда Маккона: он медленно погрузился под воду, а потом выскочил на поверхность, сердито отплевываясь, под веселым взглядом альфы. — Можно было бы совершить набег на лабораторию мадам Лефу, но, полагаю, время слишком дорого. Мы же оборотни, милорд. Мускулы — наша сильная сторона. Если сумеем быстро разломать шар, то и Биффи вытащим наверх без большого вреда. — Хорошо бы — потому что, если я ему что-нибудь поврежу, жена мне потом житья не даст. Если вообще станет со мной разговаривать. Она ужасно привязана к этому Биффи. — Да, я припоминаю. Это ведь он помог устроить свадьбу. — Правда? Ну так что скажете? На счет три? Раз, два, три! Оба набрали в грудь воздуха и нырнули на глубину, к шару. Состоял он из двух половин, нижней и верхней, соединенных гигантскими металлическими обручами, которые были туго прикручены друг к другу. От них тянулась сетка-решетка с вставленными в ячейки стеклами, но каждая ячейка была слишком мала, чтобы человек мог протиснуться сквозь нее. Оборотни принялись откручивать болты так быстро, как только могли. Вскоре под действием исполинского воздушного пузыря верхнее полушарие начало потихоньку всплывать, и в образовавшуюся на «экваторе» щель хлынула вода. Профессор Лайалл увидел перепуганное лицо Биффи, заросшее недельной щетиной, его широко распахнутые голубые глаза. Сам он ничего поделать для собственного освобождения не мог, только барахтался в поднимающейся воде, стараясь держать голову над поверхностью и как можно ближе к дыхательной трубке. Вытащив два болта, оборотни втиснулись между полушариями и начали давить, напрягая мускулы до боли, чтобы разломать конструкцию. Металл гнулся, стекла трескались и вылетали. И даже в этом хаосе профессор Лайалл уловил какие-то посторонние звуки и через несколько мгновений краем глаза увидел, как граф выскочил из шара, стремительно отплыл в сторону, а потом принялся совершать резкие движения вверх-вниз и вправо-влево. Но внимание Лайалла было по-прежнему сосредоточено на Биффи. Бета оттолкнулся обеими ногами от края сооружения, нырнул к трутню, ухватил его за талию и, с силой оттолкнувшись еще раз, рванулся наверх, к поверхности. Вынырнул он тяжело дыша и прижимая к себе Биффи. Молодой человек подозрительно обмяк, и было ясно, что дело первостепенной важности — как можно скорее доставить его на берег. Профессор Лайалл рассекал воду, напрягая все свои сверхъестественные силы до последней капли, чтобы прибавить скорости. Добравшись до Вестминстерского берега Темзы в рекордно короткий срок, бета Вулси втащил трутня на нижнюю ступеньку грязной каменной лестницы. Профессор Лайалл не был медиком, но совершенно точно знал, что необходимо вылить воду из легких Биффи и впустить туда воздух. Оборотень встал и, взяв молодого человека за ноги, принялся переводить его в вертикальное положение. Голова парня закачалась над водой — он был выше Лайалла ростом. После этого бета начал энергично трясти безжизненное тело Биффи. Не прерывая этого занятия, профессор Лайалл перевел взгляд на середину реки. Ущербная лишь на волосяную толщину луна поднялась достаточно высоко, чтобы глаза оборотня могли видеть ясно. Альфа барахтался в воде, ведя бой сразу с тремя противниками. Над Темзой слышались плеск, крики и рычание. Лорд Маккон принял форму Анубиса: голова его напоминала волчью, а тело оставалось человеческим. Это помогало его светлости держаться в воде вертикально и при этом выглядеть патентованным свирепым оборотнем. Кажется, избранная тактика оказалась действенной. Его противники, хоть и вооруженные серебряными ножами, оставались обычными людьми, и в умении драться и плавать до лорда Маккона им было далеко. Профессор Лайалл вновь принялся за оживление трутня. Вода из парня не выливалась, и тогда он осторожно уложил пострадавшего на ступеньку выше и склонился над ним, испытывая некоторое замешательство. Оборотни, конечно, дышали, но не так глубоко и не так часто, как смертные, и Лайалл вовсе не был уверен, что его новая идея к