Донни курил. Не знаю у кого он брал сиги, а Глен пиво, может, у одного и того же человека, но у Донни в заначке под половицей всегда лежала пачка Мальборо. Обычно он курил на улице у входа на кухню, но однажды он вытащил сиги когда мы сидели в старом Бьюике Эстейт и притворялись что едем в Вегас играть на рулетке и бросать кости. Ронни сказала не смей тут курить дурачина здесь везде сухая трава и разлитое масло. Донни сказал у тебя ПМС или как, а Глен обернулся, пригрозил ему кулаком и велел взять свои слова обратно, если он не хочет поужинать своими передними зубами. Потом в Фаллудже я видел как сержант Уэст пальнул из гранатомета по убежищу повстанцев в той части города, которую мы называли Кусок Пиццы, и оно взлетело на воздух, потому что внутри хранились боеприпасы. Мы этого не знали и запросто могли подорваться, чудом выжили. Тогда я вспомнил как Донни тоже иногда курил в сарае, где Спеки хранили краску. Наверное это было куда опаснее чем курить на Демо Дерби. Донни взял свои слова обратно, но Ронни со всей дури ударила Глена кулаком по плечу и сказала: Нехер за меня впрягаться Даттон. Когда Ронни называла тебя по фамилии это означало что она злится. Она повернулась к нам и сказала: Я и без ПМС боюсь огня Уигмор, потому что у меня есть вот что. Она протянула нам руку и показала блестящий шрам от ожога. Мы и раньше его видели. Он покрывал всю ее руку почти до самого плеча. Ее родители сгорели в пожаре, понимаете? Ронни успела выпрыгнуть в окно со второго этажа, и ей поджарило только руку, ногу и волосы. Так она оказалась в Доме Вековечной Краски. Ее родная тетя отказалась взять ее к себе. Однажды она приехала к Ронни в больницу и сказала мол я уже вырастила двоих спиногрызов и мне хватило. Ронни сказала что понимает. Короче я знаю что бывает от огня, сказала она. Если забудусь, хватает одного взгляда на руку — мигом все вспоминаю! Донни извинился и я тоже сказал что сожалею, хотя ничего обидного я ей не говорил, просто мне было жаль что она обгорела, но еще я радовался, что лицо у Ронни осталось невредимым, очень уж оно красивое. Вобщем мы помирились и опять были друзья, хотя с Донни я никогда не дружил так как с Гленом и Ронни. 4 — Хорошо было на «Демо Дерби», — говорит Билли. Он снова смотрит в окно на здание суда. На смену августу пришел сентябрь, но знойный воздух по-прежнему мерцает, волнами поднимается над асфальтом. Точно так же воздух мерцал над большим мусоросжигателем на заднем дворе Дома Вековечной Краски. Спеков на самом деле звали Степенеками, Ронни Гивенс была Робин Макгуайр, Глен Даттон — Гэдсден Дрейк. Гэдсден — в честь «покупки Гэдсдена», видимо. Еще на службе он прочел книжку «Рабство, скандал и железные дороги» о том, как США выкупили у Мексики кусок бесплодных земель. Билли читал ее в Фаллудже, между операциями «Бдительная решимость» в апреле 2004-го и «Ярость призрака» в ноябре. Гэд говорил, что перед смертью от рака легких мать рассказала ему про давно сбежавшего отца: тот был учителем истории. Это все объясняло. Может, я не единственный Гэдсден на белом свете, говорил он на «Демо Дерби», когда они в очередной раз делали вид, что куда-то едут, но больше дюжины нас точно не наберется. Тех, у кого это имя, а не фамилия. Имена друзей Билли поменял, но «Демо Дерби» так и осталось «Демо Дерби». И им действительно было хорошо — пока Гэд не ушел в армию, а Робин не сбежала… как там она говорила? — По белу свету в сапогах-скороходах — счастья искать, — вслух произносит Билли. Да, точно. Только сапоги у нее были не скороходы, а обычные, из потертой замши с растянутыми эластичными вставками по бокам. Я любил ее среди гор автомусора, думает Билли и возвращается к ноутбуку: написать еще абзац-другой и на сегодня закончить. Глава 8 1 На выходных по случаю Дня труда происходит сразу два плохих случая. Один — глупый и настораживающий, второй проливает свет на весьма неприятные особенности его личности, которых Билли надеялся никогда за собой не заметить. Вместе эти случаи позволяют ему осознать, что чем раньше он выберется из Ред-Блаффа, тем лучше. Нельзя было брать заказ с таким долгим сроком исполнения, приходит ему в голову после