Обширная литература показывает, что для каждого из этих генов, взятых по отдельности, результаты ненадежны и в большинстве случаев срабатывают в направлении, противоположном классическому представлению «низкий серотонин = агрессия». Ух! Исследования генов ТГ и серотониновых рецепторов являются примером путаницы и непостоянства{432}. А ситуация с 5HTT – геном транспортера серотонина – совсем другая: там направленность реакций неизменно противоположна ожидаемой. Есть два варианта гена серотонинового транспортера, один из которых производит меньшее количество белка-транспортера, что означает более медленное удаление серотонина из синапса[237]. Ожидания вновь не оправдались: тот вариант, который приводит к большему количеству серотонина в синапсе, ассоциируется с большей импульсивной агрессией, а не с меньшей. Следовательно, из этих данных выводится закономерность «больше серотонина = агрессия» (понятно, что это упрощенно-укороченная формулировка). И самые четкие и контринтуитивные результаты касаются МАО-А. Они стали широко известны благодаря мощной статье, опубликованной в Science в 1993 г.{433} В ней изложены материалы исследования одной голландской семьи с мутацией в МАО-А, вообще отключающей этот белок. Следовательно, серотонин не разлагается, а накапливается в синапсах. И в противовес ожидаемой реакции эта семья представляла собой компанию буянов и антисоциальных личностей. Чтобы смоделировать ситуацию в голландской семье, были использованы линии мышей с выключенным геном МАО-А. И с мышами получили то же самое: увеличенный уровень серотонина в синапсах и сверхагрессивных животных с усиленной реакцией страха{434}. Этот результат, очевидно, связан с мутацией МАО-А и вызванным ею полным отсутствием соответствующего белка. И следующие исследования сконцентрировались на низкоактивных вариантах гена МАО-А, которые приводят к повышению серотонина[238]{435}. У людей с этим вариантом гена уровень агрессии обычно повышен, у них в тесте с рассматриванием устрашающих лиц больше активируется миндалина и зона островка и меньше – префронтальная кора. А это предполагает сценарий, при котором начавшуюся реакцию страха лобная кора контролирует лишь в ограниченном режиме; в итоге данная реакция становится бурной и агрессивной. В сопутствующих исследованиях у таких людей показана пониженная активация лобной коры во время выполнения задач на внимание, а в ответ на социальное неодобрение регистрируется усиленная активация передней поясной извилины. Таким образом, по результатам исследований, в которых измерялось количество продуктов распада серотонина в крови или уровень серотонина менялся с помощью препаратов, выводится такое правило: низкий серотонин = агрессия{436}. А по результатам генетических исследований, в особенности относящихся к МАО-А, выводится другое правило: высокий серотонин = агрессия. И как это противоречие объяснить? Вероятно, в первую очередь следует учесть, что действие препаратов длится от нескольких часов до дней, а генетическое влияние продолжается всю жизнь. Еще возможны такие объяснения: а) Низкоактивные варианты МАО-А вовсе не приводят к накоплению серотонина в синапсах, потому что там работают белки 5HTT, с высокой интенсивностью изымая его из оборота и таким образом компенсируя и даже сверхкомпенсируя избыток серотонина. Причем для данной версии имеются кое-какие доказательства, что только усложняет жизнь исследователя. б) При хронически увеличенном уровне серотонина в синапсах постсинаптические нейроны адаптируются и компенсируют и даже сверхкомпенсируют избыток серотонина за счет снижения числа серотониновых рецепторов, снижая вследствие этого чувствительность к серотонину. И в пользу данной версии ответа тоже находятся некоторые аргументы. в) Различия в генах, регулирующие серотониновые сигнальные пути, в отличие от коротких эффектов разных препаратов, приводят к далеко идущим последствиям; к ним относятся структурные изменения в развивающемся мозге. На это имеются свои доказательства. Они, например, свидетельствуют о том, что если у взрослого грызуна заглушить препаратами на какое-то время активность МАО-А, то импульсивная агрессивность