Последней была Лента — гибкая вёрткая молоденькая девчонка из самых последних выпусков школы нерождённых. Ей часто не хватало сил нанести хороший удар, но зато её удар почти всегда попадал в цель. И попасть по ней самой было задачей весьма сложной. С ней всё было понятно — волосы ещё даже не начали отрастать, но, судя по веснушкам, будут или русыми, или рыжими. Да и характер был миролюбивым, но непоседливым. В её тренировке упор был сделан на увеличение силы удара. Фактически на занятиях она дополнительно долбила тренировочным копьём тренажёры. По её словам, в школе их продержали дней четыреста, и она просто ничему не научилась. Рассчитывать, что к концу отведенного на тренировки срока она начнёт пробивать костяную броню — не приходилось, поэтому в её случае оставалось полагаться на меткость. Гун-Нор приезжал первое время почти каждый день. Один раз притащил луки и бойца-нори, который стал нашим инструктором. Луки были простые, охотничьи — такие выдавались ученикам. Эти луки нам, видимо, предстояло использовать и в бою. На что-то более серьёзное никто из нас не тянул. Стали попадать со ста шагов в мишень — уже хорошо. Талантов лучника в себе никто из полусотни не открыл, поэтому стрельбе нам предстояло долго и нудно учиться. Отцы-командиры, как называл их эр Скаэн, собрались на исходе десяти дней — и сразу же устроили показательное судилище над контрабандистами и наркоторговцами. Пятнадцатую уже к тому времени трижды гоняли на допрос, но что и как — девушка не рассказывала. К моменту вынесения приговора в городе умерло пять человек от ломки, и смертная казнь уже не казалась слишком суровым наказанием. Баржу продали, и казна отряда пополнилась более чем сотней тысяч ули. Наконец, начались закупки экипировки. Первый тратил деньги осторожно, стараясь не спустить всё и сразу. Но на экипировку жадничать не стал. Так и не выданный после заселения выходной объявили только тогда, когда командование сидело и обсуждало будущий поход. Что он состоится — уже никто не сомневался. Гонцов из Линга так и не прибыло, зато вернулись разведчики. К городу они подобраться не смогли, но на подступах было полным-полно серых людей: их отряды кочевали на север. Была надежда, что Линг ещё держится, получив подкрепление морем. Другие разведчики докладывали о толпах нежити, идущей с востока. То же подтверждалось и бойцами, которые несли службу на стене — на юге. Стена перекрывала удобный проход между горами и морем и постоянно подвергалась нападениям. Но их количество в последние дни многократно возросло. Не нашествие — но что-то похожее. Корабли в порт не приходили, а те, что стояли в порту — боялись плыть назад. Торговцы злились, но рисковать не хотели, предпочитая переждать опасные времена в самом укреплённом городе. Было понятно, что в княжестве творится что-то совсем нехорошее, и тянуть с выступлением было нельзя. Сбор был объявлен в тот самый день, когда мы смогли наконец-то отдохнуть. Глава 23 Я в выходной собирался отсидеться в казарме, но у Пятнадцатой были свои планы, на что она мне и намекнула накануне. После завтрака я был схвачен и похищен девушкой прямо из столовой. С нами увязались Хохо и Шестой. Полную броню никто одевать не стал, ограничившись панцирями. Копья сменили кинжалы, закупленные для всех бойцов. И первое, куда потащила всех Пятнадцатая — это был рынок. Шестой и Хохо знали об этой цели заранее и долго объясняли мне по пути, что рынок — это первое, куда кинется любая девушка. И они даже мне готовы перечислить те торговые ряды, которые ее интересуют. Будь она хоть трижды Пятнадцатая, боец и суровый десятник. Девушка выдержала несколько минут объяснений, а потом вежливо попросила всех заткнуться, красноречиво поправляя кинжал. Может, и шутила, но проверять не хотелось. — Непривычно, — заметил Хохо, оглядываясь. — Если сравнивать с Мобаном, тут очень чисто. — Чисто, — согласился Шестой. — Но это как раз понятно. Помнишь, куда нам приказали мусор из казармы таскать? — В яму, — согласился Хохо, и я вспомнил про сарайчик. В нём укрывался вырубленный в скале провал, который