выходных. Но откуда он мог знать? Знать что? Что Акерманы и прочие жители Эвергрин-стрит так к нему привяжутся, это во-первых. А во-вторых — что он так привяжется к ним. В субботу в городе проходит парад. Билли и Акерманы едут туда вместе, в фургоне, который Джамал одолжил в «Супершинах». Шанис берет за руку маму и Билли, и они бредут сквозь толпу, а потом находят себе местечко на углу Холланд- и Мейн-стрит. Когда парад начинается, Джамал сажает на плечи дочь, а Билли — Дерека. Парню там явно удобно. На параде ничего плохого не происходит. Да, мальчик скоро узнает, что сидел на плечах убийцы, но Билли вроде бы может мириться с этой мыслью… Наверное. Глупый и настораживающий случай происходит в воскресенье. Билли допускает оплошность. Неподалеку от Мидвуда — пригорода Ред-Блаффа — находится небольшой городок Коди, почти деревня. В последние две недели лета там обычно разбивают временную ярмарку с ветхими палатками и дешевыми забавами, чтобы в последний раз перед началом учебного года срубить с местных жителей деньжат. Поскольку у Джамала до сих пор есть фургон и погода стоит хорошая, дети упрашивают родителей свозить их на ярмарку. Пол и Дениз Рагланды едут с ними. И вот все семеро уже шагают по центральной аллее ярмарки, жуя колбаски и попивая шипучку. Дерек и Шанис катаются на аттракционах «Бешеные чашки» и «Веселый паровозик». Мистер и миссис Рагланд уходят играть в бинго. Кори Акерман мечет дротики в шарики с водой и выигрывает ободок с блестками и надписью «ЛУЧШАЯ МАМА НА СВЕТЕ». Шанис говорит, что ей очень идет и теперь она вылитая принцесса. Джамал пытается сбить несколько деревянных кеглей в виде молочных бутылок, но у него ничего не выходит. Зато на аттракционе «Испытай свою силу» он загоняет грузик на самый верх, и тот ударяет в колокол. Кори громко хлопает и кричит: «Мой герой!» За этот подвиг Джамал получает картонный цилиндр, украшенный бумажным цветком. Когда он водружает его себе на голову, Дерек хохочет так, что чуть не писает в штаны — ему приходится скрестить ноги, а потом убежать в направлении ближайшего туалета. Дети катаются еще на паре каруселей, но на «Веселую гусеницу» Дерек идти отказывается — мол, она для малышей. Тогда в вагончик к Шан подсаживается Билли. Им так тесно, что после катания Джамалу приходится выдергивать его из вагона, как пробку из бутылки. Все опять хохочут. Потом они идут искать Рагландов и обнаруживают тир «Малый не промах». Полдюжины стрелков возятся с пневматическими ружьями и стреляют по едущим мишеням. Мишени расположены в пять рядов, которые движутся в противоположных направлениях. Время от времени тут и там появляются жестяные кролики. Шанис замечает на самом верху главный приз — огромного розового фламинго. — Хочу его себе в комнату. У меня есть карманные деньги! Можно? Папа объясняет ей, что эта игрушка не продается, ее надо выиграть. — Тогда выиграй мне фламинго, папа! — заявляет Шанис. На сотруднике тира — полосатая рубашка, лихо заломленная на затылке соломенная шляпа-канотье и бутафорские завитые усы, как у музыканта парикмахерского квартета[21]. Услышав просьбу Шанис, он машет рукой Джамалу: — Давайте, мистер, осчастливьте дочурку! Выбейте трех кроликов или четырех птах в верхнем ряду — и она уедет домой с нашим Фредди! Джамал смеется и вручает ему деньги. За пять баксов можно сделать двенадцать выстрелов. — Приготовься к разочарованию, малыш, — говорит он. — В лучшем случае подстрелю тебе какую-нибудь мелочь. Судя по тому, как Джамал вскидывает винтовку, ему крупно повезет, если он получит хотя бы плюшевую черепашку (это утешительный приз за два попадания). — Целься в птичек, — говорит Билли. — Да, кролики крупнее, но по ним стрелять придется навскидку. — Как скажешь, Дэйв. Джамал производит десять выстрелов по птицам в верхнем ряду и попадает ровно ноль раз. Опускает ствол, подстреливает двух еле ползущих лосей в нижнем ряду и получает утешительную черепашку. Шанис смотрит на нее без особого восторга, но «спасибо» все же говорит. — А вы, старина? — спрашивает певец парикмахерского квартета у Билли. Остальные стрелки к тому времени уже разошлись. — Не хотите попробовать? Пять баксов за