— О чем ты говоришь… — начинает говорить София, и я чувствую, что меня трясет от ярости. — Не лги мне, блядь! — Реву я, и мой голос наполняет комнату. — Меня чертовски тошнит от этой лжи! Ты знаешь, о чем я говорю. Вы с русской шлюхой сговорились обмануть меня. Я послал ее найти информацию, чтобы спасти тебя, помочь установить мир, и все это время она искала способ заставить Виктора помочь тебе сбежать. Ты собиралась помочь гребаным русским, чтобы только убраться отсюда. Почему? Я не знаю, и мне, черт возьми, все равно. Ты предала меня, сука, и ты и твоя подруга заплатите за это. София сейчас плачет, ее лицо красное и в потеках слез, но мне все равно. Я никогда не мог припомнить, чтобы был так зол, на грани того, чтобы разорваться от этого. Ни тогда, когда она столько раз сопротивлялась мне раньше, по стольким разным поводам, ни в другие разы, когда она лгала, ни тогда, когда она пыталась убежать. Потому что тогда, по крайней мере, я не влюбился в нее по уши. Я, конечно, знаю, почему она пыталась торговаться с русскими, почему она пыталась бежать. Ребенок. Она не доверяла мне, думала я заставлю ее следовать букве контракта. Но я не хочу, чтобы она знала, что я это знаю. Я хочу, чтобы она сама мне рассказала. Раньше, потому что я хотел, чтобы она доверилась мне. Сейчас, потому что я хочу, чтобы она просто не лгала ни об одной гребаной вещи. — Ты бы далеко не ушла, — насмехаюсь я над ней. — Тот браслет, который ты носила все время, потому что я подарил его тебе, и это было оооочень романтично? — Я передразниваю ее голос, мой повышается в тональности. — В нем было устройство слежения. Вот как я нашел тебя на той квартире. И это не единственное украшение, которое у тебя есть. Поэтому, когда ты неизбежно взяла бы что-нибудь с собой на продажу, как жадная маленькая шлюха, какой ты и являешься, я бы смог последовать за тобой. — У тебя устройства слежения в моих украшениях? — София выглядит испуганной, и я не могу удержаться от смеха. — Конечно, черт возьми. Тебе нельзя было доверять, и ты доказала, что я был прав, когда убежала. Если бы я этого не сделал, ты бы сейчас лежала на глубине шести футов, замученная до смерти и изнасилованная головорезами Росси. Так что не говори мне, что ты злишься из-за того, что я вставил маленький чип в твой бриллиантовый браслет. — Откуда ты знаешь обо всем этом? — Шепчет она, но по ее лицу я вижу, что она уже знает. — Франко сказал мне. — Мой голос полон отвращения, которое я испытываю. — Ты думаешь, в этом доме есть хоть одна комната, которая не находится под каким-либо наблюдением? Если не камеры, то микрофоны. Он нашел доказательства твоей маленькой подставы с Анастасией. Он избивал ее до тех пор, пока она не призналась в этом. А потом, когда я пришел туда, чертовски злой из-за того, что он избил женщину, твою лучшую подругу до полусмерти, он рассказал мне все. — Лука, я… — Заткнись на хрен, — рычу я. — Я начинал доверять тебе, жена. Я поверил тебе, когда ты извинилась передо мной за то, что сбежала. Я поверил тебе, когда ты сказала, что хочешь провести медовый месяц, чтобы мы могли уехать вместе, но на самом деле это было просто для того, чтобы у Анастасии было больше времени на выполнение твоего маленького плана, не так ли? Черт, я даже начал испытывать к тебе чувства. — Я качаю головой, свирепо глядя на нее. — Росси был прав, — выплевываю я. — Я слаб. Ты делаешь меня слабым, но не более того. Я не подхожу к ней так близко, как обычно, когда мы ссоримся. Я не загромождаю ее пространство, потому что не хочу в нем находиться. Я не хочу, чтобы между нами вспыхнул этот жар. Я не хочу хотеть ее. Я хочу, чтобы она держалась от меня как можно дальше, потому что все проблемы, с которыми я сталкивался в своей жизни за последние несколько месяцев, возвращаются к ней. И с меня, блядь, хватит. Я лезу в карман и достаю ожерелье, которое забрал у Росси. Ожерелье ее матери. — Я собирался вернуть это тебе в медовый месяц, — рычу я, сжимая его в кулаке. — У меня не было возможности это сделать. Я был слишком рассеян. Но теперь ты, черт возьми, можешь получить это обратно. — Я бросаю его в нее, наблюдая, как оно падает на пол к ее ногам, и когда София поднимает его с пола, по ее лицу снова текут слезы. Меня тошнит, когда я это вижу. Ее поступок. Она все это время была коварной маленькой предательницей. — Ожерелье моей матери…Росси забрал его. — И я забрал его у него обратно. Мне следовало выбросить его в гребаный океан, — я свирепо смотрю на нее. — Я должен убить Ану за то, что она сделала. Я должен