снизится, а если то же самое проделать с эмбрионами грызунов, то у выросших животных будет повышенный уровень агрессии. Как же все сложно! Почему бы не пройти мимо всех этих мучительных объяснений и вывертов? Потому что тогда мы минуем компанию нейрогенетиков, весьма заинтересовавших и публику, и массмедиа сообщением о низкоактивном варианте МАО-А, получившем как от науки, так и от журналистов громкое имя «ген воина»[239]{437}. А еще больше усугубляет ситуацию то, что МАО-А расположен на Х-хромосоме, поэтому его эффект четче проявляется у мужчин, чем у женщин. И вот что поразительно – в двух случаях для убийц были уменьшены сроки тюремного заключения, потому что, как было сказано в суде, носители «гена воина» неизбежно подвержены неконтролируемой агрессии. О боже-боже! Нейрогенетики-первооткрыватели застыли от ужаса, увидев, что этот ни на чем не основанный генетический детерминизм просочился в залы суда. Ведь на самом деле эффект «гена воина» крошечный. И действие МАО-А неспецифичное: он разлагает не только серотонин, но и норадреналин. А главное, что специфичности нет и в том, как разные его аллели влияют на поведение. Все знают, что основополагающая статья по МАО-А, запустившая волну публичного любопытства, констатировала агрессивное поведение (в одном авторитетном обзоре, где упоминалась голландская семья с той самой мутацией, сообщалось, что некоторые мужчины в этой семье отличались постоянной взрывной агрессией). Между тем нелишне напомнить, что члены этой семьи характеризовались и низким интеллектом, граничащим с умственной отсталостью. И более того, если некоторые носители низкоактивного варианта МАО-А были сущими исчадиями ада, то другие ограничивались антисоциальными акциями типа эксгибиционизма и поджогов. Поэтому вероятно, что в этой голландской семье проявления крайне реактивной агрессии действительно объясняются данным геном. Но и к эксгибиционизму он с той же уверенностью пристегивается. Другими словами, с равным правом этот «ген воина» можно назвать «геном расстегнутых штанов». Но главное, отказаться от бессмысленного генетического детерминизма нужно по вполне предсказуемой на сегодняшний день причине – влияние МАО-А подвержено сильным взаимодействиям ген/среда. И теперь, согласно логике изложения, мы переходим к исключительно важному исследованию (одному из моих самых любимых), опубликованному в 2002 г. Авшаломом Каспи с коллегами из Университета Дьюка{438}. Авторы опирались на внушительную выборку детей с их генетическими данными, проследив и условия их воспитания от рождения до 26 лет, и особенности их поведения уже когда они стали взрослыми. Будет ли влиять на их взрослое поведение тот или иной аллельный вариант МАО-А? (Поведение оценивали по комплексным стандартным психологическим тестам и наличию судимостей.) Нет, не будет этого влияния. Однако ведь тот или иной вариант гена сопряжен кое с чем не менее действенным. Если у человека есть низкоактивный вариант МАО-А, то вероятность агрессии утраивается, но только… у тех, кто пережил издевательства в детстве. А если в детском анамнезе такого не было, то и варианты МАО-А не привносили никакой определенности. И в этом сущность взаимовлияния ген/среда. В какой мере тот или иной вариант МАО-А предсказывает антисоциальное поведение? Это зависит от среды. Тоже мне «ген воина». В этом исследовании важна не только принципиальная демонстрация взаимовлияния генов и окружающих условий, но и конкретика: вот определенный аллель, вот детские травмы и вот как они срабатывают при совместном действии. В одном из внушительных обзоров на данную тему написано было по этому поводу так: «Если у мужчин с геном МАОА-L [так называется низкоактивный вариант, тот самый «ген воина»] были здоровые условия воспитания, то у них и повышенная боязливость, и низкий эмоциональный контроль, и долгая память о страшных событиях проявляются лишь в виде вариаций темперамента в пределах “нормы” (или доклиническом диапазоне). Однако те же самые личностные черты у людей, испытавших жестокое обращение в детстве, – для него характерны постоянная неуверенность в происходящем, подстерегающие всюду опасности, недостаточность