— Рэндольф, вас это может шокировать, но я оборотень. — Да, милорд. — И мне двести один год. — Да, милорд. — Беременность при таких обстоятельствах, как вы должны понимать, невозможна. — Для вас — разумеется, невозможна, милорд. — Спасибо, Рэндольф, ваша поддержка неоценима. Профессору Лайаллу это казалось довольно забавным, но у него всегда было плохо с чувством юмора. — Но, сэр, мы ведь так мало знаем о запредельных. И вампиры всегда были недовольны тем, что вы женились на ней. Может, они что-то знают? — Вампиры всегда что-то знают. — О том, что такое может случиться. Я хочу сказать — о возможном появлении ребенка. — Вздор! Ревуны мне сразу сказали бы. — Ревуны не всё помнят, верно? Например, они не могут помнить о том, что случилось в Египте. — Чума очеловечивания? Вы хотите сказать, что Алексия беременна чумой очеловечивания? Лайалл даже не удостоил это ответом. «Чума очеловечивания» — это было популярное среди оборотней обозначение явления, вследствие которого сверхъестественных существ в Египте практически не осталось. Даже при самом смелом воображении невозможно было допустить, что это может иметь какое-то отношение к беременности Алексии. Наконец они добрались до замка, и лорда Маккона на короткое время отвлекла титанической трудности задача — подняться по ступеням. — Знаете, — вновь с возмущением и обидой в голосе заговорил граф, добравшись наконец до первой площадки, — я ведь подхалимничал перед этой женщиной. Я! — он вперился свирепым взглядом в профессора Лайалла. — И притом по вашему совету! Профессор Лайалл в досаде надул щеки. С таким же успехом можно было бы беседовать с полоумной плохо пропеченной лепешкой. Стоит только задеть этот вопрос, как граф начинает либо сочиться сыростью, либо рассыпаться крошками. Вот если бы удалось как-нибудь отвадить лорда Маккона от пьянства, тогда его можно было бы вразумить. Альфа стаи Вулси был известен крайней эмоциональностью и несговорчивостью в сложных вопросах, склонен лезть в бутылку, но, как правило, в конце концов поддавался убеждению. Все же совсем тупицей его назвать было нельзя. Профессору Лайаллу был хорошо известен характер леди Маккон; если эта женщина и была способна предать мужа, то в таком случае сразу открыто призналась бы в этом. Соответственно, логика подсказывала, что она говорит правду. Лайалл, как ученый, мог сделать из этого простой вывод: принятая в настоящее время за непреложную истину теория, что сверхъестественные существа не могут оплодотворять смертных женщин, ошибочна. Даже упрямого и разобиженного лорда Маккона эта аргументация должна была рано или поздно убедить. В конце концов, не может же граф действительно верить, что Алексия способна на измену. Просто сейчас ему хочется всласть пострадать. — Не пора ли вам бросить пить? — Погодите, дайте подумать, — лорд Маккон умолк, словно действительно глубоко погрузившись в размышления. — Не-а. Они вошли наконец в замок Вулси, который был, в сущности, вовсе и не замком, а скорее особняком, страдающим манией величия. О предыдущем владельце рассказывали разные истории, в которые никто не верил, но одно можно было сказать наверняка: у этого человека было нездоровое пристрастие к аркбутанам. Лайалл был рад убраться с залитой солнцем лужайки. Он был достаточно взрослым и сильным оборотнем, чтобы какое-то время выносить прямые солнечные лучи без особого вреда, но это не значило, что они ему нравились. Ощущение было весьма неприятное, что-то вроде покалывания под кожей. Вот лорд Маккон, конечно, просто не замечал солнечного света, даже когда был трезв, — ох уж эти альфы! — Так где вы берете спиртное, милорд? — Я не пил… ик… никакого спиртного, — лорд Маккон подмигнул своему бете и ласково похлопал его по плечу, словно только что доверил ему великую тайну. Но Лайалл этим не удовлетворился. — Милорд, я думаю, вы все же пили. — Не-а. Высокий эффектный блондин с вечно оттопыренной губой и коротко, по-армейски стриженными волосами вышел из-за угла коридора и