двенадцать выстрелов. Всего четыре птахи наверху — и ваша симпатичная юная подружка станет счастливой обладательницей фламинго Фрэнки. — Он вроде был Фредди. Сотрудник тира с улыбкой сдвигает канотье на другой бок. — Фрэнки, Фредди или Фелиция — лишь бы девчушка была рада! Шанис с надеждой смотрит на Билли, но молчит. Уговаривать принимается Дерек, и он явно знает в этом толк. — Мистер Рагланд сказал, все эти игры — сплошное надувательство и главный приз выиграть невозможно. — Что ж, проверим, — говорит Билли, кладя на стойку пять долларов. Мистер Парикмахерский Квартет заряжает пульками пневматическую винтовку и вручает ее Билли. За стойкой тира собралось несколько мужчин и две женщины. Билли проходит дальше, якобы освобождая им место, но на самом деле он заметил любопытную штуку: жестяные птички — как и мишени в остальных четырех рядах — немного притормаживают перед тем, как скрыться из вида. Наверное, кто-то поленился смазать цепи. Недоработка. Что ж, теперь хозяин тира за это заплатит. — Будешь целиться в птичек, Дэйв? — спрашивает Дерек. Все уже давно перестали называть его мистером Локриджем. — Как папе советовал? — Именно так, — отвечает Билли. Он делает вдох, затем выдох, снова вдох и снова выдох, а на третий раз задерживает дыхание. На мушку даже не смотрит, та наверняка сбита. Просто вскидывает винтовку и производит пять выстрелов подряд — бах-бах-бах-бах-бах. Первая пулька уходит мимо, остальные выбивают четырех жестяных птичек. Это глупо, ему надо остановиться, но он не может устоять перед соблазном и напоследок укладывает появившегося на поле жестяного кролика. Акерманы хлопают. Остальные стрелки тоже. И — надо отдать ему должное — мистер Парикмахерский Квартет тоже аплодирует, а потом стаскивает со стены розового фламинго и вручает Шанис. Та со смехом обнимает птицу. — Ого, Дэйв! — с сияющими глазами восклицает Дерек. — Да ты крут! Ну вот, теперь Джамал поинтересуется, где я научился так стрелять, думает Билли. А потом спрашивает сам себя: как понять, что ты идиот? Очень просто. Если все смотрят на тебя вот такими глазами, ты идиот. Сакраментальный вопрос задает Кори по дороге к шатру бинго. Билли отвечает, что стрелять его научили на военной кафедре. Оказалось, у него врожденная меткость. Рассказывать Кори, что за девять дней операции «Ярость призрака» в Эль-Фаллудже он, укрываясь на крышах домов, выбил по меньшей мере двадцать пять моджахедов, — пожалуй, не лучшая идея. Да что ты говоришь? Во внутреннем голосе Билли слышится непривычный сарказм. Ни вслух, ни про себя он так обычно не разговаривает. Второй неприятный случай происходит в понедельник утром, то есть в День труда. Поскольку Билли фрилансер и графика у него нет, он может уходить с работы когда вздумается — и наоборот, вкалывать даже по праздникам. «Башня Джерарда» почти полностью опустела. Входная дверь не заперта (какие все-таки доверчивые люди живут на крайнем юге!), и за стойкой охраны никого нет. Когда лифт проезжает второй этаж, оттуда не доносятся крики подзадоривающих друг друга сотрудников КАЛа, телефоны не звонят. Видимо, должники тоже получили выходной — вот и славно. Билли пишет два часа подряд. Он уже почти подобрался к событиям в Эль-Фаллудже и гадает, как лучше поступить: написать мало, написать много или вообще ничего. Закрыв ноутбук, он решает заглянуть в свой дом на Пирсон-стрит и напомнить о своем существовании Беверли Дженсен и ее мужу, который сегодня наверняка отдыхает. Билли едет туда на своей арендованной машине, предварительно надев парик, усы и бутафорский беременный живот. Дон стрижет лужайку. Беверли в неудачных лаймово-зеленых шортах сидит на крыльце. Все трое принимаются болтать о невыносимо жарком лете, которое наконец-то на исходе, и о предстоящей поездке Далтона Смита в Хантсвилл, Алабама, где он будет устанавливать суперсовременную компьютерную систему в штаб-квартире страховой компании «Эквити иншурэнс». Это не должно занять много времени. Потом Далтон надеется немного побыть дома. — Да уж, приходится вам покататься, — замечает Дон. Билли соглашается и справляется о самочувствии матери Беверли, которая живет в Миссури и давно больна. Беверли