Глава 30 1936 год В голосе Бетти звучал детский восторг. — Подожди, пока не увидишь его, — сказала она своей молодой подруге. — Он высок, хорош собой, а его голос, — она захихикала и в удивлении покачала головой, — будто он поет тебе. Я могу слушать его часами! — Я не уверена, что прямо сейчас хочу отправиться к реке, — возразила Мэри. — Кажется, собирается дождь, — лицо Бетти помрачнело. — Я подумала, что останусь и закончу свою книгу. — Но ты же сказала, что пойдешь, — напомнила ей Бетти. — Пожалуйста, скажи, что пойдешь, — взмолилась она. — Я не могу пойти туда одна. Что скажут люди? — Всякие гадости, могу себе представить. — Именно, — сказала Бетти, — это будет неподобающе. Но, если я пойду с тобой… — и она с надеждой улыбнулась Мэри. Мэри закрыла свою книгу и встала. — Ладно, я рискну словить простуду под проливным дождем, чтобы ты могла строить влюбленные глазки мистеру Бларни Стоуну (прим.: Камень Красноречия (англ. Blarney Stone) — камень, вмонтированный в стену замка Бларни (графство Корк в Ирландии), по легенде — часть Скунского камня, дающая поцеловавшему ее дар красноречия). — Спасибо тебе, Мэри, ты настоящая подруга. Затем она добавила: — И не будь такой. Он славный мужчина. — Откуда ты знаешь? Ты только что познакомилась с ним. — Иногда, ты просто знаешь, — мечтательно проговорила Бетти. — Любовь с первого взгляда? — Возможно. Ты в нее не веришь? Была ли это любовь с первого взгляда, когда ты встретила Генри? — Мы были детьми, так что, едва ли я так думаю. Бетти радовалась, как ребенок, болтая без умолку о мистере Шоне Доннеллане всю дорогу, наконец, перестав говорить про него, когда они свернули на Безымянную Тропу и увидели мужчину, сидящего на берегу реки и полностью увлеченного своей работой. — Хорошего вам дня, — сказал он, когда они подошли к нему. Он, должно быть, услышал их, но не поднял взгляд, что Мэри посчитала верхом грубости. — Доброе утро, мистер Доннеллан, — обратилась к нему Бетти с официальностью, которую она, вероятно, приберегала для одного из своих старых школьных учителей. Его карандаш пролетел над рисунком, над которым он работал, последний раз, а затем он посмотрел на них. Красивое лицо сощурилось от солнца, которое светило позади них. — Бекки, верно? — спросил он девушку помладше. — Бетти, — напомнила она ему слегка отчаянно. — Бетти! Конечно же, — и он широко улыбнулся ей, чтобы сгладить свою забывчивость. Он быстро вскочил на ноги и взял одну из ее рук в свои. — Пожалуйста, прости меня. Я был поглощен своей работой. Я могу забыть собственное имя, когда такое случается. Улыбка становилась шире, а его глаза блестели, от чего Бетти засмеялась и покраснела одновременно. Мэри могла видеть сквозь его очарование и знала очень хорошо, что не купится на него… в отличие от ее глупой подружки, которая ничего не знала о мире или мужчинах, таких как Шон Доннеллан. Мэри перевела свое внимание на его рисунок, который, она должна была признать, был великолепным изображением берега реки, в тщательно проработанных деталях. — Это весьма впечатляюще, мистер Доннеллан, — сказала она ему. — Что ж, спасибо, мисс, — теперь он улыбнулся ей, — но вы поставили меня в неловкое положение: вы знаете мое имя, но я не знаю вашего. — Это Мэри, — Бетти ответила за нее. — Мэри, — и он замолчал, как будто запоминал его. — Не беспокойтесь, — сказала ему Мэри, — я напомню его вам в следующий раз, как мы встретимся. Он засмеялся от ее дерзости. — У меня есть чувство, что я не забуду вас в спешке. Он, казалось, не замечал очевидного разочарования Бетти, даже хоть оно и было написано у нее на лице. Он смотрел на Мэри, будто Бетти там не было. Она чувствовала удовлетворение от того, что прочитала мужчину верно. Что бы он ни говорил Бетти раньше, когда остановил ее в деревне, чтобы спросить направление к берегу реки, этого было