– Да неужели? – Конечно, нет. – Он увидел слезы в ее прекрасных глазах, и его сердце дрогнуло. – Девочка моя дорогая, ну конечно же нет, – повторяя это еще раз, он сам верил себе. – Пойдем танцевать. Пока они ехали домой, всю дорогу до Брук-Грин он поглядывал на нее, видел, что она спит, и, чтобы не разбудить, вел машину осторожно. «Отнесу ее в постель, – думал он, – а потом сбегаю проведать детей, и она ничего не узнает». Оставив ее в машине, он вышел, чтобы отпереть входную дверь дома, а когда шагал к нему по садовой дорожке, заметил в детской спальне свет, и у него упало сердце. Он вернулся за ней к машине и увидел, что Зоуи проснулась. – Помоги мне, Руперт, меня шатает. – Я тебя держу, – он подхватил ее на руки и понес в дом и вверх по лестнице к спальне. Пока он укладывал ее в постель, она крепко стиснула обеими руками его шею. – Ужасно тебя люблю. – И я тебя люблю, – он высвободился из ее рук и выпрямился. – Посмотрим, насколько быстро ты сумеешь улечься! А я отойду на минутку, – и он сбежал, прикрыв за собой дверь прежде, чем она успела ответить. По лестнице он взлетел, прыгая через две ступеньки, на площадке его встретила Эллен. – Что такое, Эллен? С Невом что-нибудь? – Началось не с него. Клэри приснился страшный сон, она прибежала ко мне, разбудила его, и с ним опять случился припадок. Руперт последовал за ней в комнату, в которой она спала вместе с Невиллом. Тот сидел в расстегнутой пижамной куртке и ухитрялся сделать мучительный вдох всякий раз, когда уже казалось, что он сейчас задохнется. Вся спальня пропахла «Монастырским бальзамом» и ментолом. Руперт подошел и сел на кровать. – Привет, Нев. Невилл наклонил голову. Вихры торчали у него на макушке, как трава. Борясь с очередным бесконечным и хриплым вдохом, он выговорил: – Воздух… не входит. – И после паузы с достоинством добавил: – С большим трудом. – Его глаза были блестящими от страха. – Оно и видно. Хочешь сказку? Он кивнул, по-прежнему мучаясь; Руперту хотелось взять его на руки, но он знал, что бедняжке это не поможет. – Итак, правила помнишь? Когда я остановлюсь, ты должен сделать вдох, и так каждый раз. Жила-была однажды злая колдунья, и единственным существом во всем мире, которое она любила, был маленький черно-зеленый… – он умолк, и обоим как-то удалось преодолеть паузу, – …динозавр по имени Трясопузик. Трясопузик спал в корзинке для динозавров, сплетенной из остролиста и чертополоха, потому что ему нравилось чесать спинку о колючки. На завтрак он ел овсянку с улитками, на обед – рисовый пудинг с жуками, а… ну как, уже полегче? – а ужинал змеями в желе, – ему удалось завладеть вниманием Нева: теперь он скорее слушал его, чем боялся. – В свой день рождения, когда он был еще маленький, всего шесть футов в длину… Спустя двадцать минут Руперт умолк. Невилл, дыша по-прежнему сипло, но уже ровно, задремал. Руперт укрыл его и наклонился поцеловать теплый потный лобик. Спящий Нев был поразительно похож на Изобел – тот же выпуклый лоб с тонкими голубыми жилками на висках, те же очертания губ… Руперт прикрыл ладонью глаза, вспомнив, какой видел ее в последний раз: лежа в постели, изнуренная тридцатичасовыми родами, она истекала кровью и пыталась улыбнуться ему. Он хотел удержать ее в объятиях, но душа из Изобел уже выскольз-нула, остался лишь мертвый груз в его руках, потерянный и не приносящий утешения. – Как вы хорошо успокоили его! – Эллен подогревала молоко в кастрюльке на площадке. Она куталась в мешковатый клетчатый халат, волосы желтовато-белой косицей свисали по спине. – Не знаю, что бы я без вас делал. – А вам и незачем обходиться без меня, мистер