со вздохом отвечает, что здоровье у нее по-прежнему не очень. Билли выражает надежду на ее скорейшее выздоровление, и Беверли говорит, что тоже надеется на лучшее. В это время Билли косится на Дона: тот едва заметно качает головой. Хороший знак. Он не пытается лишить жену надежды, и это хорошо. А еще он наверняка не говорит, что зеленые шорты ужасно ее полнят. Потом Далтон уходит в свой прохладный подвальчик. У Дэвида Локриджа есть книга, а у Далтона Смита — компьютеры. Пусть работа Смита не очень-то важна, еще неизвестно, как все повернется, поэтому он прилежно ее выполняет (хотя по сравнению с историей Бенджи Компсона она кажется скучной и механической). Закончив, он удовлетворенно окидывает взглядом три экрана. «РОДИЛИСЬ В РУБАШКЕ: 10 ЗНАМЕНИТОСТЕЙ, КОТОРЫЕ ЧУДОМ ИЗБЕЖАЛИ СМЕРТИ», «ЭТИ 7 ПРОДУКТОВ СПАСУТ ВАМ ЖИЗНЬ», «1 °CАМЫХ УМНЫХ ПОРОД СОБАК». Отличный кликбейт. Билли постит тексты на facebook.com/ads. Он мог бы зарабатывать этим на хлеб, но кому хочется этим зарабатывать? Билли выключает ноутбуки, немного читает (недавно подсел на Иэна Макьюэна), потом заглядывает в холодильник. Сливки еще живы, а вот молоко прокисло. Пожалуй, пора сходить в местный «Зоунис гоу-март» и купить новое. Дон и Беверли все еще сидят на крыльце и распивают одну банку пива на двоих. Билли спрашивает, не купить ли им чего-нибудь. Беверли просит захватить ей попкорн «Поп-сикрет», если он будет. — Думаем сегодня посмотреть что-нибудь на «Нетфликсе». Если хотите — присоединяйтесь. И ведь он чуть не согласился! Кошмар. Вовремя одумавшись, Билли отказывается, сославшись на ранний подъем — ему с утра ехать в Алабаму. Он идет пешком в убогий торговый центр. Синего внедорожника Мертона Рихтера с царапиной на боку нигде не видно, контора закрыта. Как и солярий «Зага-рай», маникюрный салон «Ноготки» и тату-студия «Веселый Роджер». За «Ноготками» находится заброшенная прачечная самообслуживания и долларовый магазинчик с табличкой на двери «ПРИХОДИТЕ В НАШ НОВЫЙ МАГАЗИН НА ПАЙН-ПЛАЗЕ». «Зоунис» вот-вот загнется, это точно. Билли достает из холодильника молоко. «Поп-сикрета» здесь нет, но есть попкорн другой марки — «Акт II», — и он берет его. За кассой сидит женщина средних лет с волосами, крашенными хной, и вид у нее крайне угрюмый — похоже, удача отвернулась от нее лет двадцать назад. Она спрашивает, нужен ли Билли пакет, и он говорит: «Нет, спасибо». Пакеты в «Зоунис» до сих пор полиэтиленовые, а это вредно для окружающей среды. На обратном пути он проходит мимо двух парней, стоящих у прачечной. Один чернокожий, второй белый. Оба в худи с карманами-кенгуру на животе. Карманы чем-то набиты и оттопыриваются. Парни стоят, сгорбившись, и тихо переговариваются, искоса поглядывая на Билли. Он идет мимо, не сбавляя шага и не глядя на них прямо, но прекрасно видя все краем глаза. Они теряют к нему интерес и продолжают что-то обсуждать. С тем же успехом могли бы повесить себе на шеи таблички «МЫ ХОТИМ ОТМЕТИТЬ ДЕНЬ ТРУДА, ОГРАБИВ МЕСТНЫЙ “ЗОУНИС”». Билли выходит из занюханного торгового центра на улицу, спиной чувствуя на себе их взгляды. Никакой телепатии — если не считать телепатией обыкновенное чутье человека, который пережил войну, потеряв половину большого пальца на ноге и получив два «Пурпурных сердца» (впрочем, давно уже выброшенных). Он думает о женщине, которая пробивала ему продукты, — замученной мамаше, судя по виду. Пожалуй, в этот праздничный день удача снова от нее отвернется. Билли даже в голову не приходит вернуться и спугнуть грабителей. Судя по их нервным мордам, это неплохой способ схлопотать пулю в живот. Можно бы позвонить 911… Но телефонов-автоматов в округе нет, а с собой Билли взял только телефон Далтона Смита. Палить его звонком в полицию не хочется. Спалишь телефон — сгорит дотла и вся личина, потому как из чего она сделана? Верно, из бумаги. Он возвращается домой и говорит Беверли, что «Поп-сикрета» не было. «Акт II» тоже пойдет, отвечает она. Даже в лучшие времена машины по Пирсон-стрит практически не ездят, а уж в праздники здесь и вовсе нет трафика. Билли то и дело прислушивается: не грянут ли выстрелы. Выстрелов не слышно. Впрочем, это ничего не значит.