чему-то приведет. И все же, отчаянно покраснев (в конце концов, они с Биффи и встречались-то всего несколько раз, да и то случайно; их отношения никак нельзя было назвать интимными), он наклонился и, прижав свои губы к губам молодого человека, резким, сильным выдохом попытался вогнать воздух в его легкие. Ничего не произошло. Профессор повторил попытку. А потом еще раз. И еще. Послышался громкий крик, и Лайалл поднял голову, не забывая, однако, о главном — спасении юного Биффи. Какой-то мужчина, джентльмен в цилиндре и фраке, бежал по железнодорожному мосту со скоростью, недоступной ни одному человеку. Вот он остановился, одним непостижимо быстрым, плавным движением выхватил пистолет и выстрелил прямо в гущу кипящей в Темзе схватки. В профессоре Лайалле разом всколыхнулись защитные инстинкты. Не было никакого сомнения, что вампир — а незнакомец, несомненно, являлся матерым вампиром — стреляет серебряными пулями в его альфу. В отчаянии профессор буквально превратился в ходячие мехи в надежде, что Биффи все-таки оживет и тогда можно будет идти на выручку его светлости. Тем временем лорд Маккон повел себя неожиданно здраво: он нырнул и поплыл под водой к лестнице и к бете. Только раз ненадолго высунул из воды нос, чтобы глотнуть воздуха. Увы, когда основная цель скрылась из вида, вампир, недолго думая, перешел ко второстепенной и принялся палить в профессора Лайалла и его подопечного, которые в ответ могли лишь беспомощно прижаться к земле. Пуля свистнула возле уха беты Вулси и врезалась в парапет, рассыпав брызги каменной крошки. Лайалл распластался над трутнем, прикрывая его тело своим. И тут Биффи закашлялся, изрыгая воду Темзы, что выглядело весьма неизящно, но было весьма благоразумно с его стороны. Глаза трутня открылись, и он увидел над собой сочувственное лицо профессора Лайалла. — Мы знакомы? — выговорил Биффи сквозь кашель. Тем временем лорд Маккон доплыл до лестницы и поднялся на нее — все еще в форме Анубиса. Он потянулся к шее, расстегнул висящую на ней кобуру, достал оставшийся совершенно сухим револьвер, прицелился в силуэт вампира, очень четкий на фоне луны, и выстрелил. Промах. — Я профессор Лайалл. Мы с вами уже встречались. Помните — эфирограф и чай? Как поживаете? — А где же?.. — но Биффи не успел задать вопрос: ответный выстрел вампира не попал ни в лорда Маккона, ни в его бету, зато угодил бедному трутню прямо в живот. Осекшись на полуслове, парень закричал, и его тело, истощенное после нескольких дней плена, стало судорожно корчиться на земле. Вторым выстрелом лорд Маккон не промахнулся. Это была просто удача: на таком расстоянии даже его верный «Тё-Тё» был ненадежен. Однако пуля попала в цель. Вампир с воплем полетел с моста и с громким всплеском упал в Темзу. Его агенты — или трутни? — вполне оправившиеся после схватки с графом, перестали беспорядочно барахтаться в воде и устремились к нему. Послышались горестные вопли: видимо, зрелище никого не порадовало. Лорд Маккон не отрываясь наблюдал за тем, что происходило в воде, а профессор вновь повернулся к Биффи. Кровь, хлещущая из раны молодого человека, пахла, конечно, божественно, но Лайалл ведь был не щенком, теряющим голову от аромата свежего мяса. Трутень умирал. Ни один доктор в Британии не смог бы залатать столь безнадежно развороченные внутренности. Выход оставался только один, причем самого сомнительного свойства. Бета глубоко вздохнул и, более не заботясь о чувствах Биффи, запустил пальцы в рану, чтобы вытащить пулю. От боли молодой человек потерял сознание, что оказалось весьма кстати. Лорд Маккон опустился на колени ступенькой ниже. Он растерянно заскулил, так как говорить не мог: голова у него все еще была волчья. — Я пытаюсь достать пулю, — пояснил профессор Лайалл. Снова поскуливание. — Она серебряная. Ее нужно извлечь. Граф яростно затряс косматой пятнистой головой и слегка подался назад. — Он умирает, милорд. У вас нет выбора. Вы в форме Анубиса. Отчего хотя бы не попытаться? — Лорд Маккон