вёл в неизвестность. — Но то из казармы… — Смотри, — Шестой положил Хохо руку на плечо и показал в сторону. Посмотрели, естественно, все мы. — Сарайчик не узнаёшь? Одной из особенностей Форта Ааори были каменные мостовые. Город и крепость стояли на скале, и дороги здесь не посыпали толчёным камнем, не мостили — они были каменными. Иногда попадались небольшие «заплатки» — когда в мостовой появлялась дыра, приходил каменщик, выравнивал края и вставлял подогнанный под дыру камень. Жители пользовались этой особенностью города, катая повсюду тележки с небольшими колёсами. Вот и сейчас мужчина заталкивал тележку с установленной на ней высокой бочкой в уже знакомый сарайчик. Судя по запаху, в бочке был мусор. — Вот уже пятый или шестой вижу по пути, — пояснил Шестой. — Они по всему городу раскиданы. А мужички с бочками только мусор и возят. Присмотрись просто, Хохо. Это их работа. Отвёз бочку, выкинул мусор, вернул бочку назад, получил монетку. — Боги, — восхитилась Пятнадцатая. — Я хочу стать вэри и жить тут…. — Я бы и нори тут пожил, — вздохнул Шестой. — Мы уже сколько отмахали, и хоть бы кто-нибудь прицепился. Нет постоянных взглядов сквозь тебя, не приходится уступать дорогу очередному придурку, который думает, что нас действительно не существует, потому что так написано в религиозных текстах… — Так что мешает? — поинтересовался я. — Распределение мешает, — мрачно ответила Пятнадцатая. — Нори нужны и тут, и в казарме в Мобане. Нори же ещё грешники — должны служить… Разговор затух сам собой. Про устройство Империи Людей[5] я знал не так уж и много, но видел, что Форт Ааори лишь формально относится к княжеству Мобан. Здесь царили другие порядки и другие законы. Сюда направлялись представители со всех земель империи. Форт Ааори управлялся ааори, номинально подчинялся князю и фактически был больше похож на вольный город. Нори, попадавшие в Форт, в Мобан возвращались только за новым статусом. Но это относилось к тем нори, которые уже имели имя. А нам в Мобан придётся возвращаться, и там мы лишимся покровительства эра. И кто может быть уверен в том, что после этого нас не отправят в казарму, на службу князю? Рынок встретил нас шумом сотен людей. Здесь, на площади, не было красивых павильонов и ровных рядов палаток. Здесь правили бардак, случайность и «мне так в голову взбрело». И они раскидали палатки тесно, бессистемно и плотно. Торговать можно было всем — после уплаты небольшого взноса в казну города. Вот все и торговали. А кто не хотел стоять и торговать сам, мог нанять место у крупных торговцев, и те сбывали их товар по цене, которую устанавливал продавец (со своей выгодой, понятно). И если цена твоя слишком велика для покупки — тоже не страшно. Ты всё равно её снизишь через несколько дней. Подобие порядка царило только на нескольких прилегающих к рынку улицах, где держали свои лавки зажиточные торговцы. Одновременно это были и лавки, и дом. Торговцы селились рядом с рынком, открывали на первом этаже свой магазин — и жизнь их становилась единым целым с работой. Если и было в княжестве Мобан место, где можно было купить всё, то это была не одноименная столица княжества — это был рынок Форта Ааори. Сюда привозили товары со всех регионов Империи, и здесь же сбывали добычу из Диких Земель. — Вы сами тут осмотритесь, — весело проговорила Пятнадцатая. — Встретимся через часик. Вон у того магазина. Очень хочу…. Чего хочет Пятнадцатая, мы уже не расслышали — расстояние стало слишком большим. — Вот, Шрам, видишь — мы всё знали! — заметил Хохо, глядя вслед Пятнадцатой, которая быстрым шагом направилась к рядам, где продавались платья. — Сейчас она пострадает там, — подтвердил Шестой. — Потом пойдёт страдать на цацки и духи. Вернётся довольная, но печальная. — Почему «пострадает»? — удивился я. — Потому что денег у неё всё равно на цацки и платья нет, — ответил Хохо с ухмылкой. — Да, может, и есть, — возразил Шестой. — Но духи ей в Диких Землях в бою не помогут… — Тогда зачем она? — не унимался я, пытаясь понять. — Не спрашивай, — Шестой рассмеялся. — Этого нам не