остановился, увидев их. — Опять под парами? — Если вы хотели спросить, не пьян ли он снова, то да. — Где, ради всего святого, он достает выпивку? — Думаете, я не пытался это выяснить? Не стойте тут столбом и не таращите глаза. Займитесь делом. Майор Чаннинг Чаннинг из честерфилдских Чаннингов неохотно приблизился к вожаку стаи, чтобы поддержать его с другой стороны. Вдвоем бета с гаммой провели альфу по коридору к главной лестнице, потом вверх на несколько этажей и наконец по последней лестнице поднялись в башню, где располагалась графская спальня. Им удалось это сделать с минимальными потерями, к числу которых следовало отнести достоинство лорда Маккона (хотя тому дальше падать было уже особенно некуда), локоть майора Чаннинга (встретившийся с флероном красного дерева) и невинную этрусскую вазу (павшую жертвой эффектных маневров его светлости на нетвердых ногах). По пути лорд Маккон еще и запел. Прозвучала не то какая-то малоизвестная шотландская баллада, не то более современное произведение, посвященное издыхающим кошкам, — в исполнении альфы определить было затруднительно. До метаморфозы он был недурным оперным певцом, по крайней мере, такие о нем ходили слухи, однако голос погиб безвозвратно во время перехода в сверхъестественное состояние — певческое мастерство ушло вместе с большей частью души. И теперь его светлость мог истерзать чьи угодно уши одним коротеньким куплетом. «Метаморфоза, — подумал Лайалл, страдальчески морщась, — не ко всем одинаково милосердна». — Ни-ха-чу, — заупрямился лорд Маккон на пороге спальни. — Тут все напоминает… От Алексии в комнате не осталось ни следа. Вернувшись из Шотландии, она забрала все личные вещи. Но трое мужчин, стоявшие в дверях, были оборотнями; им достаточно было принюхаться, чтобы уловить ее запах: ваниль с легкой ноткой корицы. — Неделя будет длинной, — досадливо заметил Чаннинг. — Помогите мне уложить его в постель. С помощью уговоров и грубой силы двум оборотням удалось поместить лорда Маккона на большую кровать с балдахином. Он плюхнулся на нее лицом вниз и почти сразу захрапел. — Нужно что-то делать, — выговор Чаннинга выдавал принадлежность к привилегированным слоям давно ушедшего в прошлое общества. Профессора Лайалла раздражало, что гамма за столько десятков лет не потрудился исправить этот недостаток. В современную эпоху по-английски так говорили разве что пожилые вдовы с избытком зубов во рту. Однако Лайалл воздержался от комментариев. — А что, если обнаружится соперник или претендент на метаморфозу? Теперь, когда он успешно превратил женщину в оборотня, у нас должно прибавиться и тех и других. Нельзя же вечно держать леди Кингэр в Шотландии втайне от всех! — в голосе Чаннинга слышались одновременно гордость и досада. — Поток заявок на место клавигера сильно вырос; нашему альфе следовало бы заняться этим, а не пить до упаду целыми днями. Такое поведение ослабляет стаю. — Соперников я могу взять на себя, — ответил профессор Лайалл — не стесняясь, не скромничая и не хвастаясь. Пусть Рэндольф Лайалл был не таким крупным и не таким мужественным с виду, как большинство оборотней, однако он по праву заслужил место беты в самой сильной стае Лондона — заслужил столько раз и столькими способами, что теперь уже мало кто мог усомниться в этом его праве. — Но вы не владеете формой Анубиса. Вы не всегда можете прикрыть нашего альфу. — Вы, главное, не забывайте о своих обязанностях гаммы, Чаннинг, а мне предоставьте заботиться об остальном. Майор Чаннинг с отвращением взглянул сначала на лорда Маккона, потом на профессора Лайалла и вышел из комнаты. Его длинные светлые волосы развевались на ходу, словно кудри горгоны Медузы. Профессор Лайалл намеревался сделать то же самое, хоть у него и не было длинных светлых волос, но тут с широкой кровати до него донесся шепот: — Рэндольф… Профессор обошел кругом большую перину и взглянул в рыжевато-коричневые глаза графа, уже вновь открытые и расфокусированные. — Да, милорд? — Если… — граф нервно