моделей поведения в разных социальных обстоятельствах, отсутствие обязательного вознаграждения за просоциальные поступки – сигнализируют о предрасположенности к выраженной агрессии и спонтанному насилию у взрослых». В том же ключе интерпретируется связь низкоактивного транспортера серотонина с агрессивностью у взрослых… но опять только в том случае, если у человека было несчастное детство{439}. И это целиком подтверждает выводы предыдущей главы. С тех пор исследования взаимосвязи МАО-А и жестоких условий в детстве были не единожды повторены и даже проверены в отношении агрессивности у макак-резусов{440}. И также оказались найдены некоторые элементы срабатывания данного взаимовлияния: промотор МАО-А регулируется стрессом и глюкокортикоидами. Варианты МАО-А имеют и другие важные стороны взаимовлияния ген/среда. Например, в одном из исследований показано, что низкоактивный вариант МАО-А предсказывает вероятность правонарушений, но лишь при условии высокого уровня тестостерона (и это согласуется с тем, что у гена МАО-А имеется промоторный участок, чувствительный к андрогенам). В другой работе исследовали поведение носителей низкоактивного и высокоактивного МАО-А в экономических играх: если другие игроки использовали «низкоактивных» в своих целях, то те проявляли мстительную агрессию, а «высокоактивные» оказывались существенно менее агрессивными… но только если проигрыш был значителен. В случае мелкого проигрыша разница в поведении сглаживалась. Также еще в одном исследовании была показана бо́льшая агрессивность носителей низкоактивного варианта – но только в условиях отторжения обществом. Поэтому эффекты данного генетического варианта можно понять исключительно в контексте других, негенетических факторов индивидуальных обстоятельств – таких как трудное детство и провоцирующие действия во взрослой жизни{441}. Дофаминовая система Глава 2 познакомила нас с ролью дофамина при ожидании награды и целенаправленном поведении. Большое число исследований посвящено тому, чтобы понять, какие гены подключены к обслуживанию этой роли. И они в целом продемонстрировали, что аллели, ответственные за пониженную активность дофаминовых сигнальных каскадов (в результате чего получается меньше дофамина в синапсах, меньшее число дофаминовых рецепторов или более низкая их чувствительность), сопряжены с поиском острых ощущений, рискованным поведением, проблемами внимания, экстравертностью. Люди с такими качествами вынуждены искать более сильных ощущений, чтобы скомпенсировать низкий уровень дофамина в системе. Большинство исследований сосредоточено вокруг дофаминовых рецепторов, а точнее, одного из них. Имеется по меньшей мере пять различных типов таких рецепторов (они находятся в разных частях мозга и связываются с дофамином с разной силой и продолжительностью), и каждый из них кодируется своим геном{442}. Исследования нацелились в основном на рецептор D4 и его ген DRD4, который наиболее активен в нейронах коры и прилежащего ядра. И он исключительно изменчив, человеческий ген DRD4 имеет по меньшей мере десяток оттенков. Один из участков этого гена повторяется несколько раз, и число таких повторов варьирует. Бывает, в частности, форма гена с семью повторами (форма 7R), и рецептор, произведенный с формы 7R, сравнительно слабо реагирует на дофамин. Носители данного варианта рецептора сочетают сходный набор личностных качеств – стремление к поиску нового и сенсационного, экстравертность, снижение родительского понимания, порывистость, склонность к алкоголизму, случайным половым связям и финансовому риску, а также им неизменно присущ СДВГ. В отношении хороших и плохих поступков это палка о двух концах: человек с 7R способен вдруг стащить у старушки аппарат для диализа почки, а может отдать свой дом семье бездомных. Чувствуется близкое дыхание парочки ген/среда. Например, дети с 7R менее щедрые, чем большинство других. Но только если у них неустойчивые отношения с родителями. А если отношения с родителями нормальные, то такие дети становятся даже щедрее остальных. Следовательно, 7R имеет какое-то отношение к щедрости, но эффект контекстно зависимый. В другом исследовании