— Нет, Шрам, не так, — сказала Пятнадцатая. — Это надо пить перед боем. В первые минуты придётся набить желудок едой. Лучше орехами или сушеным мясом. Тогда во время боя раны затягиваются почти на глазах. Но когда еда закончится — действие прекратится. — А… то есть, сначала камни — потом дом? — А ты решил, что в сказку попал? — засмеялся Хохо. — После боя тебе ещё желудок выскажет всё, что о тебе думает. Печень, почки — тоже… — Ну раз болит желудок и прочие органы, то ты живой, — понял я. — Своеобразная плата за то, что получил ускоренное восстановление. — Да, хорошо сказал, — кивнула Пятнадцатая. — Что там ещё? — Вот эти баночки — хорошо, — ответил Хохо. — Такая мазь на оружие наносится. Мудрецы говорят, что яд разрушает связь плоти: можно конечность отрубить. — Например, ногу мудори? — предположил я. — Банка вскрытая? — Одна… Ага, капитан нанес её на топор! — догадался Хохо и оставил вскрытую баночку в ящике. — Это нам не надо, это… Шрам, это — тебе! — Что это? — с сомнением спросил я, протянув к баночке руку и следом отдёрнув. — Бери-бери! — настаивал Хохо. Пятнадцатая вырвала баночку, посмотрела на пробку и свалилась от хохота с кровати. — Хохо… Что это ты мне пытался всучить? — спросил я с ещё большим подозрением. — Персональный подарок! — не унимался Хохо, уже не сдерживаясь. — Отвадит от тебя всех поклонниц! — Не понял…. — Ы… Шрам, с этим можно без ограничений в течение нескольких часов! — выдавила Пятнадцатая с пола. — Сделал глоток — и молоток! — Да, — согласился Хохо и резко погрустнел. — Грустный мой друг, — вкрадчиво спросил я, — и какова же плата за такие феноменальные способности. — Не спрашивай, — ответил Хохо. — Просто молчи. Пятнадцатая, отдай! — На! И с кем ты это пробовал? — поинтересовалась она. — Хм… Не важно, — он быстро спрятал пузырек и достал новый, протянув его Пятнадцатой. — Держи! Грудь будет больше в полтора раза! — Тьфу, зараза, — снова захохотала Пятнадцатая. — Она у меня и так немаленькая! Давай дальше. Что там? — О, вот это я бы изъял! — сказал Хохо, доставая ещё две бутылочки. — Выпил и стал быстр, как молния. На полчаса. Потом лечишь мышцы. Но если совместить с восстановлением, то последствия одни и те же… — Опа! — догадался я. — Так с восстановлением ты можешь любое зелье без последствий использовать, да? — Только нечасто, — кивнул Хохо. — Печень, почки, желудок — это всё важные органы. Три-четыре раза подряд использовал восстановление и оставишь столько денег мудрецам, сколько алхимики за год не зарабатывают. Есть, конечно, малый набор, но он стоит столько…. А! Три тысячи сто двадцать пять ули! — Что за малый набор? — уточнил я. — Смотри-ка, Шрама цена не пугает! — подначила меня десятник. — Ну там комплекс зелий, который выводит всю цепочку оплаты в… — В пердёж, Шрам, понос и рвоту! — закончила Пятнадцатая, осознав, что Хохо пытается подобрать слова из-за неё. — На самом деле, не такая уж и большая плата за то, чтобы быть невероятно ловким, сильным и живучим воином. Один час. Но это много. — Понял. Если есть малый набор, то и большой имеется? — Само собой, — подтвердил Хохо, — но это того не стоит! Большой набор раз в двадцать дороже… Ты станешь очень сильным, живучим, ловким, быстрым, не убиваемым обычными ранами, не чувствующим боли… на тот же час, отделавшись отрыжкой. Отрыжка пойдёт сразу, и все вокруг поймут, что ты используешь зелье… Но за такие деньги можно найти какого-нибудь эра — и он сделает всё то же самое. Но без отрыжки. — А эры могут использовать зелья? — поинтересовался я. — Могут. Только зачем? — поинтересовалась Пятнадцатая. — Они обычно все владеют хоть немного мудростью — без этого не станешь лори. А с ее помощью можно добиться такого же результата, но без последствий вообще. Есть только одно зелье, которое сделает тебя сильнее, чем все эры вместе взятые. — И сколько оно стоит? — поинтересовался я. — Нисколько. У каждого алхимика оно в единственном экземпляре, — объяснил Хохо. — На сторону не продают. Но там либо последствий не будет вообще, либо ты станешь сразу очень неприятной тварью. — Опять не понял… — Да я сам не очень знаю, — пояснил Хохо. — Набор делает себе каждый алхимик. И носит с собой. Это как… — Последний довод, — подсказала Пятнадцатая. — Так и называется. — Да, последний довод. Даже старый алхимик, рассыпающийся на глазах, с помощью этого зелья становится непобедимым бойцом. Ни боли, ни сомнений — сплошная сила, мощь и точный расчёт. В течение часа невозможно победить