Оглядываюсь назад: а что было реального в прошлом? Игра с жестокими правилами, головокружительными победами и сокрушительными поражениями. Ты появился на свет – везение невероятное. Тебе достался бесплатный билет в этот прекрасный и грешный мир. Чертовски удачное начало игры. Но куда-то улетучивается с годами этот восторг, уж слишком очевиден финал игры, и ты его знал почти в самом её начале. Поражение тебе обеспечено, как бы счастливо ни складывалась жизнь. Ты играешь в детстве роль беззаботного ребёнка, хотя осознаёшь себя взрослым. Тебя злят твои слабости, твоя внешность, недостаток знаний, зато всё остальное радует. Радует любая погода, даже ненастная – особенно ненастная; высокое небо, утонувшее в голубизне, и низкое, серыми клочьями рассыпающееся по зеленеющим лесам; пьянящие мелодичные строки, рваные, бередящие душу – тоже. Пока ты маленький, тебя все жалеют, гладят по головке, прощают шалости, даже небезобидные. Ну, к примеру, когда ты пробуешь курить или обижаешь слабого. Когда заканчивается первый гейм? Тогда, когда крепкий пацан – удача впервые не на твоей стороне – бьёт тебе в зубы за то, что ты заглядываешься на девчонку, нравящуюся и ему, и тебе нечем ответить? Когда друг предаёт тебя, рассказывая тайну, которую ты доверил ему, другим? Ты продолжаешь играть, таковы правила. Тебя никто не спрашивал. Тянешь билет: армия или институт? Морфлот или десант? Экономический или исторический факультет? Как повезёт, но многое зависит от твоих предков: что они оставили тебе – в материальном и генетическом смысле. Как повезёт. Можешь, конечно, взбрыкнуться, но тебя поставят на место рано или поздно. Лучше рано. Ты родился в Тридевятом государстве – будь добр жить по его правилам. Прежде всего, выбери систему: коммунизм или капитализм? Чёрт возьми, ты опять не угадал – ставил на коммунизм, а оказался в капитализме. Только что все говорили о справедливости, равенстве, совести, честности – и вдруг все эти слова сгорели, словно мусор. Что-то не видно, чтобы кто-нибудь с сожалением посмотрел на этот огонь, – все сбежались радостно погреться. Гоняются повсюду, чтобы ни одна купюра не попала часом в костёр. Деньги, деньги… Ты-то не был готов к такому повороту в игре. И профессию выбрал, угораздило же тебя, историка. Какая цена у твоих принципов? Можно судить по тому, как раскупаются твои работы. Как не раскупаются. Вот если бы ты вовремя создал теорию, обосновывающую историческую закономерность наступления современной эпохи, да ещё бы живописал зияющие горизонты впереди… Или, на худой конец, разгадал несколько сенсационных исторических загадок, ну, например, что Хаммурапи, Рамзес II, Александр Македонский, Чингисхан, Наполеон и Ленин – это один и тот же человек. Или отменил современное летоисчисление, доказав его ошибочность и что сейчас продолжается ещё средний палеолит. Или доказал происхождение человечества от инопланетян, попавших на Землю случайно, заблудившись по пьяни… По пьяни точно, посмотри вокруг. Приятель-двоечник окончил ПТУ каким-то чудом (предки с летающей тарелки пособили?), но оказался пронырливым игроком, поставил на удачную карту и угадал! Стал советником мэра по экономике. Процветает. Пока. Пока не вернулся с Мальдив. Игра без риска не бывает. Здесь его ждут терпеливо верные служители закона. Служители… Но когда ещё он вернётся – сейчас-то млеет под жарким южно-азиатским солнцем на берегу Индийского, кажется, океана. Его приятелю повезло меньше – проиграл крупно, не он греется, а его греет телогрейка где-то в Сибири. Не на ту карту поставил. Не на ту голову. Не в ту лапу сунул. Всё расхватали, всё поделили, всё разобрали. Тебе опять ничего не досталось, как и при коммунизме. Кому ничего не досталось – все должности тоже расхватали, – чаще стали коммунизм вспоминать, надеясь, что на переходе-переправе успеют что-нибудь отхватить. А потом можно назад. Какие у нас козыри? Честность, совесть, бедность – вечные бесценные ценности. Но что это? Опять просчитались! Вчерашние капиталисты вытащили из