Руперт. – Это для Клэри? – Надо успокоить ее. Несносная девчонка! Раз десять твердила ей, чтобы приходила ко мне потихоньку, а не кричала, не поднимала шум и не пугала бедного малыша. Ты не одна живешь в этом доме, говорила я ей, а она опять расшумелась. Но такова жизнь, верно? – заключила она, переливая молоко в кружку с утятами. Этими словами она отзывалась на любые сложности и беды. – Я сам ей отнесу, а вы ложитесь. Выспитесь, отдохните как следует. – Хорошо, в таком случае – доброй ночи. Он забрал кружку и направился в детскую. У кровати Клэри горел ночник. Клэри сидела в постели, обняв обеими руками подтянутые к груди колени. – Эллен приготовила тебе вкусного горячего молочка, – сообщил Руперт. Не глядя на кружку, она сказала: – Ты так долго пробыл там. Что ты делал? – Рассказывал ему сказку. Помогал дышать. – Глупый он. Дышать умеют все. – Людям, больным астмой, дышать очень трудно. Ты же знаешь это, Клэри, не будь такой злой. – Я не злая. И я не виновата, что мне приснился страшный сон. – Конечно, не виновата. Пей молоко. – Чтобы тебе побыстрее уйти от меня вниз? И вообще, не люблю горячее молоко – на нем противная пенка. – Выпей, чтобы порадовать Эллен. – Не хочу я радовать Эллен, она меня не любит. – Клэри, не говори глупостей. Конечно, она тебя любит. – Человеку виднее, кто его любит, а кто нет. Вот меня никто по-настоящему не любит. И ты не любишь. – Чепуха. Я тебя люблю. – Ты же называешь меня злой и глупой. Ее взгляд был возмущенным; Руперт увидел липкие дорожки, оставленные слезами на ее круглом веснушчатом лице, и сказал уже мягче: – Я все равно тебя люблю. А недостатки есть у всех. Но она, отводя взгляд, сразу же пробормотала: – У тебя их нет. Я так считаю, – ее голос дрогнул, молоко плеснулось в кружке. Он снял с молока пенку и съел ее. – Вот, это тебе в доказательство. Я тоже ненавижу молочные пенки. – Папочка, как я тебя люблю! – Глубоко вздохнув, она выпила молоко залпом. – Люблю так, как любят все люди на свете, вместе взятые. Хорошо бы ты был королем! – А зачем тебе это? – Потому что тогда ты был бы весь день дома. Как короли. – Ну, завтра начинаются каникулы, так что я буду дома. А теперь дай-ка я тебя укрою. Она улеглась, он поцеловал ее и впервые за весь разговор увидел ее улыбку. Взяв его руку, она приложила ее к своей щеке. И сказала: – А ночью – все равно нет. Ночью ты будешь не со мной. – Зато буду каждый день, – ему хотелось закончить разговор на легкой ноте. – Спите, глазки, закрывайтесь… – Клоп и блошка, не кусайтесь, – закончила она. – Папа, а можно мне кошку? – Об этом мы поговорим утром. Пока он прикрывал дверь, она сказала: – А у Полли есть. – Спокойной ночи, – с непреклонной решимостью отозвался он. – Спокойной ночи, папочка, – жизнерадостно прощебетала она. Вот и все, думал он, спускаясь к себе, по крайней мере на сегодня. Но подходя к все еще закрытой двери спальни, он вдруг ощутил бесконечную усталость. Кошки у нее не будет, потому что у Нева астма, и тем больше обиды она затаит на него. Руперт открыл дверь. Только бы Зоуи уже спала. Она, конечно, не спала. Сидела в постели, набросив ночную кофту на плечи, и бездельничала, ожидая его. Он завозился с галстуком, развязал, бросил на комод, и тут она заговорила: – Тебя долго не было. В голосе звучала сдержанность, которой он уже привык опасаться. – Клэри приснился страшный сон, она разбудила Нева, и у него начался довольно сильный приступ. Я укладывал его. Он повесил пиджак на спинку стула и присел, чтобы разуться. – Знаешь, я тут подумала… – продолжала она с притворной озабоченностью. – Тебе не кажется, что Эллен уже не справляется? – С чем?