такого бойца… Вот только один из десяти алхимиков на исходе часа становится жуткой тварью, которая чувствует мудрость мира, отлично чувствует себя и… делает себе помощников. Почти как высшая нежить. — А Линг — это город алхимиков? — тихо поинтересовался я, и в каюте капитана повисла нехорошая тишина, прерываемая только ударами волн о борт баржи. — Так вот на что они надеются, — тихо выдохнула Пятнадцатая. — Вот почему сразу никого не вывозили… — Если им повезёт — спасутся все, — согласился Хохо. — А если не повезёт — спасать будет уже некого. После обыска кают Пятнадцатая всё-таки загнала меня на помывку. В помывочной ещё оставалась тёплая вода, которой я с удовольствием смыл с себя следы прошедших приключений. Раны и порезы почти затянулись тонкой розовой кожицей. Кровь и мазь были смыты в бадью, которую пришлось три раза выливать в море. Зато из помывочной я вышел чистый, пахнущий мылом и в новой одежде. Чтобы не сидеть в каюте, я решил отправиться на палубу. Проходя мимо кухни, почувствовал аромат обеда, и рот наполнился слюной. Завтрак я пропустил, и есть хотелось невыносимо. Обстановка на палубе изменилась в лучшую сторону. Как и предрекали наши мореходы, волнение пошло на спад. Волны уже не перехлёстывали через борт, а мерно качали баржу. Для интереса я посмотрел на узкую часть пролива, но валов не увидел, хотя и был уверен, что они там есть. Море умеет хранить свои ловушки. Обед, как и обещал Хохо, был отличный — первое, второе, компот. Но Пятнадцатая решила мне всё испортить. Не успел я доесть густой суп, пристроившись на бухте каната, как она присела рядом. На мой вопросительный взгляд девушка нетерпеливо сказала: — Пойдём. Покажу что-то. — Я ем! — возмутился я. — Ну так доедай, и пойдём! — возмущенно ответила девушка, глядя на меня. Она смотрела, пока я доедал суп. Она продолжила смотреть, когда я, давясь, доедал второе. И я его так и не доел. Аппетит она мне испортила напрочь, и есть уже не хотелось. Ругаться не хотелось тоже. Я залпом допил компот и встал. — Пошли, — хмуро сказал я. Мы спустились в трюм, прошли в грузовое отделение и добрались до носа, петляя между расставленными тут и там ящиками. Нос и был самой захламленной частью. Там пришлось по ящикам идти, рискуя оступиться в свете фонарей. — И куда ты меня притащила, чистого, мытого… А тут пыль. Пятнадцатая фыркнула. — Пришли уже, — ответила она. — Помнишь, сегодня наши перерывали трюм и искали лекарства? — Ага… — Ладна с Зенкой добрались сюда. Ну и глазастая обнаружила, что здесь настил отходит слегка. Приподняли они досочки… Смотри и знакомься! Под досками я обнаружил три ящика, наполненные продолговатыми высушенными стручками. Подняв один, рассмотрел со всех сторон и положил назад. — Мы познакомились. Теперь представишь? — Сережки икана. Дерева, растущего здесь, в Пуще, — возбуждённо ответила Пятнадцатая. — Измельченные в пыль, они становятся одним из самых сильных алхимических элементов… Или самым сильным наркотиком из тех, что людям известны. Слово «наркотик» дёрнуло память, но воспоминания так и не смогли выдать что-то осмысленное. Я вопросительно посмотрел на Пятнадцатую, и та объяснила: — Наркотик — это вещество, которое раз примешь, и будет требоваться ещё и ещё. Каждый приём ты убиваешь себя. Прямо раз за разом. Маленькая щепотка икана дарит принявшему неземное блаженство. Говорят, людям сложно удержаться от новой. После того, как примешь эту гадость несколько раз, требуется еще. Если не найдешь — будешь постоянно чувствовать боль и ломоту в теле. Она будет всё сильнее, сильнее… Люди умирают от судорог, если не найдут дозу за несколько дней. А новая доза — и новый ущерб. С каждым разом доза требуется всё чаще, и в конце — либо смерть от судорог, либо смерть во время блаженства. — Это как? — Не знаю… Но так говорят. — И такое можно продавать? — с тихим удивлением проговорил я. — Нет, — усмехнулась Пятнадцатая. — Нет, Шрам, такое продавать запрещено. Этим торгует только государство и продаёт только в руки алхимиков. Один эо пыльцы икана стоит сотню ули. — Подожди-ка… Это что, незаконный товар? — Да, команда торговала контрабандой, — кивнула Пятнадцатая. — Тогда почему мы нашли так мало денег? — оживился я. — Молодец! — Пятнадцатая улыбнулась так гордо, как будто в этом была её личная заслуга. — Не сомневалась в тебе ни на секунду. Эти деньги никак не отображаются, и их не должно быть на барже, если стража затеет обыск. — И где-то тут есть тайник с кучей золота…