понять. Женщины… Может, посмотрим на местное оружие? Испытывать мужские страдания, рассматривая оружие и доспехи, мы не захотели. Час мы просто бродили по рядам — рассматривая, что и почём можно купить. Вокруг нас сновали люди и совершались сделки. Пару раз раздавались крики «Воры!», но я предусмотрительно не лез проверять деньги, боясь выдать место их хранения. Было у меня с собой несколько ули, но даже их было бы жалко потерять. — Понять не могу, — сказал я, заметив, что большинство людей выглядят как-то расслабленно и спокойно. — В княжестве идёт нашествие, людей убивают, а тут… Все какие-то спокойные, занимаются своими делами… — Ага, — согласился Хохо. — Тоже заметил это. И тоже не понимаю их. — Может, им просто наплевать на княжество? — предположил Шестой. — Что им до него? Город живёт своей жизнью — и живёт. Поля тут свои есть, рыбу сами ловят, оружие сами куют… — А за себя они не боятся? — удивился я. — Не знаю… Бесцельные блуждания закончились перед небольшим уличным лотком, торговавшим напитками и едой. Взяли мы «кислую воду» — напиток делался из воды и каких-то фруктов, отдававших терпкой кислинкой. Вкусов было несколько штук, но главное — они спасали от местной жары. Солнце уже поднялось высоко, и ощущения были очень непривычные. Тяжело приходилось ааори и страже из местных — которая выглядела внушительнее мобанской, кстати. Их доспехи были раскалены, и от невыносимой жары не спасали даже выданные плащики. Тем, кто не состоял на военной службе, было легче — лёгкие рубахи светлых оттенков хотя бы не нагревались на солнце. Местные вообще ходили в просторных тканых нарядах, зная о свойствах южного солнышка. Для мужчин это было приятно ещё и тем, что ткань под ярким солнцем просвечивала, и прошедшая мимо девушка могла сильно поднять настроение. На море было проще: там дул ветер, было свежо, да и погода не всегда была ясной и солнечной. Но морские ветра разбивались о стены Форта Ааори, а если и долетали до города, то уже слабые и неспособные охладить металл доспеха. И я, и Шестой, и Хохо сильно вспотели, и распитие кислой воды под тентом стало просто благословением богов. Высоких столиков, за которыми можно было постоять у лотка с едой, было немного, а желающих перекусить и выпить водички — хоть отбавляй. Поэтому торговец периодически прикрикивал на тех, кто слишком долго ел или пил. Но к нам он проявил понимание и не трогал, гоняя из-под тента только тех, кого не так донимала жара. Когда вода кончилась, мы отдали кружки и продолжили путь. Как оказалось, рынок был не просто местом торговли — он был живой. Потому что как иначе объяснить то, что он съел отмеренный нам час так быстро, что мы сами не заметили? Назад к магазину, у которого назначила встречу Пятнадцатая, пришлось идти быстрым шагом, лавируя между жителями города, решившими расстаться с деньгами и захламить свои кладовые. К счастью, как и предсказал Шестой, Пятнадцатой ещё не было на месте. Не хотелось услышать от неё очередное поучение о том, как важно приходить вовремя. А когда Пятнадцатая пришла — сбылось ещё одно предсказание. Она была довольной, но немного печальной. Мне даже вспомнились её слова, когда она напилась в моей комнате — не её это, вести бесконечную войну на границах Империи. Следующим пунктом прогулки стала соседняя площадь. Пятнадцатая хотела пойти к стенам, где, как ей сказали, была смотровая площадка, на которую можно было подняться за мелкую монету. Но на площади стоял зверинец с тварями Диких Земель, и пройти мимо было невозможно. Клеток было всего пять, но люди шли туда сплошным потоком. Все клетки находились в больших шатрах, и посмотреть на тварей можно было, только зайдя внутрь. Твари были дикими и активно выражали несогласие с тем, что на них смотрят, поэтому ревели, стрекотали и шипели — и это было слышно издалека. За просмотр всех клеток пришлось отдать ули. По 10 сперов за каждую. «Их ещё кормить надо! — ответил тощий паренек, продававший билеты, когда Шестой удивлённо присвистнул. — Да и тварей из зверинца за городом тоже!». В первом шатре сидел ног-гарис — здоровенная