сглотнул, — если я неправ, хотя и не говорю, что неправ, но если я все-таки неправ… что же, тогда мне снова придется подхалимничать, да? Профессор Лайалл видел лицо леди Маккон, когда она вернулась домой, чтобы забрать свои платья и покинуть замок Вулси. Практичная, жесткая и бесстрастная даже в самые тяжелые времена, как и большинство запредельных, она не любила и не умела плакать, но это не значило, что поведение мужа, отвергшего ее, не подкосило женщину. Профессор Лайалл за свою жизнь повидал много такого, чего надеялся больше никогда не увидеть, и безнадежное отчаяние в темных глазах Алексии определенно стояло в этом ряду. — Я не уверен, что подхалимства в данном случае будет достаточно, милорд. Сегодня он не был расположен щадить своего альфу. — Ох. Что ж, черт подери всё на свете! — красноречиво заключил его светлость. — Это еще далеко не самое страшное. Если мои выводы верны, она находится в очень серьезной опасности, милорд. Очень серьезной. Но лорд Маккон уже заснул. Профессор Лайалл отправился на поиски источника графского опьянения. И, к своему глубокому огорчению, нашел его. Лорд Маккон не солгал. Это и в самом деле был вовсе не алкоголь. * * * Парасоль Алексии Маккон отличался головокружительной дороговизной в изготовлении, отменной изобретательностью конструкции и тщательной проработкой деталей. Он мог выпускать дротик с обезболивающим средством, деревянный шип для защиты от вампиров, серебряный шип для защиты от оборотней и два вида ядовитого тумана, а также создавал разрушительное магнитное поле и, конечно же, скрывал в себе множество потайных карманов. Совсем недавно он был капитально отремонтирован, переоборудован и оснащен новыми видами оружия, что, к сожалению, не улучшило его внешний вид. При всем удобстве в эксплуатации это был не самый привлекательный аксессуар, столь же нелепый по виду, сколь невыразительный по форме. Он был тускло-сизого цвета, с кремовой оборкой, а древко было сделано в новомодном древнеегипетском стиле и слегка напоминало сильно вытянутый в длину ананас. При всех передовых технических возможностях парасоля леди Маккон чаще всего применяла его как орудие грубой силы — для воздействия непосредственно на череп противника. Метод, конечно, примитивный и, возможно, не слишком достойный, но в прошлом позволивший Алексии добиться такого успеха, что теперь она была не слишком склонна полагаться на какие-то новомодные технологии. Итак, она оставила толстую трехцветную кошку лорда Акелдамы в ее безмятежной праздности и метнулась к двери с парасолем наперевес. Странное совпадение: всякий раз, когда она оказывалась в гостиной своего друга-вампира, с ней случалось нечто непредвиденное. Пожалуй, это было не слишком удивительно, если хорошо знать лорда Акелдаму. В комнату просунулся цилиндр вместе с головой, а за ними следом проворная фигура в зеленом бархатном сюртуке и кожаных гетрах. На мгновение Алексия сдержала замах, приняв пришельца за Биффи. Биффи был фаворитом лорда Акелдамы и тоже часто носил бархатные сюртуки. Но тут молодой человек повернул голову в сторону ее укрытия, и она увидела круглое удивленное лицо с бакенбардами. Нет, это не Биффи — Биффи терпеть не мог бакенбарды. Парасоль взметнулся над злосчастным джентльменом. Бац! Молодой человек прикрыл голову предплечьем, которое и приняло на себя основной удар, а затем отскочил в сторону и оказался вне прямой досягаемости оружия. — Боже мой! — воскликнул он, опасливо пятясь и потирая руку. — Ну, знаете ли! Нельзя ли полегче? Не очень-то прилично бить джентльмена этим вашим аксессуаром, не сказав даже «с вашего позволения». Алексия пропустила это мимо ушей. — Кто вы? — требовательно вопросила она, меняя тактику и нажимая лепесток лотоса на древке, чтобы дослать в кончик обездвиживающий дротик. Теперь ее поза не выглядела такой угрожающей — можно было подумать, что она собирается колоть зонтиком, а не бить. Однако молодой джентльмен глядел на нее по-прежнему почтительно-настороженно. Он откашлялся.