ученики с вариантом 7R продемонстрировали пониженный интерес к организациям, защищающим общественные интересы, но ситуация менялась на прямо противоположную, когда перед тестами им создавали религиозный настрой[240]. И еще одно: носители 7R хуже справлялись с тестами на отложенное удовольствие, но лишь если они росли в стесненных условиях. Повторяем наше заклинание: «Нельзя спросить, что делает данный ген, а нужно спрашивать, что делает данный ген в конкретных условиях»{443}. В следующей главе будет рассказано о том, что в разных популяциях частота аллеля 7R варьирует очень резко. А это весьма любопытно и может многое рассказать об истории человеческих миграций, равно как и о разнице между культурами индивидуализма и коллективизма{444}. Теперь перейдем к другим частям дофаминовой системы. Как упоминалось в главе 2, после того как дофамин связался с рецепторами в синапсе, он должен быть оттуда удален{445}. Для этого существует несколько способов, и один из них предусматривает расщепление дофамина с помощью фермента катехол-О-метилтрансферазы (СОМТ, англ. catechol-O-methyl transferase). Среди нескольких аллельных вариантов гена данного фермента один имеет повышенную активность. «Более активный» – читай «быстрее расщепляет дофамин» – читай «меньше дофамина в синапсе» – читай «ниже активация дофаминовых сигнальных каскадов». Так вот, среди носителей этого высокоэффективного варианта СОМТ чаще встречаются экстраверты, буяны, преступники и люди с расстройствами поведения. Да еще взаимовлияние ген/среда будто сыграно по нотам МАО-А: высокоэффективный СОМТ связан с проявлениями злобы, но только если в детской истории имелось сексуальное насилие. Что интересно, данный аллель, по-видимому, имеет отношение к «лобной» регуляции поведения и когнитивным функциям, особенно во время стресса. Помимо расщепления, дофамин убирается из синапса за счет обратного захвата и таким образом отправляется снова в пресинаптическое окончание аксона для повторного использования{446}. Это действие – обратный захват дофамина – выполняется дофаминовым транспортером (DAT, англ. dopamine active transporter). И опять же имеются различные варианты гена DAT; те люди, у которых в результате становится выше уровень дофамина в синапсах полосатого тела (т. е. транспортер работает хуже), более социально ориентированы, они быстрее и четче реагируют на радостные лица, их больше пугают злобные лица, а их родительские приемы более позитивные. При этом трудно сразу сообразить, как совмещаются данные по влиянию СОМТ и DRD4 с результатами по DAT (т. е. как сложить рискованное поведение с выбором радостных лиц). Занятные личности с описанными вариантами связанных с дофамином генов с большей вероятностью проявляют интересное поведение самого разного толка, от здорового до патологического. Но все же задумаемся: а) Все выявленные закономерности не очень надежны и, без сомнения, являются продуктами взаимовлияния ген/среда. б) И почему это в сфере влияния СОМТ оказываются поиски острых ощущений, а в сфере DAT – социум и радостные лица? Ведь оба варианта срабатывают как регуляторы дофаминовой системы. Здесь следует, вероятно, учитывать, что эффекты этих генов разные в разных участках мозга{447}. в) В совокупности работы по влиянию СОМТ выглядят сумбурно по той неудобной причине, что этот фермент, кроме дофамина, расщепляет еще и норадреналин. А значит, СОМТ участвует в совершенно разных нейронных процессах с разными нейромедиаторами. г) Различия в эффектах совсем невелики. Например, информация о том, какой у человека вариант гена DRD4, объясняет лишь 3–4 % изменчивости в склонности к поиску новизны. д) Последнее и самое важное, хотя наименее освещенное в литературе (по-видимому, из-за недостатка сведений). Скажем, каждое исследование ясно и недвусмысленно показывает, что DRD4 с высокой надежностью предсказывает у человека склонность к поиску новизны. Но почему у одних людей эта склонность проявляется в постоянном поиске новых лазеек в шахматной игре, а у других – в охоте к перемене мест, потому что и работа наемником в Конго быстро приедается. Никакими генами или букетами генов, какие нам на