достаточно, чтобы вскружить ей голову. Мистер Доннеллан, однако, забыл ее минутой спустя и теперь обратил свой неискренний ирландский шарм на Мэри. Ну, с ней он не сработает, даже если бы она и не была обещана другому. — Я так понимаю, что вы здесь из-за реки, — она сознательно придерживалась официального тона. — Верно. Я подписал контракт с Эдвардом Каммингсом на выполнение некоторой работы, — сказал он ей, — или скорее, поручение от его издателя. — Вы делаете иллюстрации к книге? — спросила его Мэри. — О, да, несомненно. И было что-то в лирическом тоне его голоса, что даже Мэри вынуждена была признать располагало к себе. Бетти была права насчет этого. Было сложно не наслаждаться тем, как он заставлял обычные слова звучать поэтичными, «Больше эссе о Природе и Топографии», — провозгласил он, — таково название книги: больше, потому что до этого было еще одно, и их продали достаточно, чтобы выпустили второе, что, по крайней мере, приносит мне оплачиваемую работу. — Звучит очаровательно, — сказала Мэри неубедительно. — Вы так считаете? Я не так уверен. Я не из тех, кто читает эссе о чем-либо. Мне нравится хорошая книга, как и любому, но мне нужна в ней история. Мистер Каммингс очень сухопарен, и в его книгах можно прочитать лишь о гнездовьях, изгородях и деревенских персонажах. Однако, его произведения позволяют мне заработать на честную жизнь, на выезд на природу летом, так что, кто я такой, чтобы жаловаться? Ваша сельская местность настолько близка к местности, описанной в новой книге мистера Каммингса, насколько возможно. Очевидно, он прогуливался здесь, пока писал ее. — Люди так делают, — объясняла Мэри, — они гуляют по берегам реки, потому что Грейт Мидлтон был построен на одной из самых широких ее частей. Воды собираются здесь, время от времени случаются наводнения, заливая поля в самое влажное время года. — Вы останетесь здесь надолго? — спросила Бетти, и Шон Доннеллан ответил ей, не отрывая глаз от Мэри. — На время: меня попросили отправить несколько рисунков им на размышление. Они выберут те, которые им понравятся, и отвергнут остальные. Чертовски уверен, что они заплатят только за те, которые отправятся в книгу. Они поговорили еще, Шон Доннеллан объяснял несправедливости издательской индустрии и сложности заработка на жизнь в качестве иллюстратора, о дефиците работы и таких различных требованиях. Бетти говорила немного, и Мэри предположила, что она чувствовала себя не в своей тарелке. — Я прочитала цитату, — сказала ему Мэри серьезно, — что художник не может быть настоящим художником, пока не голоден, потому что никто не создавал ничего подлинно стоящего на полный желудок. Шон Доннеллан кивнул. — Я знаю, кто сказал это, — сказал он ей. — Кто? — спросила Мэри. — Идиот. Против своей воли Мэри рассмеялась. — Может быть верным, что некоторые художники должны быть голодны, чтобы творить, но не я. Если я не кормлен, я теряю всю способность к концентрации, под чем я подразумеваю, что я перестаю рисовать деревья и начинаю рисовать сосиски. Несмотря на все, Мэри обнаружила, что теплеет по отношению к этому простому мужчине, так что она решила, что пора уходить и извиниться за них обеих. *** — Нам не обязательно было уходить так скоро, — сказала ей Бетти. — Если ты чувствуешь, что любезничаешь с мужчиной, — возразила Мэри, — тогда, лучше всего покинуть его, прежде чем он услышит все, что ты можешь рассказать, или он от тебя устанет. Бетти задумалась на мгновение. — Ты и правда так считаешь? — Я это знаю. — Но ты и Генри разговариваете часами, — напомнила ей Бетти, — на ваших прогулках. — Мы на более высоком уровне, — и Мэри тотчас же пожалела, что ее слова прозвучали так высокомерно, — под чем я подразумеваю, что мы знаем друг друга давно и достигли точки взаимной любви, уважения и восхищения. Бетти тогда улыбнулась ей. — Так он сказал.