потаённых мест (многие из швейцарских банков) свои партбилеты и размахают ими на митингах: мы не предавали партию, мы были всегда в душе коммунистами. И в церкви вдруг разом перестали ходить под прицелом телевизионных камер. Опоили, обкурили опиумом. А собственность приватизировали, чтобы сохранить для партии и народа, которые едины. Два в одном. Ты пришёл в магазин, заплатил денежки, а продавец тебе: угадай песню, тогда сможешь сделать покупку. Из семи песен угадал одну: «Шумел камыш…» Получаешь право купить поллитровку. Купил билет на автобус. Кондуктор объявляет: едут только те, у кого номер билета оканчивается на чётное число. В деревню родную сразу не попасть. На окраине мужик с вилами: «Угадай слово из шести букв!» Не угадал. «Дай хоть закурить, мужик». «Угадай название моих сигарет». К тёте Фёкле в крайнем доме обратился: продай стакан самогонки, больше непонятно, что делать. Та задорно в ответ: «Выбери правильный вариант ответа на вопрос: Колумб – это: а) мореплаватель, б) мой поросёнок, в) так называют мою самогонку, потому что с неё долго берегов не найдёшь». Тётя Фёкла хитрая, у неё все ответы верные – попробуй угадай! Ну хоть глоток воды. У колодца дядя Степан с топором: «Сначала денежку, потом вопрос: какова формула воды?» О, хоть это ты знаешь наверняка… В твоём Тридевятом царстве жёсткие правила игры: думаешь, что выбираешь ты, а выбор уже сделан за тебя. Без тебя. Но есть же утешительный приз. Можешь выиграть. Просыпаешься утром – угадай, не открывая глаз, какая погода на улице: снег, дождь, ветер, солнце? Угадал? Повезло же тебе – снег в мае, смешались снежинки с черёмуховыми цветами. Потом налетел ветер и пошёл дождь. А после него выглянуло ослепительное солнце. Ты выиграл. Джек-пот. Сразу и снег, и дождь, и ветер, и солнце. Ладно, раз настали такие времена, надо приспосабливаться к ним, принимаю предложение Антона. Антон – голова. Не случайно его в школе прозвали Профессором и Карлом Линнеем. Мы создадим такое, что все ахнут. Мы разложим пасьянс, в котором совместим мозг Антона и мои фантазии. Охота К инкрустированному сияющими бриллиантами и радужными перламутровыми бусинами столику из красного дерева, за которым сидели Антон с Виктором, подошёл распорядитель: – До рассвета остался один час… – Пора на охоту! – Антон хлопнул Виктора по плечу. Охрана расчистила для них проход в толпе танцующих. Вышли на улицу. – Нет-нет, – Щеглов подхватил под локоть Виктора, направившегося было к тёмно-синему мерседесу. – Поедем на порше. Новейшая версия Panamera Turbo S, на нём можно выжать триста кэмэ в час. Турбовой двигатель V8, пятьсот пятьдесят лошадиных сил. За четыре неполных секунды разгоняется до ста километров. Выбирай! На капоте серебристого автомобиля были разложены образцы стрелкового оружия: винтовки, карабины, автоматы, пистолеты. – Зачем? – удивился Виктор. – Быстро в машину! – крикнул Антон. – У нас нет времени! Виктор схватил автомат с укороченным прикладом неизвестной ему модели и вскочил в уже трогавшуюся машину. – Одобряю! – крикнул Антон, увидев автомат в руках Виктора. – Надёжная игрушка, вариант для десантников. «Вихрь», лёгкий, девятьсот выстрелов в минуту. Прицельная дальность – двести метров. А я привык к этому, – он взмахнул над головой автоматом. – АК-74М, грязи не боится, на «ласточкином хвосте» установлен ночной прицел. Приклад легко убирается влево. Дальность – до трёхсот метров. Заменяет сразу четыре предыдущих модели Калашникова. Автомобиль на полной скорости свернул на Большой Москворецкий мост и помчался по Большой Ордынке. С Софийской набережной за ними рванул вдогонку полицейский патруль, отчаянно засигналил, требуя остановиться. – Прибавь газу! – крикнул Антон водителю. По ним начали стрелять. Одна из пуль срезала подставку для бокового зеркала, и оно полетело под колёса встречной машины. Антон высунул из окна автомат и дал короткую очередь по преследовавшей их машине. Неожиданно их начал обходить японский ниссан серебристого цвета. Из заднего окна его высунулось дуло ручного