тварь, покрытая буро-зелёной шерстью. В холке она достигала пяти шагов, но по описанию на табличке рядом с клеткой — могла драться, стоя на задних лапах. Передние лапы у нее были много длиннее, чем задние, но это не мешало ей бегать быстрее всадника, настигая свою добычу. Жили твари в предгорьях Южных гор и часто попадались охотникам и ааори. — Я видела обычных гарисов на картинках, — рассказала мне Пятнадцатая. — Животные как животные. Бурые, ниже этих на пару шагов. Лапы пропорциональные, на зиму прячутся в пещерах по несколько штук — и спят. В книжке было написано, что они только по весне голодные и опасные. Если не лезть первым — не станут нападать. Ног-гарис пытался приблизиться к прутьям клетки, но толстая цепь, прикованная к ошейнику одной стороной и к кольцу в полу клетки — с другой, ему этого не позволяла. Тварь злобно буравила посетителей взглядом маленьких глаз, роняла слюну, ревела, но сделать нам ничего не могла. — Всё, до чего трещины дошли — всё меняется, девонька, — произнёс старичок, стоявший рядом и услышавший Пятнадцатую. — Даже рыба. Пятьдесят лет ловлю её, и такие иногда рыбёхи попадаются… До дрожи. Вторая клетка встретила нас Пещерным Псуком. Без приставки Ног. Видимо, обычных Псуков уже не осталось. Псук походил на стол — прямые ноги, широкое приплюснутое тело, покрытое костяным панцирем и шипами. Длинный хвост венчал костяной шипастый шар. Тварь при виде людей шипела, била хвостом, выбивая щепки из пола клетки, но нападать не пыталась. Описание рассказало о том, что питался псук травой и на человека мог напасть только зимой. Людей животное не ело, просто ненавидело. — Всего-то ненавидело, — с ироничной улыбкой повторил Хохо. — В самом деле, мелочь. Ног-Каваль, третий экспонат, напоминал тягловых животных, которых использовали крестьяне в княжестве. Огромный, с изогнутыми рогами. Отличие было в количестве рогов. Ковали крестьян были смирными: рога были только у самцов, а у самок — лишь небольшие костяные наросты. Ног-Ковали были рогатыми все. А у самцов рогов было несколько: направлены были под разными углами и легко могли пробить железные пластины брони. Ног-ковали не стали мясоедами, но и обычным скотом быть перестали. И самки, и самцы жили отдельно, не пуская на свою территорию других ног-кавалей. Самец забирал большую территорию и внимательно следил, чтобы рядом селились только самки, которые отделили бы его от других самцов. По весне самки входили на его территорию, чтобы завести потомство. Но как только самка беременела — она уходила на свой участок. В четвёртой клетке была немёртвая тварь — Волосатый. И, к ужасу посетителей, тварь не ревела, не шипела и не рычала. Она молча и зло наблюдала за людьми, сидя в самом центре клетки. И кто стал предком твари — можно было понять без описания. Волосатый был изменившимся человеком. Очень большим, ростом больше четырёх шагов, широким в плечах и с волосатым телом. Все места, где у людей росли волосы — покрывал плотный волосяной покров. Волосы на голове отросли до самого копчика, укрывая спину сплошным ковром. На голове они не сразу изгибались к земле, а на ладонь сохраняли первоначальное направление роста. Ногти у волосатого были грязные и большие — и больше напоминали когти, но обломанные края говорили о том, что настоящими когтями тварь так и не обзавелась. Бёдра волосатого были прикрыты грязной шкурой, однако табличка с описанием оповещала, что большинство представителей этого народа одежды не признает. В пятой клетке содержалось бывшее насекомое. Ног-Крипит. Обычный крипит длиной был размером в ладонь и почти не представлял опасности для человека. Только яд, который выделяли жвала, мог вызвать небольшое воспаление. Ног-Крипит в длину превышал два шага. Тело его покрывал не хитин, а хитинокость — порождение трещин мира. Спина пряталась под тремя щитками, росшими внахлёст, что позволяло твари изгибаться в кольцо. Из-под щитков были видны две пары ног, покрытых острейшими шипами. Передняя пара ног была поднята у груди, но саблевидные наросты показывали, что этой парой тварь активно пользуется не