снова потряс головой, но уже медленнее, словно размышляя. Профессор Лайалл вытащил пулю и зашипел от боли: мерзкая серебряная штука обожгла ему кончики пальцев. — Полагаю, лорд Акелдама предпочел бы, чтобы парень остался живым или хотя бы частично живым. И думаю, вы со мной согласны. Я знаю, так не делается. Это неслыханно, чтобы оборотень переманивал к себе трутня, но что еще нам остается? Вы должны хотя бы попробовать. — Альфа склонил голову набок, шевельнул ушами. Профессор Лайалл знал, о чем думает лорд Маккон. Если трюк не удастся, Биффи найдут не только мертвым, но и искусанным оборотнем. И кто потом поверит их объяснениям? — Вы совсем недавно произвели метаморфозу женщины. Вы сможете, милорд. Слегка пожав плечами — жест яснее слов говорил, что неудачи альфа себе не простит, — граф Вулси наклонился к шее молодого человека и деликатно укусил его. Обычно при метаморфозе оборотень яростно вгрызается в человеческую плоть — так происходит наложение проклятия, оно же обращение в бессмертие. Но Биффи был слишком слаб и потерял слишком много крови, поэтому альфа стаи Вулси сдерживал свой порыв. Это он умел. Невзирая на шотландское происхождение и сварливый характер, Коналл Маккон был наделен таким самообладанием, какого Лайалл никогда не встречал ни у одного альфы. Лайалл мог только воображать, какой сладкой должна быть кровь этого мальчика. Словно уловив эту мысль, лорд Маккон прервал укус и стал лакать кровь из раны. Затем снова куснул. Метаморфоза, как полагало большинство ученых, происходила потому, что слюна оборотня, носителя проклятия, попадала в достаточной степени в обескровленное тело обращаемого. Тогда смертные узы разрывались, а часть души оказывалась намертво привязанной к телу. Если, конечно, у человека с самого начала имелся избыток этой самой души. Время шло. Но Биффи еще дышал, а пока он дышал, лорд Маккон упорно, раз за разом повторял одну и ту же цепочку действий: куснуть, лизнуть, куснуть, лизнуть… Его не отвлек от этого даже плеск воды, ознаменовавший появление врагов. Профессор Лайалл поднялся и встал в оборонительную позицию, приготовившись в случае необходимости сменить облик. Луна над головой и запах человеческой крови придали ему сил. Но трое молодых людей, выбравшихся на лестницу набережной, не проявляли никакой враждебности. С искаженными страданием лицами, они положили на нижнюю ступеньку безжизненное тело и подняли над головой пустые руки. Один плакал, не скрывая слез, другой вполголоса бормотал что-то невнятное. Третий, хмурый юноша, прижимавший к груди обглоданную почти до костей руку, проговорил: — У нас больше нет причин драться с тобой, оборотень. Наш хозяин мертв. Стало быть, трутни, а не наемники. Профессор Лайалл принюхался, пытаясь почуять вампира сквозь пропитавшие воздух человеческую кровь и тухлую воду, и, ужаснувшись, попятился, цепляясь ботинком о ступеньку. К едва уловимому запашку гнилой крови и разложения примешивались почти хмельные ноты, указывающие на происхождение — своеобразный букет вроде того, что позволяет знатокам безошибочно различать сорта хорошо выдержанных вин. В сущности, нечто подобное, напоминающее о давно ушедших временах, и чувствовал Лайалл — аромат старинного хереса под пленкой сосновой смолы. Ни один современный рой не мог издавать такой аромат! Да что там — он был присущ одному-единственному на всей земле вампиру. Бета стаи Вулси мог бы угадать, кто лежит перед ним, по одному этому запаху, даже если бы не был знаком с его обладателем, кормчим. Пожалуй, поскольку мертвый вампир больше не являлся членом Теневого совета, его следовало называть прежним, забытым именем — сэр Фрэнсис Вальсингам. — Королеву Викторию это не обрадует, — сказал Лайалл своему альфе. — Какого черта он не послал кого-нибудь другого исполнять эту грязную работу? Лорд Маккон не отрывался от наложенной им самим на себя епитимьи: куснуть, лизнуть, куснуть, лизнуть… Три трутня подняли мертвого хозяина и медленно двинулись вверх по лестнице, обойдя