пулемёта. – Пригнись! – рявкнул Антон и прижал своим телом Виктора к сиденью. И вовремя – пулемётная очередь вдребезги разнесла заднее стекло машины. Ниссан стал уходить. – За ними! – приказал водителю Антон. – Прикрой, друг! – бросил он через плечо Виктору и высунул в окно свой автомат. – Стреляй по колёсам! Но автомат Виктора молчал. – Чёрт, тебе подсунули макет! – оглянулся на него Антон. – Бросай. Возьми мой револьвер Стечкина с лазерным целеуказателем, там пять патронов, и целься с двух рук по колесу, а то они сейчас сообразят, что к чему! Виктор сделал подряд пять выстрелов. Одна из пуль угодила в заднее стекло, но ниссан начал отрываться, потом вдруг резко затормозил и мгновенно оказался в хвосте порше. Из заднего окна по ним начали палить сразу из двух автоматов. – Гранату! – крикнул Антон. – Там, в углу! Виктор не понимал, что происходит. Машинально нащупал на сиденье две лимонки и быстро передал одну Антону. Тот метнул её под колеса ниссана. Вспышка, взрывной волной машину вынесло на тротуар, и она, перевернувшись в воздухе, врезалась боком в киоск «Цветы», разнося его на куски. – Перекур, – Антон откинулся расслабленно на спинку сиденья. – Давай по глотку мартини. Он хлебнул из бутылки нервно, протянул Виктору. – Менты! – крикнул водитель. Антон Щеглов не глядя метнул в окно вторую гранату. Виктор оглянулся и увидел, как полицейская машина влетела в дерево, стоявшее на краю тротуара. – Оцепление перед Садовым кольцом! – Разворачивайся! – скомандовал Антон. Но поток машин был такой, что развернуться они не смогли. – Сворачивай во двор! Там скроемся. Стволы тряпкой протри и бросай за борт! – Вертолёт завис над Ордынкой. Нас взяли в кольцо! В глазах Антона горел злорадный огонёк: – Рано радуются, мы ещё повоюем! Дай-ка мне снайперку Драгунова, на заднем сиденье. Сейчас достанем эту вертушку! А ты бери «Витязь» с лазерным целеуказателем, из него можно броню пробить. Но вертолёт упрямо снижался, маневрируя и уходя от выстрелов. – Сворачивай направо, там есть проезд через внутренний двор! Однако двор, в который влетела машина, оказался тупиковым. Они стали разворачиваться, когда заметили, что с улицы навстречу им выруливала полицейская машина. С низко опустившегося вертолёта по ним дали предупредительную автоматную очередь. – Всё, обложили как волков, теперь не вырваться. Сдаёмся, – сник Антон. Он жадно начал глотать из бутылки мартини. Во двор въехала вторая машина. Из неё выскочили люди в чёрных масках и бронниках и окружили мерседес. Двое из них подскочили к Виктору с Антоном, сбив с ног, уложили на асфальт, закрутили руки за спину. Щёлкнули на запястьях наручники. – Ну что, ребята, нагулялись? – нервно усмехнулся старший офицер. – Вы влипли реально! Краем глаза Виктор увидел на небе таявшие последние звёзды. «Зачем я в это ввязался? Как хорошо и спокойно было в Подберёзкине!.. С Антоном Щегловым что-то случилось – по Москве мечется, как по джунглям. Что их теперь ждёт?» Но Антон присутствия духа не терял: – Ничего, прорвёмся. Я не из таких передряг выбирался… В закрытой машине с решётчатыми окнами их доставили в следственный изолятор. Через полчаса их ввели в просторную комнату, напоминавшую судебный зал. За столом, накрытым красной материей, сидели трое в форме. Тот, что сидел в центре и был одет в синий мундир, произнёс грозно: – Внесудебная чрезвычайная тройка рассмотрела ваше дело. Вы обвиняетесь в государственной измене, терроризме, шпионаже и в правотроцкистском уклоне. Согласно статье пятьдесят восьмой части десятой пункта первого Уголовного кодекса высокая тройка приговаривает вас к десяти годам лагерей без права переписки. У Виктора подкосились ноги, а Антон выкрикнул: – Что вы нам шьёте? Какая пятьдесят восьмая – её давно отменили! – Но не для таких, как вы, – ответил главный судья. – Вы хоть знаете, что вас ждёт, оппортунисты? – Мы вне всякой политики! – Все осуждённые так говорят. Рассмотрение дела закончено. Доставьте их в тюремную камеру! – приказал судья двум охранникам с автоматами.