только для передвижения. Жвала выделяли, судя по описанию, кислоту, которая очень ценилась алхимиками. Стекло жидкость прожечь не могла, а ту же бронзу растворяла, оставляя после себя пузырьки олова или мышьяка. Железо кислота окисляла и растворяла. В природе кислотой тварь могла плюнуть. Табличка с описанием имела приписку, благодаря которой было понятно, почему Ног-Крипит из зверинца ядом не плюётся — ей просто зашили сопла, которыми яд отправлялся в полёт. Но на самих жвалах яд остался — иначе тварь сдохла бы от голода. Без этой кислоты переварить пищу она не могла. Ног-Крипит при виде добычи в лице посетителей стрекотал, дёргался, пытаясь плюнуть кислотой, шевелил передней парой ног, но серебристый канат не давал ей приблизиться. — Канат из шерсти Ног-Харра, — просветила меня Пятнадцатая. — У харра шерсть очень прочная и тонкая. Северяне за одежду из шерсти дерут золотом. Раньше на юге жили южные харры с менее прочной шерстью, но теперь они переродились в ног-харра. И более прочной нити, наверно, не найдёшь. После зверинца мы сходили и на смотровую площадку, и на представление акробатов, начавшееся на рынке. К вечеру стало не так жарко, с моря начал задувать ветерок — и нам сразу захотелось есть. Пообедали мы в кабаке на одной из торговых улиц, сидя за столиком под широким зонтом. Прямо на воздухе. Хохо и Шестой отправились после обеда в казарму, сказав приходить в кабак «У стены», где Первый хотел собрать на посиделки всю полусотню. Меня клонило в сон, и я мечтал вернуться в казарму и поспать. Но Пятнадцатая одна гулять не хотела и уговорила меня на прогулку по городу. Пришлось гулять. Вечер встретил нас неподалёку от стен — в скверике, засаженном пальмами. Местные жители скверик любили: народу было много, лавочки заняты, и сидели мы прямо на дорожке, слушая выступление менестреля. Тот играл на мено-аоне — музыкальном инструменте, вырезанном из дерева, с десятком струн. Он пел заунывную песню о море, которое зовёт смельчаков, но убивает, и о далёком континенте, где всё необычно и сказочно. Последнее утверждение вызвало у меня сомнения — если твари расползлись по всему миру, то и на соседнем континенте сказки все злые и мрачные. Но пел менестрель красиво и заслужил свой спер, кинутый в шкатулку у ног. А на пути к кабаку «У стены» нас с Пятнадцатой попытались избить. Загулявшей компании из трёх местных обитателей наша парочка чем-то не понравилась. Беда была в том, что даже махать кинжалами в данной ситуации было нельзя. Ведь противники явно не горели желанием нас убивать или грабить: они просто собирались нас бить. И даже если в их пьяных головах и было желание этим не ограничиваться — это надо было ещё доказать. Отбиваться пришлось руками и ногами. Вот тут-то и обнаружился пробел в нашем обучении: мы отлично работали копьями, умели пользоваться щитами, но махать кулаками нас никто не учил. Наши противники были опытными в драках — явно поучаствовали не в одной и не в двух. Пятнадцатую сразу двинули по ноге, и, охромев, она оказалась прижата к стене. Пришлось сместиться к ней и прикрывать. Чем закончилась бы эта драка, мне узнать не довелось, хоть я и полагал, что не нашей победой. Но из темноты улицы внезапно появился Молчок — мой новый боец. Не останавливаясь, он сильно и точно пробил в бок одному противнику, второму — и те, постанывая, легли на землю. Третий оценил расклад и бросился наутёк, а догонять его Молчок не стал. Он посмотрел на меня и Пятнадцатую, чуть подняв брови. — Всё нормально, живы и почти здоровы, — заверил я его. — Пятнадцатая, как нога? — Прыгать не смогу. Идти — запросто, — ответила та. Молчок кивнул, стукнул себя внешней стороны ладони по шее и махнул головой в сторону кабака. — Ага, пошли, — согласился я. — Ты тут как?.. Молчок пожал плечами и, осознав, что без слов не обойдётся — выдал: — Рынок. Пятнадцатая переводила удивлённый взгляд с него на меня. Я-то за прошедшие дни уже начинал его понимать, а вот ей все эти жесты и знаки ничего не говорили. — Хорошо, что ты припозднился, — кивнул я. — Эти трое нам бы сейчас синяков наставили.