настоящий момент известны, этого не объяснишь. Нейропептиды окситоцин и вазопрессин Пришло время вернуться к главе 4. Окситоцин и вазопрессин обеспечивают просоциальное поведение, начиная с отношений между родителями и детьми и заканчивая моногамной привязанностью, которая включает и доверие, и эмпатию, и щедрость, и социальную мудрость. Вспомним важное: а) эти нейропептиды занимаются скорее социальными делами, чем просоциальными (т. е. активизируют сбор социально значимой информации, а не само просоциальное поведение); б) окситоцин и вазопрессин индуцируют просоциальное поведение у тех, кто и без того склонен действовать на благо общественным интересам (т. е. щедрых делают еще щедрее, но жадность не лечат); в) просоциальные порывы, вызванные этими нейропептидами, проявляются в пределах своих групп, а по отношению к чужакам люди ведут себя совершенно по-свински – становятся примитивно агрессивными ксенофобами. В главе 4 затрагивается генетика окситоцина и вазопрессина: показано, что у индивидов с генетическими вариантами, обеспечивающими повышенный уровень обоих гормонов или их рецепторов, в среднем более стабильные моногамные связи, они более заботливые родители, более склонны к сочувствию, у них более ясное представление о взглядах других людей, а также сильнее ответ в области мозга, отвечающей за распознавание лиц. И все эти эффекты, будучи весьма скромными по величине, прослеживаются с высокой надежностью. Тем не менее в списке аллелей гена рецептора окситоцина имеется такой, который ассоциирован с чрезвычайной агрессией в детском возрасте, бездушностью и низкой эмоциональностью, служащими предвестниками взрослой психопатии{448}. А другой вариант сопряжен с социальной отчужденностью у детей и неустойчивыми отношениями у взрослых. К сожалению, эти данные никак нельзя истолковать, потому что не известно, какой уровень окситоцина у носителей этих вариантов гена – низкий, высокий или нормальный. И понятно, что здесь тоже имеются значимые взаимовлияния ген/среда. Так, один специфический аллель гена окситоцинового рецептора определяет менее заботливых мамочек, но только в том случае, если у них было тяжелое детство. А другой вариант связан с агрессивностью – но только у тех, кто сильно пьет. Еще один вариант ассоциируется с отчаянным поиском эмоциональной поддержки в моменты стресса, однако это характерно для американцев (включая и первое поколение корейцев, выросших в Америке), но не для корейцев (запомним этот факт и узнаем больше в следующей главе). Гены, связанные со стероидными гормонами Начнем с тестостерона. Этот гормон не является белком (все стероидные гормоны белками не являются), а это значит, что нет и гена тестостерона. Однако имеются гены ферментов, необходимых для его синтеза и превращения его в эстроген, а также ген рецептора тестостерона (андрогенов). И бо́льшая часть исследований сосредоточилась вокруг именно этого последнего гена, кодирующего рецепторы. У него известны несколько аллелей, которые кодируют рецепторы с разной чувствительностью к тестостерону[241]. В нескольких исследованиях было показано, что в выборке преступников носители варианта, кодирующего более чувствительную форму рецептора, ассоциированы с тяжкими насильственными преступлениями{449}. Имеется связь и с половыми различиями в структуре коры: мальчики-подростки с более чувствительными рецепторами демонстрируют более бурную «маскулинизацию» коры. Выявляется взаимодействие между вариантом рецептора и уровнем тестостерона. У юношей в среднем высокий уровень тестостерона сам по себе не определяет агрессивных настроений или реактивности миндалины в ответ на пугающие лица, а у носителей данного варианта, наоборот, определяет. Любопытно, что данный аллель предсказывает агрессивность также и у собак акита. Что нам дают полученные закономерности? В главе 4 мы сосредоточились вокруг обсуждения, насколько небольшие, в пределах нормы, отклонения в уровне тестостерона влияют на индивидуальное поведение. И как теперь, с добавлением информации о чувствительности рецепторов, увеличится вероятность предсказаний того или иного поведения? Увеличится ненамного. А если, кроме