был бы убить тебя, но если не тебя, то ее наверняка. Кто-то должен заплатить за это предательство. — Нет! — София почти выкрикивает это, ее глаза расширяются от ужаса. — Пожалуйста, Лука, нет. Она делает шаг ко мне, и я отступаю на шаг, не желая, чтобы она приближалась ко мне. — Я буду умолять, — шепчет она. — Я встану на колени. Я сделаю все, что ты захочешь. Ей достаточно. Все эти пытки, эта боль, избиения, вся ее карьера пошла прахом — Лука, она заплатила. Пожалуйста, не убивай ее. Ты можешь сделать со мной все, что угодно. Но, пожалуйста, пожалуйста… — Я ничего не хочу от тебя, кроме твоего послушания, — рычу я, сжимая челюсти. — Анастасия пока будет жить. Но ты не покинешь эту квартиру. Вы ни на шаг не сдвинетесь с места. Сегодня я уезжаю на конклав, а когда вернусь, я решу, что делать с вами обоими. А до тех пор я оставляю Франко здесь охранять тебя, чтобы быть уверенным, что ты не уйдешь. София ахает. — Франко? Ты серьезно? После того, что он сделал… Я жестоко улыбаюсь ей. — Именно поэтому, — решительно заявляю я ей. — Если понадобится, я знаю, что он сделает то, что должен сделать. — Я делаю паузу, выдерживая ее взгляд. — Если бы я пошел к нему и узнал, что он жестоко обращался с Анной без всякой причины, как я думал, то он был бы сейчас мертв. Но вместо этого я обнаружил, что он просто наказывал предателя. София в ужасе смотрит на меня, приоткрыв рот. — С твоей стороны было бы разумно очень внимательно следить за своим поведением, — говорю я ей. — Сейчас ты ходишь по тонкому льду. И ты, и Анастасия, обе. И с этими словами я поворачиваюсь на каблуках и ухожу. Оказавшись в своем кабинете, я могу немного отдышаться. Я чувствую себя плохо, преданным, более злым, чем когда-либо. Вот почему я не хотел влюбляться в нее, яростно думаю я, наклоняясь вперед и хватаясь за край своего стола. Я никогда не думал, что смогу увлечься кем-то вроде нее, но после стольких лет маленькая девственница София Ферретти была той, кто сделал это. Я хочу ее больше, чем любую другую женщину. Я влюблен в нее по уши. Черт возьми, я чуть было не сказал это во время чертова медового месяца. Но я хотел дождаться, когда она расскажет мне о ребенке, признается во всем и попросит начать все сначала. Я надеялся, что она скажет мне об этом, когда я извинюсь перед ней за то, что разрушил ее карьеру. Какой, блядь, смехотворный поступок. Теперь я чувствую себя дураком из-за того, что вообще говорил это. Она никогда не собиралась рассказывать мне о ребенке. Возможно, она даже не захочет этого. Она просто хочет сбежать. Даже если это означает продажу секретов моему врагу и то, что я потеряю все, ради чего я так усердно трудился. Я продал свою душу мафии. Я не собираюсь отказываться от сделки. Держать ее в узде, не единственная причина, по которой я оставляю Франко здесь. Особенно после этого фиаско, я не совсем уверен, что конклав пройдет хорошо. В глубине души у меня нехорошее предчувствие по этому поводу. И если со мной что-то случится, я хочу, чтобы Франко все еще был жив, чтобы был кто-то, кому я могу доверить управление. Если я умру, он, вероятно, казнит Анастасию и Софию одновременно. Но я больше не собираюсь рисковать всем ради своей любимой жены-предательницы. Ей придется подчиниться и рассказать мне все, или я с ней покончу. Покончу с обещаниями, покончу с попытками быть мужем для женщины, которая не может быть женой. Пришло время мне стать безжалостным человеком, каким меня воспитывали. СОФИЯ Я жду, пока не удостоверюсь, что Лука ушел, чтобы выйти из спальни. Первое, что я делаю, это иду за Анной, которая снова наполовину проснулась. Кое-как я поднимаю ее по лестнице, очень медленно, до самой моей старой комнаты, где я планирую остаться с ней, пока не вернется Лука. Я ни за что не оставлю ее одну ни на секунду, особенно если Франко будет наблюдать за нами. Я долго лежала рядом с ней на кровати, пока она спала. Ей нужно будет что-нибудь съесть, когда она проснется, и я в тысячный раз жалею, что мы не отвезли ее в больницу. Когда она сказала, что это был Франко, у меня появилась некоторая надежда, что мы сможем сделать именно это, теперь, когда мы знали, что Братва не затаилась в засаде. Но открытие Луки разрушило эту маленькую надежду. Знает ли он о ребенке? Если он слышал разговор в ванной, значит, так и должно быть, если только Франко показал ему не весь разговор целиком. Если только он не сохранил эту часть информации, чтобы позже использовать ее в качестве рычага воздействия. Во время нашего спора я не могла достаточно хорошо прочитать