кругом неподвижные фигуры графа и Биффи. Даже в горе они не могли не содрогнуться при виде кормящегося Анубиса. Когда процессия оказалась подле профессора Лайалла, тот заметил, что пуля лорда Маккона попала Вальсингаму прямо в сердце — и впрямь удачный выстрел. Но результат — убийство вампира — совершенно не радовал. Подобных ему сверхъестественных было слишком мало, чтобы это сошло с рук даже главному сандаунеру БРП. Отчасти утешало, что кормчий был одиночкой и не имел прочных связей ни с одним роем. И все же вампирское сообщество неминуемо потребует платы — кровавой, как водится, жертвы. Однако это была лишь малая часть проблемы: основную сложность представляли отношения кормчего с Букингемским дворцом. Пусть этот вампир предал себе подобных, похитив чужого трутня, — все равно с его смертью образовалась брешь, ликвидировать которую королеве Виктории будет трудновато. Вальсингам служил советником при троне со времен Доброй Бесс — королевы Елизаветы. Именно его познания в римской стратегии и управлении поставками позволили расширить пределы Британской империи. Гибель личности подобного масштаба — из-за собственной дурацкой ошибки, непростительной паники, вызванной беременностью бездушной от оборотня, — была невосполнимой потерей для всех граждан Великобритании. Даже оборотни на свой лад будут горевать по нему. Профессор Лайалл, безупречно воспитанный и не имеющий привычки сквернословить, проводил глазами трутней, уносящих прочь мертвого кормчего, и коротко сказал: — Тысяча адских чертей. После чего долгих пять часов простоял молча, выжидающе, внимательно и настороженно оглядываясь по сторонам, пока лорд Маккон, все еще в форме Анубиса, до последнего не желающий сдаваться, пытался спасти умирающего трутня. Упрямство графа было вознаграждено: перед самым рассветом, когда солнце вот-вот могло свести на нет все его труды, Биффи открыл глаза — желтые, как лютики. И взвыл от боли, растерянности и страха, когда его тело начало свои преобразования. Вскоре на грязной ступеньке лестницы лежал — весь дрожащий, но целехонький — красивый шоколадно-коричневый волк с рыжими подпалинами на животе. Лорд Маккон вышел наконец из формы Анубиса и широко улыбнулся своему бете. — Ну вот, теперь ревунам будет о чем петь. — Как это понимать, милорд? Вы справляетесь с метаморфозой только в самых трудных случаях? — профессор Лайалл не мог скрыть невольного восхищения. — Ну теперь он ваша забота. Лорд Маккон встал и потянулся так, что позвоночник хрустнул. Его карие глаза с удивлением глядели на быстро светлеющее небо. — Лучше бы поскорее отнести его домой. Профессор Лайалл кивнул и склонился над новоиспеченным волком, чтобы взять его на руки. Биффи вяло поотбивался, а потом бессильно обмяк в крепких руках беты. Метаморфоза отнимала силы даже у лучших из них. Лайалл молча поднялся по ступеням на набережную, напряженно размышляя. Требовалось найти какое-нибудь убежище поблизости. Ни один щенок не способен выдерживать прямые солнечные лучи без серьезного ущерба, а бедный Биффи и так слишком многое пережил за одну ночь. Определившись с направлением и поворачивая на север, к вокзалу Чаринг-Кросс, Лайалл вдруг заметил, что альфа не идет за ним. — Куда это вы, милорд? — крикнул он в быстро удаляющуюся спину лорда Маккона. Не сбавляя шага, граф бросил через плечо: — Мне нужно успеть на корабль и найти жену. Дальше вы уж как-нибудь сами. Лайалл потер бы лицо руками, если бы они не были заняты. — О да, конечно, счастливого пути. А я останусь здесь один — с трутнем, превращенным в оборотня, и с мертвым кормчим. Наверняка альфам случалось бросать меня и в худшем положении, но с ходу я что-то такого не припомню. — Я уверен, вы отлично справитесь. — Превосходно, милорд. Спасибо за доверие. — Бывайте. И с этими словами лорд Маккон самым оскорбительным образом сделал ручкой и исчез за углом. Вероятно, направился в более оживленный район Лондона, намереваясь нанять там экипаж, чтобы спешно добраться до Дувра.