уровня тестостерона и чувствительности рецепторов, учесть еще и количество рецепторов? Опять ненамного. Но все же это улучшает предсказательную точность. И та же картина с генетикой эстрогенового рецептора{450}. Так, у женщин с некоторыми аллелями этого рецептора ассоциирован повышенный риск тревожных состояний, а у мужчин – нет. У них зато, в отличие от женщин, регистрируется повышенный уровень антисоциальных поступков и расстройств поведения. Но при этом у самок мышей с внесенными генетическими трансформациями включение и выключение гена рецептора влияет на агрессию, но… это зависит от того, сколько у такой мышки было единоутробных братьев – снова взаимовлияние ген/среда. И еще раз подчеркнем, что сила генетического влияния невелика. И наконец, имеет смысл упомянуть работу, касающуюся глюкокортикоидов; она особенно показательна в отношении взаимовлияния ген/среда{451}. Есть один вариант гена рецептора глюкокортикоидов (а именно MR), который срабатывает по-особенному, если его носитель испытал жестокое обращение в детстве: в этом случае в угрожающей ситуации миндалина становится сверхреактивной. Кроме того, известен вариант белка FKBP5, который меняет активность рецептора глюкокортикоидов, но теперь уже другого типа (GR-тип). Этот вариант ассоциируется с агрессией, проявлениями враждебности, посттравматическими расстройствами и сверхреактивностью миндалины в угрожающих ситуациях. И опять же только в случаях, соотнесенных с детскими травмами. Вдохновленные подобными исследованиями, некоторые ученые предприняли изучение совместного влияния двух генов-кандидатов. Например, что будет, если имеются оба «опасных» варианта 5HTT и DRD4? Они усиленным образом (синергетически) увеличивают риск деструктивного поведения у детей; эта зависимость проявляется особенно явно в условиях плохих социоэкономических обстоятельств{452}. Ох! На протяжении всех этих страниц мы обсудили всего лишь два гена и одно условие среды. И даже в этой малости ясности еще нет: а) Как обычно, результаты не слишком надежные, варьируют от одного исследования к другому. б) Как обычно, эффект влияния генов совсем невелик. Даже если известно, какие варианты гена-кандидата (или целого набора генов-кандидатов) присутствуют у человека, это не слишком помогает прогнозировать его поведение. в) Но главное, что хотя мы уже знаем, как влияют 5HTT и DRD4, но есть же еще 19 998 генов и миллиард миллиардов их взаимовлияний со средой. И их тоже хорошо бы понять. Пришло время переключиться на вторую методологию оценки генетического эффекта – рассмотреть все эти 20 000 генов одновременно. Раскидываем сеть пошире, а не ищем, где светлее Весьма скромные результаты деятельности отдельных генов-кандидатов наводят на мысль об ограниченности данного подхода; можно сказать, что мы ищем там, где светлее. Помните анекдот? Человек ночью ползает под фонарем: «Что ты делаешь?» – «Да вот, ключ уронил, не могу найти». – «А где ты стоял, когда он упал?» – «Да там, около того дерева». – «А почему тогда здесь ищешь?» – «Ну здесь же светлее». Так и с генами-кандидатами: мы ищем там, где светлее, – изучаем только те гены, про которые уже что-то знаем, знаем, что они как-то связаны с поведением. Но вполне правомерно предположить, что среди остальных 20 000 найдутся интересные для нас гены, влияющие на поведение неизвестным для нас образом. И нужно отыскать их. Самым распространенным способом подобных исследований стал полногеномный поиск ассоциаций (GWAS, англ. genome-wide association studies){453}. Возьмем, к примеру, ген гемоглобина и посмотрим на 11-ю позицию в его нуклеотидной последовательности. У большинства людей в этом месте гена стоит один и тот же нуклеотид. Но есть своеобразные горячие точки, где нуклеотидные замены встречаются часто; у половины популяции в данной позиции один нуклеотид, а у второй половины – другой (причем из-за избыточности кода ДНК это не приводит к изменению аминокислотной последовательности). И подобных однонуклеотидных замен (однонуклеотидных полиморфизмов, ОНП) в геноме человека больше миллиона; они разбросаны по всему геному, встречаются и в белок-кодирующих участках, и в промоторах, и