выражение лица Луки, чтобы понять, знает ли он. Он был злее, чем я когда-либо его видела, а я видела его в приступах ярости, которые приводили меня в ужас. На этот раз между нами не было электрического разряда, не было жара, превращающего яростный спор во что-то грязное и сексуальное. На этот раз было холодно. Он не хотел иметь со мной ничего общего. И это почему-то еще более пугает. Если Лука не знает о ребенке, то это, по крайней мере, дает мне немного времени. Если он знает, то, скорее всего, он вернется с конклава со своими решениями, и одним из них будет поездка в больницу для меня, чтобы положить этому нежелательный конец. У меня больше нет плана. У меня нет возможности выбраться. Нет возможности сбежать. Я зажата в угол. И даже если бы я смогла придумать какой-нибудь план, Ана ни за что не смогла бы пойти со мной. Я не могу оставить ее здесь в таком состоянии. Если я убегу и оставлю ее здесь, я знаю, что либо Франко, либо Лука убьют ее. Уже очень поздно, когда она снова просыпается. Я приготовила немного супа и поставила его перед ней на поднос, намереваясь помочь ей съесть его. — Ты хорошая подруга, — слабым голосом произносит Ана, когда я помогаю ей с первой ложкой. — Самая лучшая. — Она сглатывает, стараясь дышать ровно через свой ушибленный и, возможно, сломанный нос. — Лука все еще здесь? Я качаю головой. — Он уехал на конклав. Он разговаривал с Франко. — Я делаю глубокий вдох и вижу страх на ее лице при одном упоминании его имени. — Франко рассказал ему о нашем плане. Что он узнал, и именно поэтому он сделал это с тобой. Ана кивает. — Вот почему я не хотела в этом признаваться. Я надеялась, что смогу свалить это на Братву, но Лука бы понял, что я лгу. И это привело бы к началу войны. Я не была уверена, что хуже. — Ты отлично справилась, — обещаю я ей. — Лука был в ярости. Отношения между нами налаживались, но определенно не сейчас. Я не думаю, что они когда-нибудь наладятся снова. Он чувствует, что я предала его, и в каком-то смысле он прав. — Он знает о ребенке? — Спросила она. — Я не знаю, — признаюсь я. — Но я ему ничего не сказала. Если он знает, значит, он узнал об этом каким-то другим способом. Ана вздрагивает. — Мне так жаль, София. Я пыталась… — Шшш. — Успокаиваю я ее, подавая ей еще одну ложку супа. — Это не твоя вина. Это моя вина, что это случилось с тобой. Мне никогда не следовало просить тебя об этом. Я должна была догадаться, что в этом гребаном месте найдется кто-то, кто может нас услышать, из-за чего у нас обоих будут неприятности… — Ты была в отчаянии, — мягко говорит Ана. — Я не могу сказать, что я бы не сделала то же самое. Я не сержусь на тебя, София. Ты была в безвыходном положении. — Так ли это? — Я прикусываю нижнюю губу, стараясь не заплакать. — Ты действительно так думаешь? — Конечно, — говорит она, проглатывая еще ложку супа. — Но есть еще кое-что, что я должна сказать тебе, София. Кое-что я узнала после того, как переспала с одним из бригадиров. — Что? — Я отложила ложку, мое сердце пропустило удар в груди. — Лука может думать, что ты предатель, но ты не настоящий предатель в его рядах, — тихо говорит она, так тихо, что кто-нибудь, притаившийся за дверью, вряд ли смог бы услышать. — София, это Франко. Мгновение я просто тупо смотрю на нее, почти так же, как я смотрела, когда она произнесла его имя ранее сегодня днем. — Он не просто избил меня почти до смерти из-за нашего разговора. Это было потому, что он знал, что я была на грани или уже узнала информацию о том, что он делал. И боже мой, София, это плохо. — Что ты выяснила? — У меня голова идет кругом. Если есть способ убрать Франко, доказать, что он все это время лгал Луке, тогда все, что он сказал обо мне, дискредитировано. Лука, возможно, и слышал запись, но это не значит, что я не могу попытаться как-то реабилитироваться, если честность Франко достаточно сильно поставлена под сомнение. По крайней мере, достаточно, чтобы спасти жизнь Аны и мою. — Ты же знаешь все слухи о происхождении Франко? — спрашивает Ана, и я киваю. Лука упоминал об этом раньше. — Ну что ж, — продолжает она, и ее голос немного срывается от напряжения. — Это правда. — Как… что? — Его отец ирландец, — подтверждает Ана. — Колин Макгрегор, король ирландской мафии. У него с матерью Франко был роман, как и ходят слухи. Конечно, Росси заставил ее пройти тест на отцовство, и она подделала его. Подкупила администратора, чтобы тот изменил результаты. Таким образом, результат теста, который был у Росси в сейфе в кабинете Луки, является ложным. Франко сын Колина.