в загадочной «мусорной» ДНК. Можно набрать данных по ДНК у большой (побольше!) группы людей и посмотреть, найдутся ли связи между тем или иным признаком и ОНП. И если «причастный» к такой связи ОНП сидит в гене, то к этому гену следует присмотреться, он может участвовать в формировании признака[242]. Применяя методологию GWAS, вполне реально выявить кучу генов, которые ассоциированы с признаком. Некоторые, что обнадеживает, будут из уже известных генов-кандидатов. А другие – таинственно незнакомые. Поди узнай, что это за гены. А вот похожий подход: у нас есть две группы исследуемых, одна с мышечной дистрофией, вторая без. Возьмем биопсию мышц у каждого индивида и заодно посмотрим, какие из примерно 20 000 генов экспрессируются (считываются) в мышечных клетках. Такой подход – «микроматричный анализ», или «ДНК-чип» – позволяет выявить те гены, которые экспрессируются в случае миопатии и неактивны у здоровых людей или же наоборот, но не у здоровых и больных одновременно. Найдите их – и вот вам для исследования новый набор генов-кандидатов[243]. По итогам же этих поисковых экспедиций с ловчими сетями[244] становится понятно, почему у нас такой скептический настрой в отношении генетики поведения{454}. Вот, например, классический GWAS, в ходе которого велся поиск генов, связанных с ростом. Чудовищно трудоемкое исследование – оно предусматривало чтение геномов 183 727 людей. 183 727! Тут нужно нанять целую армию ученых просто для того, чтобы подписать пробирки с материалом. Соответственно, у статьи по этой работе, опубликованной в Nature, около 280 авторов. А результаты? Сотни генетических вариантов, как выяснилось, регулируют рост. Десяток из них, что уже было известно, связан с ростом скелета, но остальные представляют огромное белое пятно. Самый «влиятельный» аллель вносит в изменчивость роста 0,4 % – четыре десятых процента – и это наибольший индивидуальный вклад. В совокупности же сотни значимых для роста генов добавляют 10 % в общую изменчивость. Обратимся к другому исследованию, теперь уже касающемуся веса (индекса массы тела). И снова фантастический материал – изучено около четверти миллиона геномов, а авторов в этой статье даже больше, чем в работе по росту. В данном случае наибольший вклад индивидуального гена оценен в 0,3 % от изменчивости индекса массы. Ясно, что и рост, и вес являются высокополигенными признаками. То же самое можно сказать про менархе (возраст прихода первых месячных). И более того, некоторые гены наверняка упущены из анализа, т. к. современная методика GWAS «не замечает» редких вариантов генов. Так что вышеперечисленные признаки регулируются, вероятно, сотнями генов{455}. А как насчет поведения? В 2013 г. было проведено обширнейшее исследование по методологии GWAS, нацеленное на поиск генетических вариантов, связанных с успехами в образовании{456}. Естественно, была в работе сверхколоссальная выборка людей – 126 559 – и внушительное число исследователей – 180 человек. Наиболее высокий индивидуальный генетический вклад оценен в 0,02 % – две сотых одного процента от всей изменчивости по этому признаку. А все выявленные «интересные» варианты в сумме объясняли около 2 % общей изменчивости. В комментарии, сопровождающем данную работу, на этот счет имеется примечательной скромности высказывание: «Коротко говоря, успехи в образовании видятся исключительно полигенным признаком». Успехи в образовании – сколько лет школы или колледжа закончил человек – сравнительно легко оценить. Но речь в этой книге идет и о более тонких и трудных для оценки поведенческих признаках. В различных исследованиях делались попытки выявить их связь с генетикой, но результаты оказывались приблизительно теми же: в итоге получался список генов-участников со своими вкладами в общую изменчивость, а дальше можно было порассуждать, что эти гены делают (понятное дело, начиная с тех, у которых вклад в изменчивость наибольший). Очень, очень тяжеловесный подход, к тому же он еще не вышел из своего младенческого возраста. Да еще вспомним влияние редких вариантов изменчивости[245], упущенных GWAS, а это значит, что генов-участников на самом деле еще больше{457}.